- Ну-ка, выключи звуковые сигналы. Переходи на приём и молчи. Слушай. Только не
бесись, никто твоего ежа у тебя не отымет.
- Отымут!
- Молчи. Ты знаешь, что с той минуты, как ты убежал из дому, задумав спасти
своего ежа, ты преступник?.. Молчи, слушай. Случайно тебе повезло. Мы сами двое
пропащих парней. Ты спокойно, без визгу, можешь ответить: согласен ты идти
окончательно в преступники? Чтоб потом не хныкать и не идти на попятный. Ну?
Мухолапкин так твердо сжал губы, что они почти исчезли у него с лица, осталась
только тонкая прямая ниточка. Пискливым, но твёрдым голосом сказал:
- Ради ежа? В преступники? Пойду! Мальчики снова переглянулись.
- Попробуем его отвести туда? - сказал Малыш.
- Больше некуда, - кивнул Ломтик. - Тащи за нами своего ежа. Пошли!
Они спустились к самому берегу реки и побежали мимо маленьких заливчиков и мысов
длиной в несколько шагов, мимо мелких песчаных бухт, где на мелководье паслись
стайки рыбёшек на опушке подводного леса.
Так они добрались до старых причалов с заброшенными баржами, красными от
ржавчины, и тут, хватаясь руками за стебли высокой травы, тяжело дыша, выбрались
по крутому откосу берега наверх.
- Да это же тут живёт Головастик! Верно? - воскликнул Мухолапкин, увидев домик.
- Молчи! - шикнул на него Малыш. - Это тайна. Всё теперь тайна. И Головастик -
тайна. Да ещё какая! Ты бы лопнул от любопытства, если б знал какая!
Калитка стояла раскрытая настежь. По двору бегал взволнованный, перепуганный
поросёнок, суетливо обшаривая все уголки и закоулки. Он искал льва, и каждую
минуту, обежав вокруг дома, он опрометью кидался к будке и, заглядывая в неё,
нежно, призывно похрюкивал, надеясь, что лев возвратился домой, пока он
обшаривал огород за домом. Капитан с двумя громадными цирковыми пистолетами в
руках, бледный и яростный, стоял посреди двора, а Коко гладил его по голове и по
плечам, умоляя успокоиться.
- Всё ещё обойдётся, никто же не виноват, что так случилось! Они застали нас
врасплох!
Капитан, отстраняя от себя Коко, стискивал пистолеты, оглядывая чистое небо. Усы
его вызывающе торчали вверх, точно показывая без десяти два.
- Проклятые вертолёты! Подкрались неслышно со своими гнусными сетями! Пока я
жив, я бы не отдал им моего Нерошу! Ах, что с ним сейчас? Где он? Но больше ни
один полицейский не войдёт в калитку, пока у меня останется хоть один патрон!..
Ага, вот они являются.
Капитан Крокус мгновенно поднял оба пистолета и повернулся к калитке, услышав
шаги.
- Это не полицейские, это мы! - поспешно крикнул Малыш.
- Ах, ребята! - опуская пистолеты, сказал Крокус. - Не вовремя вы сюда явились.
Уходите поскорей, чтоб не попасть в беду вместе с нами!
- Ну-ну, не волнуйся, они сейчас уйдут!.. - ласково проговорил Коко. - Что вам,
ребятки? Правда, сюда вам лучше не ходить!
- На вас опять было нападение? - замирая от любопытства и страха, догадался
Ломтик.
- Нас застали врасплох, и они увезли Нерона, - сказал Коко, незаметно вытирая
глаза. Он страдал сам, но ещё больше мучился за Капитана. - Ну, бегите поскорей
домой, ребята, так будет лучше.
- Мы по делу... Вот, покажи... - Малыш подтолкнул вперёд Мухолапкина. - Это
живой ёжик. Он умеет пить молоко и сопеть носом. Поэтому Мухолапкин не желает
его сдавать на чучельную фабрику.
- Да, - подтвердил Мухолапкин. - И ещё колоться умеет, а меня никогда не колет.
Пускай он живёт где-нибудь в другом месте, пускай я его не увижу никогда в
жизни, только бы он был жив и ему было хорошо.
- Пустите ежа в дом, - сказал Капитан. - Пока я жив, я не отдам ни ежа, ни
поросёнка.
В эту минуту раздался пронзительный поросячий визг, полный такого восторга, что
все вздрогнули, подскочили и обернулись. Нерон, лев Нерон, разгорячённый после
бега, гордо встряхивая гривой стоял посреди двора, а поросёнок кругами носился
вокруг него, просто разрываясь от визга, с такой быстротой, что все его четыре
короткие ножки сливались вместе.
- Нерон! - сказал Капитан, и голос его дрогнул. Лев осторожно поймал поросёнка,
перевернул его лёгким шлепком, чтоб немного успокоить, и, подбежав к Капитану,
положил ему передние лапы на плечи. Они наскоро обнялись, и тут Коко закричал:
- Нельзя терять ни минуты! Я не знаю, что он там натворил, скольких полицейских
он слопал и скольких покидал в окна, но теперь они будут здесь через несколько
минут, это факт!
- Да, - сказал Капитан. - Но до тех пор, пока в моих пистолетах...
- Что ты сделаешь со своими пистолетами! Надо бежать!.. Куда? Бежать некуда!..
Что же тогда делать! Дайте мне подумать, молчите все, не мешайте... Так, ясно.
Бежать некуда!.. Где же выход? Выхода нет. Только не падать духом!.. Это
главное!.. Но как же нам не падать духом, когда положение безвыходное?.. А-а-а!
Если бы в нашем распоряжении было хотя бы два часа, выход нашёлся бы!
- Какой выход? - Капитан, не спуская глаз с калитки, держал пистолеты наготове.
Коко подбежал и зашептал что-то Капитану на ухо. Лицо Капитана просветлело.
- Я задержу их на несколько часов!
- Только без пистолетов.
- Без единого выстрела!.. Нерон, слушай внимательно, ты пойдёшь с ним. Понял? Ты
останешься с ним. Я уйду! Понял? Да, вижу, ты славная скотинка, всё понял.
Прощай, Нероша, уходи с ним. С твоим приятелем Персиком ты не будешь так
скучать. Скорей уводи его, Коко, а то сердце у меня разрывается от горя. Боюсь,
что мы с ним видимся последний раз в жизни.
Коко обнял Капитана, они поцеловались и крепко пожали друг другу руки,
отвернулись, чтоб разойтись, но снова бросились в объятия, опять яростно
потрясли друг другу руки и почти разбежались в разные стороны.
Коко, следом за которым бросились поросёнок и лев, отлично понявший приказание
хозяина, выбежали из калитки, опрометью скатились под откос и спрятались в
камышах на берегу реки.
- Идите за ними! Уходите! - крикнул Крокус мальчикам. Они нерешительно двинулись
и пошли, продолжая оглядываться. Последнее, что они видели, был Капитан, который
быстрыми движениями надевал на себя львиную шкуру.
- Что вы делаете? - в отчаянии закричал Малыш. - Они же из вас самого сделают
чучело! Капитан усмехнулся:
- Даже если им это удастся, это будет чучело честного и свободного Человека, а
не жалкое чучело труса и предателя!
Он помахал им рукой, показывая, что надо скорей уходить, задвинул "молнию" до
конца, застегнув у самого горла, и, надвинув, как шлем, львиную голову, стал на
четвереньки и, глухо заворчав, пошёл львиной походкой по двору.
Едва мальчики вместе со зверем и Коко успели скрыться в камышах, как услышали
гудение моторов больших автомашин, мчавшихся по пустырю. У домика шум замер,
послышались окрики, бездушное сигнальное попискиванье автополицейских, шум возни
и злорадный крик Инспектора:
- Ага, попался! Теперь не уйдёшь из клетки, обманщик! Слышно было, как машины
умчались, прыгая по кочкам пустыря. Сидя в камышах, Нерон тревожно вслушивался,
нервно насторожив уши, но Коко его гладил всё время, приговаривая, и лев
послушно остался на месте.
Когда всё утихло, Коко сказал мальчикам:
- Теперь я один останусь жить в доме. Но этим беднягам нельзя больше там
оставаться. Я отведу их в новое убежище. Давай сюда и твоего ежа тоже!
В быстро сгущавшихся сумерках Коко пошёл вдоль берега реки, потом, чтоб спутать
следы, вошёл в мелкую воду. Лев и поросёнок уныло плелись за ним по пятам.
По прогибающимся старым доскам они поднялись на заброшенный причал, прошли его
до самого конца и там, помогая друг другу, взобрались на борт брошенной железной
баржи.
Коко шёл впереди, показывая дорогу. Они через люк спустились в один из отсеков
под палубой.
- Оставайся тут, Нероша, - грустно сказал Коко. - Я буду приносить тебе
простоквашу и отбивные котлеты!
