Нервных просим из зала удалится. А собственно зачем? Почему это мы должны их просить, и тем более почему это мы должны думать о том как они подобное могут воспринять. Какое нам вообще дело до того как будет им?... Написала хуйню, отправила и только потом прониклась – просто начинается новый этап. Ничего больше. Это просто предвестники. Как всегда, как обычно, как должно быть. Это просто уже весеннее обострение. У нас обострение всегда одно, только одежды приходящих меняются вместе с сезонами. Содержание то же, а форма соответствует ситуации. Заебалась. Заебалась, заебалась, заебалась. Я – заебалась жить. Опять. И зал скандирует – было уже, повтор, скучно. Заебалась, а всё остальное попытка уговорить себя что не вообще, а в частности. А на самом деле вообще и ни с чем не связано. Но внутренний лекарь пытается обойти грабли и придумать решение на скорую руку. Это не я. Нееее. Это – не я. Это кто-то и почему то. Это вовсе не ты и не с тобой. Найди виноватого и пока будет слушаться дело время будет идти, а там глядишь ветер снова поменяется и всё станет иначе. Я сегодняшний не могу нести ответственность за себя вчерашнего. Экспромт заслуживающий быть занесенным в анналы и хроники.
Люблю грозу в начале мая,
люблю и раннюю весну,
люблю нажраться как скотина
и замертво упасть в углу.
Люблю укуренным в говнищу
гнать за возможности свершений,
люблю я в общем быть открытым
к простому счастью ощущений.
Поэт блядь, массовик затейник, общительный и контактный. Ага. Как назвать склонность делать именно то, что тебе делать нельзя. Нельзя и знаешь что нельзя? Кретинизм. Самообман самого пошлого толка. Фу. Гадость какая. Отвратительно. Глупо – значит отвратительно. Блядь, заебался. Заебался, заебался, заебался. Повторить сто раз и двести написать мелом на доске. Чтобы осознать до конца, во всех следствиях и предпосылках. Ёбте – и что делать то? Все возможные варианты решений перепробованы тысячу раз. До тошноты. Все выходы проверены ровно до конечной каменной стены тупика. Всё проверено и перепроверено до совершенство. И что делать дальше? Что мне с собой делать дальше? Блядь. Только одно ускользает от понимания – что же держит на самом деле. Где тот крючок от которого идет эта леска «не могу»? Где, где, где. Где причина и исток. Потому что парадокс на лицо. Парадокс столь очевиден, что притворится не удастся при всем желании. Ёбаный на хуй блядь в рот… Какая мерзость. «Ну и гадость эта ваша заливная рыба» (с)… И я ничего не помню. Лист опять стерт ластиком – наброски букв проступают, следы от нажима грифеля остались, но надписей нет. Ни одного чертова слова. Я ничего не помню. Опять. Снова. Память, память, память. О чем жалеть то? Это не сожаления, и вернуть не хочется, но ощущение что это может сделать уязвимым. Плевать как было, важно как помнят вокруг. Уязвимость. Оказаться под сомнением. Ненавижу. Сомнительно. Сомнительно в высшей степени. В комментариях было – кадры из черно-белой хроники и в этом определении я узнаю. Узнаваемо. Так чтобы совсем – это уже только при механических поражениях. А так – частями, распадается на осколки. Помнишь отдельные кадры, не связанные в единое целое. Помнишь как фильм, как чужое, как условное знание. Абстрактное и лишенное эмоций. Не то что происходило, но то что можно считать условным фактом. Гром и молния связаны – это факт, но ты к нему никак не относишься, это не твое ощущение и не твоя плоскость. Это нечто существующее параллельно. Нечто из чего можно делать выводы. Нечто что есть, но тебя в этом нет. Кадры. Черно-белые – это условность. Скорее стертые, вытертые, лишенные цвета. Серые. Лист бумаги на котором остались следы предыдущих записей. Белое на белом. Пожелтевший лист со следами нажима грифелем… Мать вашу – я