Сигарета очень плохо тянулась. Советская. Не люблю советские. А тут ещё 'Столица' в мягкой упаковке. Отсыревшая. Гадость. Глаза слезятся от дыма. От дыма? Зачем врать самому себе, это просто слёзы, обыкновенные слёзы отчаяния. Господи, как больно!
Больно? А что такое боль? И можно ли эту боль убить болью физической? Беру сигарету и резко прижимаю к левой руке. А, чёрт! Нервы срабатывают моментально и рука отдёргивается. Так, повторим. Ещё раз. Ещё. На тебе, на, сволочь. За всё. Получи, собака! Смятая сигарета летит в проём между этажами. А боли почти нет.
Ничего, она ещё придёт. Потом, когда боль внутри отступит, начнёт болеть рука и ещё долго будет напоминать мне о том вечере, когда я сидел на лестничной клетке в два часа ночи и размышлял о жизни. О войне и врагах. О Шаге к Горизонту. Я открываю блокнот и, щурясь (мало света, глаза болят и слезятся) вывожу неровным почерком:

Медленно бьют часы
Нехотя ухает гром,
Кто-то должен уйти.
Кто-то, не я – так кто?


Я не хочу уходить,
Я не могу – боюсь…
Медленно бьют часы,
В дом мой заходит грусть.


Что ж, заходи, садись.
Выпей со мной чайку,
Поговорим за жизнь,
Вместе прогоним тоску.


Впрочем, зачем её гнать?
Нам хорошо втроём.
Медленно бьют часы,
А мы сидим и пьём.


А мы сжигаем мосты,
Чтобы другим дать свет.
Медленно бьют часы.
Били… Теперь уже нет.