Он ласково погладил льва, поцеловал поросёнка.
- Тут... Тут... Оставайся тут! - повторил настойчиво несколько раз, отступая к
выходу.
Лев понял. Он улёгся на пол, головой к выходу, и начал ждать Капитана. С тех пор
он так и лежал, отказываясь от пищи, только пил иногда ржавую воду трюма.
Глава 16. УКРОТИТЕЛЬ В КЛЕТКЕ
Чучельномеханический комбинат господина Почётного Ростовщика стал самым крупным
и процветающим предприятием в городе. Сотни грузовых машин и фургонов непрерывно
подвозили материалы и вывозили готовую продукцию из цехов, где выделывались
механические, автоматические звери и птицы.
Целый день медленно полз через всё здание конвейер. С одного конца на длинных
резиновых лентах ехали в своих клетках дрожащие от страха котята, заискивающе
помахивающие хвостами лопоухие щенки, встревоженные здоровенные псы, растерянно
мечущиеся, насторожив острые ушки, белки, старые умные вороны, нечаянно попавшие
в беду, глазастые кролики, покорно дожёвывающие свой последний листик салата, и
крепко схватившиеся в испуге за руки черноглазые обезьянки...
А с другого конца конвейера выходили отличные, такие спокойные чучела с
остановившимися стеклянными глазами, с моторчиком в животе и ключиком,
подвязанным к шее на шнурочке.
И когда господин Почётный Ростовщик приезжал по вечерам после работы проверить
продукцию своего комбината, он любил в одиночестве прохаживаться по складу,
потихоньку оттирая со своих рук прилипшее тесто, и, причмокивая от удовольствия,
подсчитывать:
- Ага, зайчиков сорок один... А собачек целых восемьдесят семь больших да сто
девять маленьких...
И вчерашние суетливые, болтливые, развесёлые, непоседливые зверята одинаково
смотрели на него стеклянными глазами, и Ростовщик наслаждался тем, какой тут
царит порядок, стройность и тишина...
В таком виде он почти любил их всех, потому что ему казалось, что каждый зайчик
или птичка тащили к нему в своих зубках или клювике славную монетку - чистую
прибыль...
Пойманного во дворе собственного дома Капитана Крокуса в львиной шкуре привезли
на комбинат под вечер.
Ворота автоматически раздвинулись, пропуская машину. Капитан увидел обширный
двор, окружённый со всех сторон высокой стеной. Всё вокруг дрожало от глухого
ворчания работающего конвейера. Машина резко остановилась, и он прочёл надпись
"Склад сырья" на стене длинного бетонного здания. Железные ворота склада тоже
раздвинулись, и четверо железных безголовых носильщиков, очень похожих на
железных муравьев, поставили клетку на тележку и покатили её в глубь здания,
мимо длинных рядов других клеток, полных всякого зверья.
Затем клетку с Капитаном приткнули к стене, кладовщик сунул в неё миску с водой,
вскочил на тележку, безголовые бодро выкатили его из склада, и ворота
задвинулись.
Капитан очень устал притворяться львом, прохаживаться вдоль прутьев клетки
львиной походкой и даже сидеть по-львиному. Теперь он наконец-то мог лечь,
вытянувшись по-человечески по весь рост. Он лёг, потянулся и облокотился на
руку.
Вскоре все машины и конвейер комбината вдруг разом замолчали, и пол склада
перестал дрожать - дневная работа кончилась. В наступившей тишине стало слышно,
как тихонько похныкивает маленькая обезьянка на руках у старой облезлой обезьяны
- своего дедушки.
Длинный и узкий каменный склад был еле освещён редкой цепочкой лампочек. Дальний
конец совсем тонул в полумраке и потому казался бесконечным. Но всюду, куда
хватал глаз, тянулись ряды нагромождённых одна на другую клеток и ящиков,
затянутых металлической сеткой, за которыми в ожидании своей очереди для
отправки на чучельный конвейер сидели в остолбенении, лежали в унынии, уронив
голову, или бегали в отчаянии взад и вперёд вдоль решёток, тихонько скулили,
хныкали, подвывали, мяукали, тявкали, похрюкивали, щебетали и попискивали,
царапались и метались всякие мелкие и крупные звери и пичуги.
- Шумза... шумза... шумзатих... шум затих!.. - забормотал старый болтливый
попугай.
Капитан Крокус хотя и провёл всю свою жизнь среди зверей, которых хорошо знал и,
главное, любил, всё-таки с трудом разбирал, о чём они говорят. Но удивительное
дело: очутившись сам в клетке рядом с ними и ожидая приближения утра, когда его
самого вместе с другими отправят в потрошильный цех, он с изумлением обнаружил,
что стал неизмеримо лучше понимать окружающих!
"Удивительное дело, - сказал он себе, - до чего полезно самому попасть в беду,
чтоб тебе понятнее стало горе других!.. То, что мне в другое время показалось бы
обычным писком или хрюканьем, вдруг стало таким осмысленным разговором!"
Никто не станет отрицать, что ворона с вороной понимают друг друга с полуслова.
Но утверждать, что, скажем, ворона говорит на одном языке с лисицей, - это,
право, преувеличение. Конечно, они могут понять друг друга, поболтать о том о
сём, но только на самые общие темы, вроде иностранца в чужой стране, выучившего
полсотни слов по разговорнику.
Поэтому Капитан, хорошо умевший понимать только львиный разговор, с некоторым
трудом разбирал, о чём сейчас пищали, хныкали и ворчали все звери вокруг него.
В тишине неустанно и безутешно маленькая синичка, бесконечно повторяя,
высвистывала две жалобные нотки, призывая своих птенцов.
Ну, это-то Капитану было понятно: так синички зовут за собой своих голодных
птенцов, ещё до того глупых, что хотя летать они уже научились, но есть сами ещё
не умеют. Только перелетают за матерью с ветки на ветку, боясь отстать, трясут
от нетерпения крылышками и широко разевают рты, пока им не сунут в рот
что-нибудь вкусное. Сегодня синичку поймали, и завтра птенцы напрасно будут
трясти крылышками и разевать рты...
Но тут Капитан стал прислушиваться к невнятному бормотанию обезьян. Детёныш
хныкал не переставая, а седой обезьяний дедушка то сердито, но осторожно его
шлёпал, то ворчливо почёсывал шёрстку на его маленькой головке.
- Чего ты хныкаешь? Темно?.. Да ведь это просто ночь! Спи! Придёт утро, и мы
опять поскачем по веткам за бананами!.. Спи. Чего ты боишься? Забыл, какие у
меня зубы? Любого закусаю, кто тебя тронет!
Старик скалил длинные жёлтые зубы, а маленький боязливо тянулся, дотрагивался до
них тонкими чёрными пальчиками и, восторженно пискнув, успокоенно забивался
обратно к нему под мышку.
Только в большой клетке, где полным-полно было воробьев, было весело. Там
отчаянно расчирикался городской воробей, хвастаясь перед своими деревенскими
родичами.
- Чиф-чиф-чиф!.. - петушился он, прыгая по жёрдочке вперёд и назад. - Вам
повезло! Попали в город в первый раз в жизни. Ну, так надо вам порассказать, как
у нас тут устроена жизнь! Слушайте. Весь этот город наш, воробьиный! Поняли? Мы
заняли все лучшие места. Живём на высоких скалах, на самом верху! А пониже нас,
там, где понаделаны квадратные дырки, там ютятся люди. Мы их не трогаем, они нам
не мешают. Сидят себе, высовывают носы из своих дырок. Летать-то не могут! Не то
что мы: фр-р-рс - и перелетел с одной скалы на другую. А они об этом и думать не
смеют!
Уж про себя я не говорю, я всё-таки не рядовой воробей! Меня знают! Лучший голос
на всей крыше! Да я сколько раз один на один на скворца ходил! Я у вороны вот
какой кусок булки утащил! Все видели! А люди такие жалкие существа! Зачем-то
бегают внизу целый день туда-сюда, чего-то чирикают, а смысла никакого нет! Даже
корма под ногами подобрать не умеют. Да что говорить! Скакнуть сразу двумя
лапками не могут! Сперва потащат одну, потом потянут другую кое-как! Смотреть
жалко!
У меня в одном окне живёт знакомый. Он человек. Толстый, громадный. Летом сидит
у окна гладкий, белый, а зимой делается всегда серый, пушистый. Пух отрастает. А
перышка - ну ни одного! Все повылезли, что ли? Да и глуповат: под окошком у него
есть корытце, и вот он где-то насобирает отличных свежих хлебных крошек или
зёрнышек, высунется из окошка и все их в корытце спрячет. Только он отойдёт, мы
сразу кидаемся, набьём пузо до самого клюва. Прямо со смеху помираем. А на
другой день, глядишь, он опять позабыл, куда прятал свои крошки, притащит и
опять сыплет в корытце, никак не догадается, чудак, чтоб самому всё склевать!..