вообще кто и куда иду. Реакция первая. Сначала паника и ответом на нее попытка реконструировать, дорисовать, нарисовать как могло бы быть. Я вообще где? Стены, потолок, дверь – узнавание. Символы складываются в единую картинку и когда перед глазами перестает дрожать изображение всё становится понятным. Спокойно. Не так важно откуда ты шел и когда вышел, нужно лишь знать где ты сейчас. Остальное – «не суть важно» (с). Черт, черт, черт. Каждый новый виток несет новые сюрпризы. Меняется всё кроме центрального ощущения. Декорации вообще можно удалить из уравнения и всё останется прежним. Спираль – это хуже чем круг. Вердикт. Хуже. Потому что к повторению добавляется иллюзия нового и этот призрак нового лишь подчеркивает и усиливает старое. Могу разложить воспоминания в пасьянс. Отдельные карты с надписями и рисунками. Никакой цельности, никакого единства, никаких связей. Вот одно, а вот – другое и никакой связи между ними. Все пошли вон. Я вас – не помню. И не знаю. И знать не хочу. Кто прожил рядом достаточно долго знает, объяснять не придется, не знающие – пошли прочь. Часы посещений закончены… Мозг имеет очаровательную способность восполнять то что потерял своими выдумками. Свято место пусто не бывает. Куски из мозаики выпали – так сведем оставшиеся части в целое, пусть даже и не совпадет гранями. Или дорисуем, по логике сюжета. По логике и косвенным данным. Утрированно. В словах всё и всегда получается или утрированно или смазано. Искажение. «Не испытал – не знаешь» (с). Дрожь. Картинка дрожит и на каждый вопрос кидаешься как собака на кость – реконструировать, предположить, создать макет. Инстинкт. Условный рефлекс. И заметим – не надо, мне это не надо, но пытаясь вписаться, не понятно только зачем, хотя понятно, а как не вписываясь если толкаются локтями и бубнят на ухо, что не вписываться нужно исключить всё случайное и не главное, а где взять подобные идеальные условия, где взять такие возможности – не откуда. Заметим – не надо, не требуется, не хочется. Но снова делаешь, потому что знаешь, заново просчитываешь, рассчитываешь – это лучшее решение, лучший способ и лучший ответ. Как было бы славно если бы мир вдруг опустел. Кале один на свете и Кале пиздато и лучше всех. И совершенно он не страдает. Заебись ему. Ему охуительно. Но так чтобы один. Совсем один. Жить на необитаемом острове – не отвечать, не задаваться вопросами, не тратить время на суету. Просто и легко. За то вернулись сны, те которые. Те ради которых стоит. Их тоже помнишь плохо, но ощущения остаются надолго и четко, как живые. Как настоящие. Как реальное. Усталость на границе взорваться. Взрывоопасная ситуация. Подогнать обстоятельства к потребностям. Наплевать на цену и стоимость. На последствия. Чертова уйма разрозненных мыслей и красной пастой выделено – заебалась… Телефонная книжка. Номера, имена. Телефон твой – это ты выводишь логическим путем, значит и номера твои. Имена. Имена ты знаешь. Знал. Телефон твой потому что у тебя – это простая, но как может статься ошибочная логика, вызывает доверие. На третьей секунде уже веришь. Твой, твое, у тебя. Рассматриваешь номера, читаешь имена и по частям восстанавливаешь. Если бы его не было – даже не вспомнил. А так – опорный материал. Как учебное пособие для школьного урока. По кускам. Складывается представление. Пробелы. В целом ничего не исчезает, всегда есть нюансы, особенности процесса. Так вот тут – пробелы. Текст в котором вдруг исчезла часть букв, не слов, а именно букв – в середине, с конца или начала – без системно. Просто вместо части букв пробелы. Если есть время можно начать дешифровывать, пытаться подставлять возможные варианты пока не получится что-то целое. Условно целое, потому что никогда не знаешь – было ли так, или