В колонках играет - Ночные снайперы - Бумерангом

Преувеличиваю. Иногда я преувеличиваю. Собственную ответственность, чужие реакции. Вижу маловероятное. Сетка возможностей и каждый новый штрих вносит коррективы отсекая не существующие. Одни преувеличивают себя, другие свое влияние. Преувеличение же – черта всеобщая.
Картинка – я тащу за собой, сжимаю чужую руку (странно, но моя всегда оказывается сверху) и тащу. В гору. Туда. Я не вижу куда, но знаю каким должен быть ритм шагов. Я иду на слух. Этот лишний, не тот, не попадающий в пульс, этот – точный, возвращающий к линии. Это спорный, от него идут два – один верный, а с другого придется начать с начала. Шаги на слух. Я каждый раз пытаюсь дойти. Успеть. Туда. Скользишь, спотыкаешься и всё равно тянешься. Не шаги – протяженность, потребность. На самый верх. Впрочем всё относительно, это не высота, но вершина. Там узкая площадка, дикий ветер и низкое небо, которое можно коснуться рукой не поднимаясь на цыпочки. И крест, конечно же крест. Единственный символ который объяснить не получится. Сам по себе. Может быть дерево, высохшее, уродливое, изломами. Я тащу за собой. Сжимаю чужую руку и пытаюсь успеть. И всё это хорошо и замечательно, только вот стоит добраться до самого верха как открывшийся вид вызывает панику. Оборачиваешься, а в глазах – стыдливое отвращение, страх, смущение и чувство вины. И рука из ладоней выскальзывает, взгляд как стена и чувствуешь себя дурак дураком. Конечно я всё понимаю, каждый возможный иной вариант прозрачен и в общем то прост и светел, только почему то думаешь – лучше бы пристрелили. Конечно согласен. Конечно киваю. Конечно – я всё понимаю. Жалость, нежность и чувство обмана. Сострадание. К чужой слабости? Или своей? О, этот стыд за отвращение – убивает вернее предательства. Самый большой обман – забыть предупредить, что всё будет буквально. Так что не мне обвинять. И конечно вернемся. К началу, за двери и строчки. Только я всё равно останусь там, а вернется тень. И растаю однажды утром, забыв попрощаться. Я всегда ухожу под тихие всхлипы утра. И всегда с чувством, что ушли от меня, а я закрывая дверь лишь прощаюсь с тем кто давно забыл обо мне. Я редко вспоминаю. Все воспоминания слиплись в один сплошной комок так что не разберешь где год, а где десять и было ли это когда то и с кем то вообще. Ухожу, но помню что ушли от меня. Мастер уходов – это тот кто не помнит что сам хлопал дверью. Уходишь и оставляешь за спиной себя. Не обернуться. Иногда возвращаются, только тут никого нет. Я – там. С тобой, с собой и в других временах. Мне повезло – я никогда не жалею упущенных возможностей. Я никогда их не упускаю. Но и это не панацея от ностальгии. У меня не остается надежды, на то что могло бы быть по другому. Не остается шанса переиграть партию.