Капитан грустно улыбался, прислушиваясь к хвастливой болтовне воробья, но тут
подняли лай собаки, заволновался в своей клетке маленький енот, возбуждённо
застрекотали белки, кошки подняли вой, и медвежонок от возбуждения стал прыгать
на месте и вертеться, как волчок.
Железная дверь склада снова откатилась на стальных роликах, и лампочки
загорелись ярче.
Капитан вскочил и снова львиной походкой двинулся вдоль ряда прутьев своей
клетки.
Безголовые носильщики, суетливо перебирая короткими железными ножками на
резиновых подошвах, вкатили тележку с клеткой, где, вздрагивая и злобно
огрызаясь после каждого толчка, бесновались три крупных диких льва.
Кладовщик шёл впереди, выбирая место, куда ставить клетку.
- Сюда! - скомандовал он безголовым. Клетку подкатили вплотную к той, где сидел
Крокус. Дверцы приподняли, и кладовщик железным прутом после отчаянного
сопротивления вогнал всех трех львов, осатаневших от испуга, злости и унижения,
в клетку, где, прижавшись в уголок, сидел Крокус.
Кладовщик опустил дверцы, непрерывно ворча:
- Катай вас тут по ночам! Возят, возят, уже и клетки ставить некуда!.. Спокойной
ночи, постарайтесь не слопать друг друга до завтра!
С этими словами он плюхнулся на тележку, и безголовые покатили его к выходу.
Злобно проследив глазами за удалявшейся тележкой, после того как ворота снова
задвинулись, все три льва, тревожно втягивая ноздрями воздух, медленно двинулись
прямо на Капитана.
"А дело-то дрянь, - мелькнуло в голове у Капитана. - Сколько лет я был на
волосок от гибели в клетке со львами, и ничего. А теперь, кажется, и волоска у
меня нет, чтобы на нём повиснуть!.."
Глава 17. ТАЙНА ЁРЗАЮЩИХ НОСОВ
Ёжик очень далеко! Не найдёт его никто!..
Песенка не очень длинная, но содержательная для того, кто понимает. Рифма,
пожалуй, не из самых лучших, но только что сочинивший её Мухолапкин был просто в
восторге, до того она ему самому понравилась.
Он лежал, накрывшись с головой одеялом, и, дрыгая ногами, напевал её на разные
голоса. Сперва на плясовой мотив, раз десять подряд, потом делал маленький
перерыв, чтобы отхохотаться вволю и подрыгать ногами, и снова запевал её
протяжно и заунывно, что вызывало у него новый взрыв хохота и дрыганья ногами.
Получалось что-то среднее между "Чижиком" и похоронным маршем, но, к счастью,
из-под одеяла никто этого не мог слышать.
Наконец, чтоб не задохнуться, он, тяжело дыша, откинул одеяло. Но, прежде чем
заснуть, долго ещё лежал и улыбался в темноте, представляя, как это его ёжик
сейчас в полной безопасности топочет лапками по полу в убежище у Коко и, может
быть, в эту самую минуту тоже усмехается своей ежиной усмешкой, вспоминая
Мухолапкина.
Потом он заснул и спал спокойно, и ему даже во сне снилось, что уже на другой
день он из обыкновенного преступника сделается крупным заговорщиком...
Наука до сих пор ещё не выяснила, почему всем ребятам гораздо больше нравятся
задние дворы, пустыри, заросли колючих кустов или лопухов, чем чистенькие
дорожки и аккуратные цветочные клумбы. Но Мухолапкину, как и многим другим,
нравились именно заросли и задние дворы.
Поэтому утром следующего дня он сидел на задворках, заваленных строительным
мусором, забравшись на расколотый пополам железобетонный блок, и, посвистывая
себе под нос, рисовал на плите зелёным мелом портрет улыбающегося ежа.
Лучше всего получались колючки и улыбка - всё остальное было не очень-то похоже,
но всё равно было приятно как воспоминание.
- Эй, ты! - окликнули его одновременно сразу два голоса. И Мухолапкин, не
оборачиваясь, ответил:
- Эге-ге-гей! - По голосам он узнал соседей - близнецов брата и сестру, живших
пятью этажами выше.
Они вскарабкались на блок, держась за руки, стали у него за спиной и
одновременно вздохнули. Возможно, никто не обратил бы внимания на то, что они
близнецы, если бы они не ходили всегда парой и, чуть что, не хватались бы крепко
за руки, чтоб поддержать друг друга, столкнувшись с какой-нибудь опасностью или
неприятностью.
Вот и теперь: крепко держась за руки, они стояли и смотрели, как
Мухолапкин подбавляет ещё парочку зелёных иголок на спину ежа.
- Нравится? - со скромной уверенностью спросил Мухолапкин. Близнецы
переглянулись, опять тяжело вздохнули, и девочка неуверенно проговорила:
- Нам нравится. Да?
- Да, - подтвердил мальчик. - Нравится. Это потому, что он такой весёлый.
- Сразу видно, что ему очень весело... А тебе, Мухолапкин, значит, его не жаль?
Мальчик толкнул сестру локтем и быстро проговорил:
- Это она нечаянно сказала глупость! Чего тут жалеть? Это же чувство! А чувства
все вредные. А жалость - это даже стыдное чувство... И ещё вредное... Ну да я
уже сказал...
- Ни капелечки мне его не жаль! - вызывающе пропел Мухолапкин. - С чего это я
стану его жалеть?
Близнецы опять переглянулись, повернулись, одновременно сели и стали сползать с
блока на землю. Мухолапкину стало как-то обидно, уходят, ничего не спрашивая,
как будто нечего- у него выспросить, когда тайна его так и распирает изнутри.
- Я даже очень рад. Только это тайна, - небрежно бросил он вслед близнецам, но
они не оглянулись, и он поспешил добавить: - Да ведь он неплохо устроился.
Здорово хитрый ежака, поискать такого!
Близнецы повернулись к нему разом, точно на одной пружинке, и выпучили глаза.
- Как это - устроился?
- Что значит - устроился?
- Тайна! - загадочно усмехнулся Мухолапкин.
- Разве у тебя его не забрали?..
- На Чучельномеханический комбинат?
- Я же говорю - тайна. Что вы, не понимаете: если я вам всё расскажу, какая же
это будет тайна?
Близнецы нахмурились и с минуту сосредоточенно размышляли. Потом девочка
предложила:
- А ты нам скажи, это будет и наша тайна. Ты только ответь: разве твоего ёжика
не пустили в набивку?
- Я клятву дал молчать!
- Да ты можешь ничего не говорить, - сказал мальчик. - Мы будем спрашивать, и,
если "да", ты сделай какой-нибудь знак.
- Какой такой знак? - подозрительно осведомился Мухолапкин. Девочка предложила:
- Ну, кивни головой.
- Вот ещё! - презрительно усмехнулся Мухолапкин. - Да ведь это почти то же
самое, что сказать вслух.
- Ну, подмигни одним глазом!
- Ещё чего: мигать! Это же каждый дурак поймёт! Хороша тайна!
- А знаешь что? - сказала шёпотом девочка, придвигаясь вплотную к Мухолапкину. -
Ты сумеешь сделать носом так - свернуть кончик носа на сторону?
Мухолапкин попробовал.
- Кажется, сумею.
- Ну так вот, когда ты повернёшь кончик носа направо, это будет значить "да", а
налево - "нет".
- Попробуем, - нерешительно согласился Мухолапкин. Девочка быстрым шёпотом
спросила:
- Твой ёжик жив?
Нос решительно свернулся направо, и близнецы быстро обрадованно переглянулись.
- Он у тебя?
Нос съездил влево и вернулся в нейтральное положение.
- Его теперь не найдут? Он спасся? Нос Мухолапкина горделиво два раза подряд
свернулся вправо. Близнецы ахнули и уцепились друг за друга, точно утопающие за
спасательный круг (причём каждый из них был и утопающим, и спасательным кругом
для другого). С двух сторон они стиснули Мухолапкина и сразу в оба уха
зашептали:
- Тогда ты спаси и нашего Тузика!.. Ну, скажи, спасёшь?.. Ну, пожалуйста,
пожалуйста, как-нибудь спаси! - И они с волнением и надеждой уставились на
кончик Мухолапкиного носа.
Но нос даже не дрогнул. Конечно, Мухолапкин отлично знал развесёлого
толстолапого Тузика, общего пса близнецов, такого пятнистого, как будто его
сшили из разных лоскутов. Конечно, хорошо бы ему помочь, но... Он всё ещё
колебался и раздумывал, как вдруг девочка потянулась рукой к его нахмуренному
лицу и очень мягким, просто даже нежным прикосновением пальца сдвинула ему набок
кончик носа - в правую сторону.
- Значит, "да"? Ведь ты сделал знак "да"? Правда? - умоляюще шептала девочка.