ты написал новый текст. Решето. Был стальной лист и вдруг он превратился в сито. Пустые точки разбросанные по странице. Решето. Память – решето… Ты посмела сравнить меня с собой? Ты посмела сказать, что у нас есть что-то общее? Меня вдруг пеной на губах окрыляет ответом на вопрос полугодовой давности. И тут же – почему это посмела, а почему это тебя нельзя сравнивать и что ты вообще такое что бы так себя исключать? О чем ты вообще? К чему это? Но визгливо с лева – ты дура, ты просто дура если могла подумать, что нас что-то может объединять. Ты ни хуя не знаешь как это и никогда не поймешь. Ты – дура, и следом – дура больше чем я, и по цепочке – и я больше чем ты дура, и мы обе вместе. И какая на хуй разница? Просто вдруг вспомнилось. Почему – потому что было написано. Записанное, прочитанное, то что было словами сохраняется дольше. Остается надежнее. «То что написано пером – не вырубишь топором» (с) – это наш случай. Обрывки предложений видятся четко. И если вдруг думать, быть рациональным, то просто это разное. Совершенно. Там одни проблемы и одни тупики, а тут другие. У каждого свои… Вторжение вызывает реакцию – а тебе не приходило в голову, что не весь мир крутится вокруг тебя. Например его часть в моем лице? Что дело не в тебе ил том как ты, а только во мне и только во мне. Это мои лестницы и мои пролеты и тебя в этом нет. Почти никогда. Если вообще был. Нет? Не приходило в голову?... Написала. На хуй вообще писала? И что собственно хотела сказать? Придя в себя под струями горячей воды стало понятно. Растерянность. Просыпаешься и еще не осознаешь, еще не понял, еще не увидел. Но растерянность уже есть, где-то внутри. Как-то одновременно уже есть, но еще не стало. И тут вдруг вопрос и в горячке скрытой от самого паники начинаешь отвечать, чтобы по буквам собирать себя в целое, восстанавливать ощущение целого хотя бы от себя. И пишешь разумеется хуйню, мысли перескакивают с места на место и ты сам не знаешь о чем ты вообще. Кстати я уже не помню. Вот это – совершенно. Только факт наличия. Перечитывать не буду. Засорять искусственно воссозданными воспоминаниями лишенными практической пользы – не нужно. Вредно. Это я уже помню. Точнее я вывожу это заново из ощущений. Я это знаю и помню что вроде бы всё уже было когда-то и как-то… Пройденные уроки. Помнишь чаще результаты, иногда отдельные куски картинки. Целое – вот в чем дело. Нет целого. Есть отрывочные куски. Разные и о разном… «Моя голова сейчас так многого не знает, что кажется сейчас лопнет от усилий знать». Процесс запущен, остановке не подлежит. Все идут строем на хуй – со своими шутками, вопросами, ответами, интерпретациями, рассказами и проблемами. Сейчас у меня есть моя проблема и мне ее вполне достаточно. На хуй. Вот так просто. И да, так грубо… Это не головная боль, это что-то другое. Странное ощущение. Под череп насыпали кубики льда и они перекатываются и скрипят. Боль навыворот… И телефон я засунула под подушку. Не отключила из принципа – он мой. Мое. Накрыла его подушкой и делаю вид, что не слышу. Хотя его вопли раздражают… Легче становится если выключить свет – ладонями, шторами, главное выключить. И телефон я брать не буду. Ни за что. Я – не хочу говорить. И главное звонят оба. Сегодня вообще день звонков. Как на зло видимо… Не хочу, не хочу, не хочу. Сейчас я ничего не хочу. И оставьте меня в покое. Просто отстаньте от меня. Дайте мне собраться заново. Отъебитесь. Ничего мне не надо, а то что надо вы мне дать не можете….. Черт, когда же это кончится? Это вообще когда-нибудь закончится? А телефон – это ядовитая змея. Никого не трогаешь, сидишь себе, собираешь по кускам и крохам, а тут на тебе – вопросы, ответы, чего то вообще не понятное. Змея. Ядовитая. Так и норовит укусить.