Вообще то вот, блядь, я собственно только об одном думаю – мне чертовски хочется первый раз в жизни не идти до конца. Остановится до. Вопрос почему? Три варианта ответа – меня катастрофически заебало терять себя, я наконец то устал окончательно, я хочу оставить себе крошки от пирога надежды, ну хоть какой-нибудь, уж как получится, пусть даже и в виде реанимированного мерзостного вида трупа. Если подумать и четвертый обнаруживается – меня торкнуло предчувствием, что вот самая большая шутка как раз будет если…. И не важно что там если. Страхи как тараканы или вирусы – мутируют и возрождаются в новых обличьях. Страх обретения – это что-то новое в нашей практике. Или это я себе теперь меньше (реже, скромнее и прочие «на пол тона тише») вру? То есть вот к примеру раньше я один хрен точно знала, что ни хуя ничего не выйдет, но из принципа (нахальства, наглости, чувства противоречия и прочих следствий гигантомании) пыталась проходить стены насквозь. То бишь знала, но от себя скрывала, чтобы шагать и в очередной раз сглатывая кровавые сопли уверенно – время за секунду до удара того стоило. А теперь вот притворится не получается и уже сомнение, такое махонькое, мерзостное, гадливое, как червячок в яблоке, подтачивает – а может ну его на хуй, оставить всё как есть, в неопределенности, так чтобы без фактов, чтобы закатывать глаза и иногда думать: «а ведь могло бы, наверное, ну если бы карта легла, ну пусть маловероятно, но всё-таки не невозможно…», иногда предаваться ностальгии – не обретенное, но не потерянное, это почти как обрести и отказаться самому, вроде бы как и даже и было оно у тебя. Такой пошленький, вшивый повод для самообмана. Хотя наверное всё проще – просто заебало. Заебало идти до конца. Сколько ж можно то? Сколько на одну жизнь может быть этих концов? Сколько можно всё узнавать исключительно на своей шкуре? Может просто подходит время когда уже стоит (на самом деле давно пора, и вчера было поздно, да мать его в сто тысяч вечностей назад было поздно) учится на примерах, по книжкам, а не соваться в каждую открывающуюся дверь, чтобы получить по ебалу вдруг из темноты возникшим перед глазами полом. Там всегда оказываются ступеньки лестницы и каждый раз в новом месте, так что как ни старайся, а всё одно ебнешься носом. Между прочим мой незабвенный римский профиль это ни хуя не в папеньку, это, блядь, от падений. И потом это я сейчас всё так расписываю красиво – типа вхожу степенно и изящно, ножкой в хорошей дорогой туфельке нащупываю куда лучше – щааааз. Ага. Я ж, блядь, как слон, или там какая другая скотина бешенная и огромная – врываюсь, не разбирая дороги и не глядя под ноги. Я ж, блядь, тихо и скромно не умею. Нам надо с фанфарами, громко. И тупо, если уж по хорошему. А потом стоять и охуевать – и чего это все на нас так странно смотрят? Чего это все с рожами охуевшими? А это ни хуя ничего - это я пришло. Самое скромное из всех самых наглых. Как-то вот надо признать куда-то потерялись силы – запал не тот. Нет ужо размаха прежнего. Я ж говорю – возраст. Старый я уже. Потрепанный. И если по мне не видно, то исключительно в виду удачной генетики. Истаскался, стерся, как лопнувший воздушный шар сдулся. Что там у нас в гороскопе? – Мифическое, на праздник, бумажный. То-то и оно. Праздник кончился. Как-то не заметно. Всё бумажное великолепие поблекло. Видимо просто нужно признать – не тот я уже. Совсем не тот, что прежде. И дыхание уже подводит, и сердце давно уже спицами пронзает в самый не подходящий момент. Между прочим у меня еще и челюсть иногда заедает – тот еще пиздец доложу. Комично конечно, но крайне не приятно. И все другие прелести жизни. А здоровьем хорошим мы собственно и в лучшие дни не отличались, это я понтуюсь, это у меня установка, а так, если уж взять себя в руки и признать очевидное – всё давно ни к черту. Между прочим хронических у меня точно установленных две штуки и одно потенциальное. Не, врачи конечно тоже, те еще уебки не грамотные, они ж так же как я учились в лучшем случае, а в худшем – знаем мы какими были расценки. Но даже если списать процентов 80 на их малограмотность и страсть к длительным лечениям – всё равно останется хороший букет. Так что… Но хуй с ним, мы к ним не ходим и ни хуя на знаем, стало быть – здоровы как черти или еще кто особо удачливые. Не, я конечно всё еще тащу за собой ржавый меч громыхая по асфальту как придурковатый дервиш из чужой сказки (до сих пор охуеваю – чего я его тащу за собой, он сука такой тяжелый на самом деле и заеб опять же пиздец просто как), но как-то уже без былого задора. Конечно дотащусь, только вот как то плюю в рожу солнца уже небрежно, не целясь и вяло. Как-то так – спустя рукава.
Если бы я подводила итоги жизни этой то сказала бы: «прости им, господи, всё и сразу, как я прощаю себе, что от себя устала смертельно».