И суровый Мухолапкин, глядя в её переполняющиеся слезами глаза, решительным
движением мужественно свернул нос вправо и буркнул:
- Только не реви, пожалуйста! Подставляйте уши, запоминайте, что я вам скажу. И
помните, что каждое моё слово - тайна.
Сбившись в кучку, они довольно долго шептались. На прощание Мухолапкин громко
повторил:
- Не забудете сигнал? Я два раза мяукну, как дикий камышовый кот!
- А как мяукает дикий камышовый кот?
- Точно так же, как и обыкновенный! А теперь расходитесь незаметно по одному...
Что? Ну ладно, по двое!
И они разошлись в разные стороны, через каждые десять шагов оборачиваясь и
лёгким движением кончика носа давая знать, что всё в порядке.


Был поздний вечер, и чёрный Шлаковый пустырь стал ещё чернее. Как всегда,
розовое зарево загорелось над главными улицами города. По автостраде вдалеке
проносились со свистом машины, лягушки заливались в болотцах, а по реке плыли к
выходу в море разноцветные огоньки судов, и волны, набегая на берег, слегка
покачивали стоявшие на приколе заброшенные железные баржи, и они тихонько
поскрипывали, вспоминая старые дни, когда они ещё не были такими ржавыми, и у
них на борту тоже горели цветные огоньки, и они плавали по реке и тоже уходили в
море...
[429x336]
[430x336]
[427x336]
[429x336]

После этого все ребята кинулись врассыпную через пустырь по домам. Только
Мухолапкин задержался на минутку, чтобы небрежно спросить:
- Да!.. Позабыл спросить, как там ежака мой себя чувствует? Ничего? Топает? - и,
замерев от волнения, слушал ответ.
- Он, кажется, подружился с поросёнком, - значительно шепнул Коко.
И Мухолапкин вприпрыжку помчался домой, смеясь от радости.
Глава 18. СТАРУШКА-ТЯЖЕЛОВЕС
Гамак, натянутый между двух деревьев, плавно покачивался над кудрявой зеленью
морковки, петрушки и артишоков, а в гамаке покачивался Коко с газетой в руках.
Посреди газеты он проткнул пальцем дырочку, через которую мог наблюдать за одной
стороной забора, а роговые очки (оставшиеся от старой цирковой пантомимы) давали
ему возможность видеть всё, что у него происходило за спиной: в одно из стёкол
было вставлено круглое зеркальце.
Сама газета его ничуть не интересовала, в ней только повторялись малоприятные
обещания "очучелить" или даже "расплющить" под прессом всех, кто будет мешать
всеобщей автоматизации или недостаточно восхищаться Новым Порядком.
Так, притворяясь беззаботно отдыхающим дачником, ничего не подозревающим и
беспечным, Коко зорко наблюдал и ждал.
На душе у него было тяжко и тревожно. Старый друг Капитан Крокус попал в руки
проклятого Почётного Ростовщика, а в трёхстах метрах от того места, где качался
в гамаке Коко, в заброшенной старой барже, в разных отделениях копошились, боясь
подать голос, всевозможные запрещённые зверушки, мелкие и крупные. Для того
чтобы выглядеть как можно более беззаботным, он принялся напевать песенку
"Сладкие, сладкие грёзы". Сердце его до того было переполнено горечью, что все
мысли его вращались вокруг самых горьких в мире вещей. Сначала он думал о
желчных каплях. Потом о хинине. Потом о полыни. Потом о горчице. Он был очень
беззаботным и жизнерадостным человеком, и потому, начав думать о горчице, он
вспомнил вскоре и о сосисках. Он был очень добрый, но и очень толстый человек и
так любил вкусно поесть! И после сосисок он стал думать о сладком пудинге. Это
был довольно большой горячий пудинг на блюде. Но ему он показался маловат, и он
в мыслях представил пудинг вдвое большим и причмокнул от удовольствия. Потом
добавил в него побольше изюму. Облил густым душистым шоколадным соусом, и на
душе у него становилось всё спокойнее и легче, и он потихоньку задремал, вдыхая
аромат соуса и улыбаясь, и уронил газету так, что кончик носа высунулся в
дырочку.
Вскоре за забором послышалось лёгкое равномерное сопение, потом осторожное
царапанье, и над забором появился шмыгающий по сторонам стеклянный глазок,
укреплённый на конце эластичной, подвижной трубочки.
Убедившись, что Коко заснул, стеклянный глаз осмотрел весь двор, и мягкий
трубчатый нос засопел, втягивая в себя воздух. Затем появилось целиком над
забором довольно противное существо или, вернее, аппарат - Комбинос. Обычно
полиция пользовалась в своей работе обыкновенными примитивными механическими
носами, умевшими только вынюхивать. А Комбинос умел ещё и подсматривать и
записывать всё, что слышал и видел.
Снаружи он был похож на кастрюлю, которую перевернули вверх дном и поставили на
двух очень больших ящериц или совсем маленьких крокодилов, каждый на шести
быстрых, бесшумных лапках с присосками. А спереди мягко покачивалось
нюхательно-записывающее приспособление с глазком наверху. В целом он был красив,
как старая кастрюля, и приятен для глаз, как помесь пиявки с крокодилом.
Комбинос, осторожно нащупывая дорогу, спустился по забору во двор. Ещё
мгновение, и спрятался бы, нырнув в густую траву, если бы не муравей.
Это был муравей-разведчик, посланный на поиски диких букашек, которых можно было
бы, как коров, пригнать в муравейник или устроить на них охоту, как на стадо
антилоп. Спускаясь с дерева, он обнаружил привязанную к нему верёвку, влез на
неё, стараясь понять, что это такое и не пригодится ли это в муравейнике,
пробежал, внимательно всё ощупывая, по газете, вскарабкался повыше и теперь
стоял в нерешимости перед громадной, пышущей жаром тёмной пещерой.
"Может быть, она ведёт к центру земли? - подумал муравей. - Или за ней
простираются тёплые муравейные земли, где пасутся несметные стада тучных
молочных букашек? Или там скрывается злобное племя муравьев-врагов?" И муравей
осторожно начал спускаться в пещеру.
Он нырнул в пещеру, которая была ноздрёй задремавшего Коко. Коко вздрогнул и
чихнул. Муравья страшным взрывом вместе с потоками воздуха отбросило далеко на
траву, а вспугнутый Комбинос мгновенно повернул и бросился обратно к забору и
перелез через него.
С необычайной для такого большого и толстого человека лёгкостью Коко вывалился
из гамака, не повредив ни одного артишока, подбежал к забору и, подтянувшись на
руках, заглянул на ту сторону.
Оставляя след в траве, Комбинос суетливо мчался от забора на бесшумных ножках.
Коко спрыгнул на землю, подобрал камень и, опершись ногой о перекладину, снова
привстал над забором, прицелился и пустил изо всех сил камень вслед беглецу.
Из ста мальчишек, может быть, только один мог бы попасть в такую маленькую и
увёртливую цель. Но Коко много лет был жонглёром, и у него была верная рука.
Камень со звоном ударил Комбиноса по верхней крышке. Он мгновенно окутался
облачком вонючего дыма и завертелся вокруг своей оси, щёлкая в воздухе зубчатыми
кусачками, точно челюстями.
После того как у него сработали оба оборонительных приспособления, он опять
побежал дальше, оставив медленно расплывающееся вонючее облачко слезоточивого
газа.
Коко вытер пот со лба и снова повалился в гамак, чтобы отдохнуть и поразмыслить.
"Просто покоя не дают, окаянные! Ну что ты скажешь, так и повадились один за
другим!.. Первого такого я преспокойно схватил каминными щипцами для угля, отнёс
и утопил в реке. Второго я поймал в капкан, сунул в печку и закрыл дверцу, чтобы
он там записывал, как трещат угли, да нюхал, как пахнут горящие дрова, пока весь
не расплавится. И вот они уже подослали третьего. Хорошо ещё, что они подсылают
только сухопутных комбиносов, которые и плавать-то не умеют! А вдруг они
выдумают ещё каких-нибудь плавучих, которые станут обнюхивать воду да и унюхают
что-нибудь на барже!
А я ни за что не могу этого допустить! Я знаю, что безвыходных положений на
свете не бывает. Но где же, в таком случае, выход? Выхода нет! Убежать я не
могу, потому что тогда зверушки подохнут с голоду. Остаться я тоже не могу,
потому что эти комбиносы обязательно что-нибудь да пронюхают! Выхода нет! И
всё-таки выход где-нибудь есть, только я его не могу найти. Главное, надо
сохранять полное спокойствие. Но как сохранять спокойствие, когда я ужасно
волнуюсь?.. А когда человек волнуется, ему лучше всего пойти и хоть немного
закусить..."
Так он и сделал: пошёл в дом и стал закусывать. Но даже во время еды он всё
время думал и придумывал разные планы, один несбыточнее другого.
