Вечером воскресенья, 18 июля, солнце вышло из-за туч и развеяло мою робкую надежду на проливной дождь с уютным дополнением к нему в виде мягкого кресла и звуков dark ambient в наушниках. Солнце с некоторых пор повергает меня в муторное тревожное состояние - кажется, в последнее время мне хочется отгородиться от ясного светлого неба, и когда оно затянуто тучами, я чувствую над собой надежный кров. И всюду меня теперь преследует призрак угасания. Смотрит глазами встречных старух, мхом на фундаменте давно исчезнувшего неведомого здания в парке. Выглядывает из зеркала, рисует призрачной своей рукою на его поверхности то, чему еще суждено отразиться. Каждый лист каждого дерева, каждая травинка на земле - все они носят в себе семена увядания, и моим глазам нынче угодно видеть в их жизнерадостной зелени лишь то, как прячет в себе лето темные печальные очи осени...



В таком-то состоянии довелось мне позвонить отцу. Отцу моему 55 лет, и все эти годы он жил с матерью - моей бабушкой - в ее квартире и под ее опекой, ставшей, надо заметить, в последние годы довольно навязчивой. К нам папа приезжал, в основном, на выходные, играл со мной, а потом усаживался в кресло и погружался в книгу, казавшуюся мне тогда очень большой и нудной. Книга, как выяснилось позже, была "Одиссеей капитана Блада". Кажется, он ухитрился прочитать ее всего лишь за какую-нибудь пару лет, хотя, очень может быть, мое тогдашнее чувство времени сильно разнилось с сегодняшним. Для детей время течет очень медленно.

Надо сказать, я абсолютно не ощущала себя ущемленной от того, что у меня такая странная семья. Это был мой, привычный, а значит единственно правильный и совершенный порядок вещей, и я, наверно, с большим трудом бы адаптировалась, буде мой папа приехал к нам жить насовсем.

Сколько я помню отца, у него всегда был своеобразный, не очень-то легкий характер. С возрастом же это становится все заметнее... Понять смены его настроений ни я, ни моя мать не могли никогда. Он способен горько обидеться, если наш телефон занят в то время, когда он решил нам позвонить; вот уже 15 лет не может забыть мне, что я, будучи глупым микроорганизмом младшего школьного возраста, в последний момент уперлась и наотрез отказалась поехать в запланированный поход в Карелию; пытается проверить каждое слово, сказанное мною в разговоре с ним... Это тоже привычно.

Так вот, отец все свои 55 лет прожил рядом с бабушкой, и, хотя по жизни был той самой кошкой, которая гуляет сама по себе, все же крепко зависел от бабушки, так же, как и она от него. В феврале этого года бабушка умерла.

И теперь, разговаривая с папой по телефону, я тщетно стараюсь отогнать от себя и от него навязчивый призрак осени. Голос в трубке не мрачен - просто далек и рассеян. И говорит он как будто по инерции... Я развлекаю его глупым, нарочито веселым разговором про какие-то грибы, чувствуя, что каждое мое слово бесконечно фальшиво, и, когда тема исчерпана, мы оба как-то неловко замолкаем.

И я, кажется, ничем больше не могу помочь.

А может, ничего такого и не было.