В колонках играет - Реки. Багровые. Часть вторая.

Пустая комната. За окном кто-то снова усердно сыпет с неба мусор. Через закрытую дверь ты слышишь шаги в коридоре и вдруг понимаешь что призрак – то ли ты, то ли он. Все это так не реально, так не по-настоящему, понарошку, вырезанное из бумаги, даже не цветной, но разного оттенка. Серо-бежевый во всех сочетаниях. Не реально. Или ты призрак и твое зрение потеряло остроту после смерти, или там за стеной эти рваные шаги – призрак, и страх рисует предметы серыми. Вы в курсе, что открывая глаза мы заново рисуем реальность? Мозг реконструирует мир по памяти каждый день после пробуждения. Нет, ну конечно где-то там есть оно. То. Которое. Мир, вселенная, не зависимая область, объективная реальность. Только мы ее не видим. Никогда. И не можем к слову. Мы разделены стеклом восприятия. Там она, а здесь мы. Мы не пересекаемся и только жадно заглядываем за эту витрину – как оно там, что там. Интерес маниакальный, результатов – ноль. Просыпаясь мы снова рисуем себе реальность. Одиночество – что еще могло быть причиной. Мы одни, затеряны в этой плоскости слепоты врожденной. И мы рисуем себе друзей – ветер, деревья, окно и квартиру с кроватью на которой багровые простыни и черный пододеяльник. Все это игрушки, повод себя утешить. Окружить постоянством. Иногда в придуманных начинаешь верить истово. Как в детстве. Помнишь? Тебе пять лет и ты уверен, что вот тот черный зонт тебя не только слышит, но и понимает. И отвечает трепетной любовью. Вот и здесь так же. Только вместо зонта ты привык рисовать лицо. Даль условности и традиции. А разницы никакой. На самом деле ничего этого нет. И быть не может. Там есть нечто от чего нас заслонило наше зрение. И не известно что лучше. Там может быть форменный кошмар и ужас. Там может быть ад. Уже и давно. А здесь – просто плохое кино, которое при желание можно исправить редакцией. Нарисовано всё – твоя биография, мысли, стены, подушки, стекла, зеркал отраженья, нарисовано всё – каждое наше мгновенье заботливо создается мозгом чтобы спрятать сознание от груза страха. Это такая игра в раздвоение – какая-то часть тебя уже ощущала, слепо, кончиками пальцев что там, и испугалась, или решила что на черта это надо – вот так вот ужасно и гадко, в общем оно отвернулось и сделало шаг в сторону. Огромная комната в центре которой сидит слепой и слышит как где-то рядом, почти на границе протянутых рук кто-то ходит. Звуков много, они пугают, смущают, заставляют вздрагивать и оглядываться. Какофония звуков. Размытых, расплывчатых, странных. Без откликов и различения. И что остается? Придумать им имена. Обозначить, сделать понятными, узнаваемыми. В зависимости от склонности характера один рисует маньяка Фреди с крючьями пальцев, другой Бога-отца с улыбкой бледной, третий – страсть, Афродиту из (в) пене, четвертый птиц, а иной так и просто ветер несущий ворох капель дождя. Один наделяет звуки своим дыханием, другой своими руками или желаниями. Каждый рисует свое и каждый по-своему прав. Только реальность – это лишь слепота и звуки вокруг. Безымянные. Странные, чуждые, отчужденные. Холодные, безразличные, незнакомые.
И про звук я погорячился. Дал имя. Там же – нечто за гранями восприятия и памяти. Нечто чему нет обозначения и привычных совпадений в доступной сознанию реальности. Не звук, не цвет, ни касание и даже не вкус минут. Нечто, чему нет аналогий. Звук – это лишь слышимый кусок спектра вибрации из тех что можем замерить. А если дальше? В глубь, шире, если еще дальше? За спектр доступный экспериментами – то что там и можно ли это нечто чем-то назвать, если мы никогда его не увидим? Цвет – условный символ понятный мозгу. Звук – всего лишь ощущение нашего слуха «от». Тела вибрируют, колеблются атомами секунд и мы слышим звук. Но звук это нечто что существует лишь пока есть тот кто слушает, тот кто слышит, это часть нашей условной, увы субъективной реальности, но не данности. Звук – миф, а где-то там есть нечто, которое мы слышим. Цвет это тоже вибрация, качество колебаний некой условной системы названной светом. Скорость и качество мы называем цветом. Но где в этом реальность, если с исчезновением глаза растает и цвет и останутся лишь вибрации атомов воздуха? «В глазах смотрящего» (с) Это не только хороший рассказ, это и есть реальность. Красота, уродство, дурное и нужное – все рисуют глаза, слепые и вынужденные реконструировать то, что хотелось бы видеть. Немного ошибся в расчетах и вот вместо желанной картины вышел форменный ужас, но веря в него изначально ты боишься исправить – вдруг станет хуже, или вообще все развалится и останется та тишина от которой и прятались изначально? Огромная комната, зритель и тишина в которой есть нечто. Возможно их много, а может только одно или несколько. Оно есть, ты это знаешь и ощущаешь, но не знаешь названия. И начинаешь давать имена.
Иногда хочется заткнуть уши. Залить воском, заклеить скотчем глаза. Перестать слышать, стать независимым от этого вечного голода по узнаванию в нечто что-то. Остаться только с собой. Пусть одиноким и глупым, не ровней вселенскому нечто, но собой и свободным от этой вечной зависимости давать имена. Кажется, иногда мы рисуем притворно, как бы в шутку, произвольно, не в серьез и надолго, а так – экспериментом. Кажется иногда черновик, но вот в других случаях, разумеется, оригинал, настоящее, существующее. Только это сплошное притворство. Заблуждение иными словами. Оно всегда одинаково, просто верим по-разному и притворяемся, что разница есть. Слепота, не зрения, но ощущений – это трагедия если подумать. Лучше бы полная тишина, чем эти вздрагивания от (пред)ощущения нечто.