Он очень грустно, но с аппетитом жевал бутерброды, один за другим, вздыхал и
качал головой, приговаривая:
- Ах, до чего же я легкомысленный человек! Мне надо как можно быстрее обдумать
своё ужасное положение, а в голову мне всё время приходят только разные забавные
сценки для цирковых выступлений, смешные случаи да старые сказочки... Ай-ай, до
чего я непростительно легкомысленный!..
В калитку робко постучали, и Коко, дожёвывая последний бутерброд, пошёл
отворять. Дряхлая, согнутая в три погибели старушка, униженно кланяясь, робко
вползла во двор, жалобно кряхтя под тяжёлой ношей.
Шаркая ногами в деревянных башмаках и опираясь на палочку, она захныкала:
- Пожалей, батюшка, бедную старушку, пусти отдохнуть у тебя где-нибудь в
уголочке! Совсем я из сил выбилась, - безутешно бормотала старушка, горестно
качая головой и кланяясь так низко, что её нос каждый раз чуть не цеплялся за
землю.
Коко внимательно её оглядел, сам умилился до невозможности и запричитал ещё
жалобней, чем сама старушка:
- Бедная ты, несчастная! Небось косточки-то у тебя все ломит, жилочки-то все
тянет? А?
- Ломит, сердешный, ломит косточки все до единой! Старая стала! Пожалей бедную,
дай водички испить, во дворике у тебя посидеть. Пожалей сироточку, нет у меня ни
отца ни двора, ни кола ни матери!
- Просто не знаю, чем тебе и помочь, бабусенька. Двора у меня тоже нет, я тут в
гостях, отца-матери тоже - сам сирота. Могу предложить кол, да зачем он тебе?
- Пусти уж меня, родненький, хоть в дворике у тебя посидеть, водички попить.
Пожалей старую! Только тем и живу, что собираю хворост себе на пропитание! Вот
вязаночку набрала! - И старушка ткнула пальцем, показывая на большую вязанку,
под тяжестью которой у неё гнулась спина.
- Вижу, вижу, - с трудом сдерживая рыдания, причитал Коко в тон старушке. - До
чего же ты слабенькая, до чего дряхленькая, всё равно как былиночка степная...
Да водичка-то тебе, пожалуй, не по вкусу придётся. Лучше научу я тебя, как
зарабатывать себе на хлеб получше, чем этим хворостом!
- Вот уж спасибо тебе, родненький! Научи, научи старую, неразумную... Научи,
сынок, как заработать на хлебушек!
- А вот как, былиночка: шла бы ты, бабоня, в грузчики. Работа тебе как раз по
плечу, хорошо бы заработала!
Старушка икнула от удивления, собралась с духом и залилась слезами:
- Ай, грешно смеяться над старенькими, над хиленькими да трухлявенькими!
- Бодрей смотри на жизнь, бабоня! - с неожиданной бессердечностью стал
покрикивать Коко. - Ты ещё старушка довольно свеженькая, бодренькая! Гляди,
сколько в твоей вязаночке железного хвороста - килограммов сто двадцать, никак
не меньше!
Старушка надулась, злобно посматривая на него исподлобья, и уклончиво
пробормотала:
- Ну, уж ты скажешь... Сто двадцать!.. Обижаешь старого человека! Тут, может, и
ста не будет!
- Ладно, ладно, я ведь отлично знаю, откуда ты явилась!
- Ничего подобного, вот и не оттуда! - гаркнула старушка и, прикусив язык, опять
было захныкала: - Всё потешаешься над бедной. Стыдно насмешничать... Водички бы,
попить бы!..
- Какой дурак тебя надоумил нагромоздить себе на спину сто килограммов ржавых
труб и гнутых железных прутьев? Чего ты мучаешься?
Старушка подумала и неуверенно промямлила, пряча глаза:
- Чего ты ко мне придираешься? Наш брат старые-престарые старушки все, как одна,
любят собирать вязаночки хвороста в лесу. Даже написано так...
- Написано - в лесу. А ты, дуралей, где собирал? На свалке? Старушка шмыгнула
носом и вздохнула:
- А что, это не хворост, что ли? - Она капризно передёрнула плечом. - Хворост!
Придираешься ты! Какой ни на есть, а хворост!
- Ну-ка, разогнись, а то скрючившись держать столько железа - спина затрещит
даже у такого здоровенного мужичищи, как ты.
Старушка повернулась, вышла бодрым строевым шагом из калитки и, отойдя на
несколько шагов, с грохотом свалила тяжесть на землю. Потом выпрямилась во весь
рост, потирая поясницу, и, оказавшись здоровенным детиной, с надутым видом стала
(вернее, стал), уставясь в землю, концом сапога со злостью поддавать мелкие
кусочки шлака, которым был усыпан пустырь.
- А откуда мне знать? Я в лесу ни разу в жизни не был. Я же городской. Мне
велели собрать вязанку, я и собрал. А кто его знал, что он не хворост?
- Ну, принести водички?
- Отстань ты со своей водичкой! Привязался тоже!.. - грубо буркнул неудачливый
сыщик и широко зашагал прочь.
"Ну, кого теперь ещё придётся ждать? Уже стали живых шпиков подсылать! Вот до
чего дошло! Ай-ай-ай, чем это кончится?.." - озабоченно думал Коко, глядя вслед
размашисто шагавшему по пустырю сыщику.
Глава 19. СОСИСОЧНОЕ ДЕРЕВО
Возвратившись в полицейскую костюмерную, сыщику пришлось снова взяться за
альбомы, где описывались всевозможные способы маскировки и изменения наружности
для сыщиков, шпионов, шпиков, соглядатаев и доносчиков.
Со злостью он перелистнул страничку, где была изображена старушка в чепчике,
деревянных башмаках и с вязанкой хвороста на сгорбленной спине.
- Чтоб черти взяли всех старушек, все хворосты и чепчики! Ну, да не беда, я ещё
перехитрю этого хитрого клоуна! Я ему покажу! Чтоб я да не сумел так
загримироваться, чтобы проникнуть в любой дом неузнанным? Ха!
На следующей странице был рисунок с объяснением, как замаскироваться
трубочистом.
- Ну что ж, попробуем! - сказал сыщик и в несколько минут переоделся, замазал
лицо ваксой и, скрестив руки на груди, стал перед зеркалом. - Нет, это тоже
слишком просто! Не лучше старушки!
Он сбросил костюм трубочиста и быстро переоделся парикмахером, потом балериной,
пивной бочкой, но всё казалось ему недостаточно хитро, а ему хотелось придумать
что-нибудь такое хитрое, чтоб никто на свете не смог его разоблачить.
Напрасно он, уже спеша и нервничая, переодевался водолазом, мусорщиком, фонарным
столбом, - всё было не то!
Наконец лицо его прояснилось, и он воскликнул:
- Ага, придумал! Уж в этом костюме никто меня не разоблачит!
Ему понадобилось всего несколько минут, чтобы одеться и тщательно
загримироваться сыщиком. Это была дьявольская хитрость: ведь никому и в голову
не могло прийти, что загримированный сыщиком человек на самом-то деле и есть
сыщик!
Нисколько не опасаясь, что теперь его кто-нибудь узнает, он отправился снова на
Шлаковый пустырь...
К вечеру на Шлаковом пустыре всё точно оживало: какие-то тени пробирались по
заброшенной трубе, перешёптывались и в те мгновения, когда вспыхивал у
кого-нибудь в руке фонарь, обменивались странными знаками, загибая кончик носа.
Бедный Коко, истомлённый за день борьбой с разными комбиносами, так и
подбиравшимися к нему со всех сторон, уже перестал чему-либо удивляться и махнул
рукой на все предосторожности.
Ещё не успевало как следует стемнеть, как с разных сторон крадучись появлялись
посетители. Долговязые подростки, малыши с плохо вытертыми носами, решительные,
суровые девочки в спортивных брюках пробирались по трубе или через лопухи,
прижимая к груди какого-нибудь кролика, мышонка, галчонка, белку, котёнка,
зяблика и чаще всего собачонку, щенка, взрослую собаку или старую, заслуженную,
кроткую, всё понимающую собаку, прожившую много лет в семье.
Иногда это просто был маленький мальчик с сосиской, зажатой в руке. Он совал её
в руки Коко, неумело сделав знак кончиком носа, и, страшно довольный собой,
бежал назад.
Все дети, сдавшие своих зверей на спасательный пункт Коко, каждый вечер
приносили для них еду.
Не удивительно, что какой-нибудь мальчик таскал котлеты или пирожки своей
собаке. Гораздо удивительнее, что многие, у кого на барже не было даже своего
кузнечика, тоже стали набивать карманы бутербродами, кусками пирога и котлетами,
которые в другое время с удовольствием съели бы сами.
Сотни карманов штанов мальчиков и фартуков девочек в эти дни украсились
странными жирными пятнами - механические воспитатели это отмечали и делали
вывод: знак неряшливости! А на самом деле это был знак смелости, протеста и
верности.
Самые доверенные ребята - Малыш, Ломтик и Мухолапкин с близнецами - помогали
теперь принимать новых зверей и сортировали съестные припасы, иначе Коко было бы
просто не справиться.
К счастью, маленький курчавый мальчик в этот вечер привёл через пустырь
маленького ослика и, обливая его морду слезами, стал умолять отвести его туда,
"где не трогают зверей". Этот ослик очень пригодился.
На нём Коко отвёз корзинки с едой на баржу, а потом и два ящика - один кошачий,
другой собачий, а третий сборный - со всяким мелким зверьём.
Потом он роздал корм, успокоил жителей баржи, всячески уговаривая их не визжать,
не лаять и не мяукать громко, чтоб не привлечь к себе внимания.
Персик долго восторженно облизывал своего хозяина и, охмелев от радости встречи,
даже откусил на память кусочек язычка от его ботинка.
Только Нерон, вопросительно поглядев на клоуна, снова уронил тяжёлую голову на
лапы и опять уставился на отверстие люка, откуда он ждал появления Капитана
Крокуса. Он твердо решил или увидеть, как Капитан появляется в этом люке, или
умереть, не сдвинувшись с места и не переставая ждать.
Вконец расстроенный и усталый после тяжёлого трудового дня, Коко поздно вечером
возвращался, украдкой пробираясь от берега к дому. И всё время мучительно искал
и не мог найти выхода из положения, становившегося всё более безвыходным. Больше
всего его огорчало, что ни одного серьёзного, глубокомысленного, хитроумного
плана не складывалось у него в голове! Зато там так и теснились разные забавные
цирковые сценки вроде пантомимы о хитром парикмахере, намылившем тротуар перед
домом своего врага...
У самого дома заметил он притаившегося в тени человека, одетого сыщиком, Коко
простодушно подумал, что это самый обыкновенный сыщик, не подозревая, что на
самом деле это необыкновенно хитрый, даже самого себя перехитривший сыщик!
Скрываться было бесполезно. Коко зажёг у себя в комнате свет и даже отдёрнул
занавеску, чтоб со двора лучше было видно всё, что происходит в доме.
Сыщик перемахнул через забор, спрятался между грядок и, не пропуская ни одного
движения, начал наблюдать.
Немного погодя Коко зажёг фонарь и с корзиночкой в одной руке и садовыми
ножницами - в другой вышел во двор, с большим чувством мечтательно напевая
песенку:
Луна сияет. Спят сады!
Лягушки скачут у воды.
Коко награда за труды -
Сосисок спелые плоды.


...На следующее утро два полицейских врача в белоснежных халатах ввели сыщика в
кабинет Шефа полиции. Сыщик самоуверенно усмехнулся.
- Ну как? Проверили? - спросил Шеф. Оба врача кивнули:
- Проверен. Полностью нормален. Физически здоров, умственных способностей нет.
Упражнение по надеванию наручников выполняет на "отлично". Письменное упражнение
по составлению доносов тоже на "отлично". К работе годен.
- Хорошо, - сказал Шеф и обратился к сыщику: - Теперь повторите всё, что вы мне
рассказали.
- Слушаю! - бодро начал рапортовать сыщик. - Порученный моему наблюдению так
называемый клоун Коко вышел в сад с корзинкой и ножницами в руках, напевая
песенку "Уже поблёкли, отцвели сосисок нежные цветы", и приступил к сбору плодов
с сосисочного дерева.
- Стойте! - рявкнул Шеф. - Вы отдаёте себе отчёт, что такое "сосисочное дерево"?
- Никак нет. Себе я никогда не отдаю отчёта - только вам, как своему
непосредственному начальнику, я обязан отдавать отчёт.
- Вы видали? Вы слыхали когда-нибудь про сосисочное дерево?
- Никогда.
- Откуда же вы взяли его?
- Очень просто. На моих глазах упомянутый клоун Коко ножницами срезал выросшие
на дереве сосиски, выбирая которые поспелее. Стебельки сосисок он срезал
ножницами, а самые сосиски складывал в корзиночку. При этом он приговаривал:
"Ага, поспела!.. Ну, а ты ещё зеленовата... Ну, не беда, дойдёшь на
подоконнике!" Собрав урожай сосисок, он вернулся в дом и стал закусывать
собранными плодами таким способом: он отрезал ломтик от своей галоши, на него
накладывал сосиску, а кусочек шляпы клал сверху. Шляпу он не резал, а просто
отрывал кусочками. Всё это я точно зафиксировал.
- И вы видели, как он съел свою галошу?
- Никак нет, он её не доел; наверно, хотел кусочек приберечь на завтрак. Потом
он закурил сигару, и, когда она хорошо разгорелась, он её тоже съел и потёр себе
живот. После этого он стал зевать, сказал, что пора спать, открыл дверцу шкафа,
повесил себя за петельку пиджака рядом с халатом и захлопнул дверцу. Я хотел
продолжать наблюдение, но тут гляжу - кто-то так преспокойно облокачивается мне
на плечо. Оказывается, не кто иной, как сам клоун Коко. Стоит себе и наблюдает в
окошко с таким интересом, как это он там, в комнате, сам закрывается в шкафу.
После этого я принял решение поскорей явиться обо всём доложить. А после доклада
вы меня отправили к врачам на освидетельствование, а теперь я вам снова...
- Хватит! - рявкнул Шеф. - Последнее: как вы объясняете то обстоятельство, что
этот клоун подглядывал в окошко в то самое время, когда он сам себя вешал за
шиворот в платяной шкаф рядом с халатом?
Сыщик стал думать. Он побагровел от усилия. Наконец он просиял и чётко
отбарабанил:
- Я так объясняю - скорей всего, очень уж ему было любопытно поглядеть!
- Тьфу! - плюнул Шеф и сделал знак сыщику убираться.
Глава 20. ЛЬВИНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Когда к нему втолкнули трёх разозлённых львов, Капитан Крокус в львиной одежде
сидел, забившись в самый угол своей клетки, и напряжённо ждал, пока не
задвинется дверь склада и все уйдут.
И вот железная дверь, прокатившись по роликам, захлопнулась, щёлкнув замком, и
Капитан Крокус поспешил встать во весь рост.
- Отойдите, пустите меня вперёд, - глухо проворчал старый лев с густой длинной
гривой. - Тут чужак! Я ему задам!
Обыкновенный неопытный человек никогда бы и не догадался, что лев так много
сумел сказать своим коротким ворчанием. Но Капитан Крокус знал, что львиный язык
намного короче человеческого. Один и тот же звук, только произнесённый
по-разному, разным тоном, может иметь ровно тридцать три разных значения,
начиная от "я тебя в клочья разорву" и до "я на тебя наброшусь, чтоб вместе
поиграть". Отлично понимавший по-львиному Крокус, едва только старый лев кинулся
на него, спокойно сел на пол и дружелюбно сказал (говорил он всё-таки с трудом):
- Друг... Друг!.. Не хочу драться... Поделюсь пищей!
Старый лев остановился, заморгал и, склонив голову набок, внимательно стал его
разглядывать. Раза два он с недоумением понюхал шкуру Капитана.
Дело в том, что люди могли принимать за льва Капитана, застёгнутого "молнией" в
львиную шкуру, но лев сразу же учуял неладное.
Капитан поспешил добавить:
- Я не лев. Я человек-друг. Друг! Я поделюсь пищей. Он медленно расстегнул
"молнию" и наполовину вылез из своей шкуры. Пока старый лев подозрительно
обнюхивал голову шкуры,
Капитан задумчиво её поглаживал.
- Если ты человек, почему ты попал в западню для львов? - подозрительно
пробурчал старый лев.
- Эти люди - мне враги. Львы - друзья!
- Люди нам враги. А ты не совсем человек. Может быть, ты немножко лев?
- Ты прав, пожалуй, я немножко лев.
Молодая львица одним прыжком подскочила к Крокусу и рыкнула:
- Сейчас я тебя ударю лапой наповал!
Капитан Крокус улыбнулся: у львицы были весёлые, шаловливые глаза и в голосе
слышалось лукавство, а не ярость. Он тихонько дунул ей в ноздри, и она затрясла
головой и, ласкаясь, подтолкнула его лапой так, что он едва не свалился.
Старый лев сердито буркнул:
- Не балуйся, не время баловаться! Мы в западне, тут пахнет кровью и убийством.
Уррэаха! Люди всё время прячутся от нас за прутьями решётки, их никогда не
достать. И только они сами умеют делать проход между прутьев!
- Я умею делать проход! - сказал Крокус. - Но если мы выйдем из клетки, то
попадём в другую ловушку - вот среди этих стен. А из неё нет выхода.
- Всё равно, сделай проход, большая ловушка лучше! - промурлыкала молоденькая
львица. - Хочу, хочу поскорей! Бегать!
- Надо сделать проход в стенах, - сказал Крокус. - Тогда можно бежать!
Старый лев, подталкивая носом подбородок Крокуса, обнюхал его шею и голову со
всех сторон, тихонько ворча:
- Все люди нас только ловили, и запирали, и кололи острыми палками. Почему ты
хочешь открыть нам проход? Ты, наверное, почти совсем не человек? Ты почти лев,
да?
- Львиный человек! - мурлыкнула молоденькая львица и дружелюбно толкнула его
плечом.
В этот момент взволнованный и пронзительный голос протяжно запел:
- Льви-и-иный человек! Львиииный! Миауу! Миеуу!.. - и невнятно, торопливо
промяукал: - Уыпустить!.. Уыпустить всех! Всех!.. Фрр-р!..
Это протяжно пропел и оборвал, расфыркавшись от волнения, большой дымчатый кот с
горящими глазами. По-львиному произношение у него было отвратительное, вроде
лепета детёныша. Но львы всё-таки поняли.
Тотчас все кошки замяукали, застонали, завыли, заскребли от нетерпения когтями
пол своих клеток. Они на все голоса молили:
- На крышу... Пустите нас только на крышу!!! Мя-а-а!.. Тут лохматый и рваный,
одноглазый и одноухий бездомный пёс, который так долго жил среди бездомных
кошек, так много с ними дрался, что и объясняться по-ихнему научился отличным
образом, разобрал, о чём орут кошки, и загалдел густым торопливым лаем:
- Львиный человек всех выпустит! Всех! Всех! Всех! Живо, живо! Ручной енот, ни
звука не понимавший по-львиному, тотчас понял всё, что по-собачьи пролаял рваный
одноухий пёс. Он торопливо залепетал по-своему. Два барсука, услышав его голос,
шумно задышали и начали переговариваться. Всё это услыхали кролики, подхватил
попугай, заухала сова, зачирикали все птицы, большие и маленькие, белки
возбуждённо застрекотали и защёлкали, собаки подвывали, захохотал филин, и в
общем гаме совсем потонул голос синички, которая, плохо разобрав, в чём дело.
уже кричала своим птенцам: "И-ду! И-ду!"
Капитан Крокус крикнул на ухо старому льву, и тот оглушительно рявкнул. Все
звери сразу замолчали, а некоторые даже на спину попадали от этого грозного
рыка. Тогда старый лев сказал дымчатому коту:
- Всем молчать! Львиный человек будет искать выход для всех!
Дымчатый кот угодливо перемяукал всё это одноухой собаке, та отрывисто перелаяла
еноту, и так всё передавали от одного к другому, пока не поняли все. Все припали
к сеткам и решёткам, за которыми были заперты, и стали следить за каждым
движением Капитана Крокуса.
Капитан окончательно сбросил шкуру и внимательно стал ощупывать запор клетки. Он
даже улыбнулся, найдя секрет замка. Уж он-то знал все клеточные замки на свете.
Замок щёлкнул, и Крокус вышел из клетки и прикрыл снова дверцу.
Старый лев крякнул одобрительно, но не двинулся с места.
Внимательно осматриваясь по сторонам, Капитан пошёл вдоль длинного ряда клеток и
зарешеченных ящиков - к выходу.
Все кошки и собаки, теснясь и толкаясь, припали носами к сеткам, во все глаза
следя за Крокусом. Обезьяний дедушка, подхватив детёныша, в волнении бегал вдоль
решётки, высматривая, не открывается ли уже где-нибудь проход.
Ежи тяжело сопели, просовывая чёрные мордочки в ячейки сетки, целая толпа разных
собак, большущих собачищ и маленьких собачонок, повиливая хвостами, умоляюще
чуть слышно умильно стонали от нетерпения, не смея громко лаять. Кошки мяукали
шёпотом, напирая на решётку, а старый обезьяний дедушка сдавленно гукнул и
протянул вперёд своего обезьянёнка, показывая, что именно его надо раньше всех
отсюда унести.
А енот вскочил на дыбы, уцепившись передними лапками за сетку, и долго смотрел
ему вслед своими обведёнными кругами глазками, необыкновенно похожий на зашитого
в меховую шкурку смертельно встревоженного крошечного человечка в больших
роговых очках.
Железная дверь на роликах по краям была глубоко вдвинута в стену. Изнутри на ней
не было ни одной щёлки: просто толстая гладкая железная стена, автоматически
раздвигающаяся механизмом с кнопкой или рычагом снаружи.
Капитан осмотрел и ощупал каждый сантиметр двери, хотя уже понял - здесь, как в
каждой тюрьме, запоров изнутри не может быть.
Он слышал позади себя тяжёлое дыхание и знал, что, обернувшись, увидит сотни
устремлённых на него с надеждой глаз. Поэтому он не оборачивался, а делал вид,
что пробует что-то, на что-то надеется, уже прекрасно отдавая себе отчёт, что
открыть эту дверь своими силами так же легко, как вскрыть несгораемый сейф ножом
для открывания консервов.
Что же делать? Открыть клетки? Выпустить львов и ждать, пока за ними не
придут?..
Минута за минутой уходили, складывались в часы, и каждая минута казалась бедному
Капитану длиной в час, а каждый час - как самые длинные и самые противные сутки
в жизни...
Глава 21. ЛАБИРИНТ БЕЗ ВЫХОДА
Уже некоторое время, прислушиваясь, Капитан слышал какое-то царапанье за дверью.
"Наверное, ещё какой-нибудь несчастный зверёк, застрявший в промежуточном
помещении", - подумал Капитан.
Зверёк поцарапался, потом довольно сильно ударил лапой в дверь... нет, скорее
даже копытцем - удар был довольно звонкий.
Потом послышалось какое-то хныканье, похожее на плач. Терять Капитану было
нечего, и он решился спросить:
- Кто там?
- А тебе какое дело, дрянь! - яростно отозвался тонкий голосок из-за двери. -
Вот открой дверь, тогда узнаешь! Открой!
- А что ты тогда сделаешь? - осторожно осведомился Капитан.
- Как дам тебе в нос, так будешь знать! Открывай, трус паршивый! Чего ты
трусишь, я ведь маленький! - Голосок был тоненький, но прямо-таки дрожал от
ненависти.
- Не очень-то я тебе поверил! - как можно равнодушнее заметил Капитан, хотя
сердце у него быстро забилось. - Если бы захотел, ты бы сам открыл дверь да и
вошёл! Запор-то с твоей стороны!
- Врёшь, трус несчастный! Нет у меня тут никакого запора! - И дверь опять
лягнули ногой.
- Погоди, не бесись одну минутку!
Мальчик опять лягнул, и Крокус умоляюще повторил:
- Удержись, не бесись одну секунду. Ну?.. Погляди, там, кажется, справа, а может
быть, слева должна быть кнопка!
- Врёшь, лгун несчастный! - завопил мальчик. - Никакой кнопки тут нет, тут
просто... какая-то штучка торчит из стены.
- Рычажок?
- Ну, может, рычажок.
- Нажми его! Нажми скорей!
- А вот не стану! - злорадно проговорил голос мальчика. - Раз ты просишь, я и не
стану!
Капитан от досады стукнул себя кулаком по голове. Неужели он всё испортил?
Стиснув зубы, с громадным усилием улыбнулся и зевнул:
- Ну, как хочешь... Конечно, если ты побаиваешься... За дверью раздался визг
бешенства, топот, и вдруг железная стена ворот раскололась надвое и с лёгким
шумом разъехалась на две стороны. На пороге оказался взъерошенный мальчик. Он
стоял, широко расставив ноги, крепко сжав кулаки, прищурив заплаканные, красные
и припухшие, но злобные глаза.
- А-а-а! - завопил мальчик. - Вот ты где! Это ты всё наделал! Ну. погоди! - Он
пригнулся, кинулся вперёд, с разгона стукнул Капитана головой в живот и принялся
с удивительной быстротой и энергией без остановки молотить его кулаками.
После отчаянного сопротивления Капитану с большим трудом удалось схватить
драчуна в обнимку, оторвать от земли и крепко прижать к себе. Но и в таком
стеснённом положении мальчик продолжал дрыгать руками и ногами, как заводной
чертёнок.
- Да перестань ты дрыгаться! Не бесись, выслушай меня! - терпеливо и настойчиво
повторял Капитан, в то время как мальчик, вцепившись ему в волосы, дёргал их во
все стороны, одновременно отчаянно пытаясь как-нибудь брыкнуть Капитана ногой.
- Пусти!
- Хорошо, я тебя отпущу, если ты обещаешь...
- Обещаю залепить в нос!
- Ну, так я не буду торопиться. Может быть, у тебя кончится завод. Наконец
брыканье стало ослабевать, и вцепившиеся в Капитана Крокуса руки стали совсем
вяло подёргивать его волосы.
- Ну... сти...
- Ну, а теперь, когда я тебя отпущу, ты...
- ...в нос... - прохрипел мальчик.
Он еле дышал от усталости. Капитан осторожно поставил его на пол и отпустил
руки. Мальчик пошатнулся, протёр себе один глаз, залитый слезами злости и потом,
с трудом разглядел стоявшего перед ним Капитана, вялым движением отвёл назад
руку и... стукнул Капитана прямо в нос!
К счастью, драчун так ослабел, что удар получил не очень сильный.
Потирая нос, Капитан примирительно сказал:
- Ну вот, она сбылась наконец, твоя мечта. Можем мы с тобой поговорить спокойно?
Как ты сюда вошёл? Зачем? И не приглядывайся больше к моему носу, хватит!
Мальчик с трудом отвёл глаза от его носа и минуту тяжело дышал, не в силах
разговаривать. Он совсем было утих. но вдруг подскочил как ужаленный, принял
боксёрскую стойку и крикнул:
- А ты кто такой? Ты чучельщик? Говори! - Он уже шагнул вперёд, чтоб снова
кинуться в сражение, но что-то его остановило.
- Да ты погляди кругом, сумасшедший! Не видишь, куда ты попал?
Мальчик удивлённо оглядел длинные ряды клеток с притаившимися зверями и вдруг,
что-то вспомнив, безнадёжно махнул рукой, шлёпнулся на пол и заревел, закрыв
лицо руками.
Он плакал так самозабвенно и безутешно, что даже не заметил, что его недавний
противник стоит, наклонившись над ним. поглаживает по голове и ласково
приговаривает что-то успокоительное. Мальчик каким-то образом уже полностью
убедился, что Капитан вовсе не принадлежит к тем, кому он так жаждал дать в нос.
Капитан достал носовой платок и стал вытирать мальчику глаза. Сначала тот
сердито толкался и отворачивался, но вскоре Капитан почувствовал на своей руке,
в которой был зажат мокрый комок носового платка, маленькую шершавую руку.
Немного погодя мальчик оттолкнул руку с платком, вскинул голову и, глядя прямо в
глаза Крокусу, собравшись с силами, заговорил. У него даже заскрипело что-то
внутри от натуги, так трудно ему было заговорить:
- Они его набили, жабы противные!.. Ненавижу!.. Набили моего Уголька, вот что
они сделали!
- Это собака?
- Что значит - собака! - ожесточённо вскинулся мальчик. - Это мой Уголёк, и вот
что они с ним сделали! Я его прятал в стиральной машине, когда за ним приходили.
Один раз он просидел три часа в холодильнике и молчал, потому что он всё
понимал. Но они его выследили без меня, схватили и увезли, когда я хотел с ним
убежать куда-нибудь из города совсем! И я бросился за ними, под фургоном проехал
сюда и пробрался, чтоб его спасти, и вот я его нашёл... А теперь мне всё равно,
я никому не верю, и тебе тоже, и я всех ненавижу и ничего не боюсь, и я... Эх,
хоть бы дать кому-нибудь в нос за это!
Капитан понимающе кивал, слушая его рассказ. Чучело угольно-чёрной собаки с
грустным выражением пожилой морды лежало на боку сразу за раздвижной дверью.
- Видно, что славная была собачка, - сочувственно заметил Капитан.
- Что ты понимаешь! - опять взвился мальчик. - Он был щенком, когда я родился,
но потом он рос быстрее меня и стал уже пожилой. Он всегда тосковал, когда мы
уходили из дому, и так радовался, когда мы возвращались благополучно. А когда я
был один раз очень болен, он ничего не пил и не ел и лежал у моей двери много
дней, и я знаю, он собственной лапы не пожалел, чтоб меня вылечить. Даже когда я
просто купался, он бросался в воду и старался меня вытащить на берег! И теперь
он был уже почти старый, и он так привык, чтоб с ним обращались с уважением...
Ну, хоть бы уж его просто убили. А его сначала напугали, очень обидели, швырнули
в фургон, привезли сюда, и он ждал и надеялся, что я ему помогу!.. Теперь всех
буду ненавидеть всю жизнь! Не желаю разговаривать! И ни на одну собаку больше не
посмотрю!
Капитан едва успел схватить его за плечо, так стремительно он кинулся к выходу.
- Отстань! Ненавижу! И тебя ненавижу! - вырываясь, кричал неуёмный мальчишка.
- Нельзя ненавидеть всех! - не отпуская его, твердо сказал Капитан. - Если ты
ненавидишь тех, кто сделал чучело из твоего Уголька, тыне можешь ненавидеть тех,
из кого тоже хотят сделать чучела.
- На всех мне теперь наплевать! Уголька мне никто не вернёт!
- Нет, стой, сперва посмотри в глаза всем этим зверям, кошкам, собакам, белкам,
еноту. Ты не хочешь им помочь?
- Я сюда пришёл за Угольком, а теперь...
- Ты думаешь, что ты его очень любил? Чушь! Можешь уходить! Если бы ты любил его
по-настоящему, ты не бормотал бы всякой чепухи. Ты бы просто стал защищать всех
других попавших в беду. Всех обиженных - за одного обиженного. А тебе бы только
по носам щёлкать. Безмозглый, бездушный щелкун! Уходи!.. Брр!.. С каким
отвращением твой Уголёк сейчас отвернулся бы от тебя! Лапы бы тебе не подал!
- Врёшь, подал бы!.. - топнул ногой мальчик.
- Ни за что! - презрительно отчеканил Капитан и отвернулся, прислушиваясь к
натужному сопению у себя за спиной.
Немного погодя он почувствовал, что его потихоньку толкают пальцем в поясницу и
дёргают за штаны.
- Ну, а как их спасать-то? - сварливо пробурчал вполголоса мальчик. - Ты дело
говори, а нечего там рассуждать... Ой, да тут и обезьянёнок! Я таких маленьких
не видел! А этот как называется, в очках, на меня уставился? И всех их сюда
притащили на чучела! У-у, гады! Говори скорей, чего делать. Я отчаянный человек
теперь!
- Ты выход знаешь?
- Я уже и сам запутался. Да всё равно четыре железных дурака сторожат выход и
один живой. Они никого не выпустят.
Стараясь ступать как можно более неслышно, они пошли по длинному, без единого
окна полукруглому бетонному коридору. В полутьме поблёскивали вделанные в пол
рельсы для вагонеток, на которых доставлялось сырьё на конвейер
Чучельномеханического комбината. В тишине глухо ворчали вентиляторы. Что-то
зловеще шипело у них под ногами. Включались с мягким шорохом и начинали жужжать
какие-то механизмы. Тонкие трубы тянулись вдоль стен, то убегая к самому
потолку, то, ныряя, исчезали в полу.
На развилке безоконного коридора рельсы ушли влево. Нерешительно переглянувшись,
они двинулись вправо по тому ответвлению, где не было рельсов. Несколько
глазков, вделанных в стену на разной высоте, чуть поблёскивали. На всякий случай
они проползли так, чтоб не попасть в поле зрения их лучей.
Наконец они добрались до чего-то очень похожего на обыкновенную лестницу чёрного
хода. Здесь было полутемно, грязно, на площадке валялись полуразломанные ящики -
видно было, что сюда давно не ступала нога человека. А если и ступала, то не для
того, чтобы хоть немножко прибрать и подмести.
Перелезая через ящики, они поднялись наверх, вышли в новый полукруглый коридор и
увидели первое и единственное окно, проделанное на высоте четвёртого этажа.
Внизу виднелся со всех сторон замкнутый высокой каменной стеной двор, гладкий,
как бетонный стол, без единой травинки или трещинки.
Всё было мертво, голо и освещено, как днём, только за стеклом что-то неровно
шелестело и шуршало: там шёл обыкновенный, живой дождь и водяные капли,
прилетевшие с тёмного ночного неба, начинали светиться, попадая в свет ярких
фонарей.
С каким-то облегчением мальчик и Капитан постояли у окна страшного комбината,
радуясь, что есть ещё на свете дождь.
Не успели они отвернуться от окна, как что-то ярко сверкнуло в полутьме,
промчавшись сверху вниз. Это была маленькая кабина узкого, как снаряд, лифта.
Рядом с шахтой лифта вилась винтовая лестница. Капитан ощупал свой громадный
пистолет и бесшумно двинулся по лестнице вниз, туда, куда умчался лифт.
Нижнее помещение было ярко освещено, и они остановились, прижимаясь к стене и не
решаясь перешагнуть порог света.

[438x336]
[428x336]
[436x336]
[430x336]
[431x336]
[429x336]
[437x336]
[441x336]
[442x336]
[442x336]
[429x336]
[429x336]
[431x336]
[432x336]
[429x336]
[438x336]
[438x336]
[440x336]