Хмурым осенним днем в лето 6420 от сотворения  мира  на  холмах  близ
Киева по вине не родившегося еще в ту пору преподобного Нестора  срывалось
историческое событие.
     - В тридцать три главы летописца мать! - в сердцах  выбранился  Вещий
Олег, приподнимая ногу и разглядывая сапог. -  Даже  и  не  прокусила!  У,
гадюка!..
     Змея испуганно пригнула точеную треугольную головку и, пресмыкаясь от
неловкости, снова заползла в конский череп.
     - Да не одолеть ей княжьего  сапога...  -  покашливая,  вступился  за
оплошавшего гада боярин. - Кожу-то, чай, на совесть дубили... Вот ежели бы
кобру сюда индийскую! Та, сказывают, на  дыбки  встает  -  выше  голенища.
Могла бы и за коленку уклюнуть... Стопа, колено - все едино нога...
     - Эва! - сердито подивился князь. - Где  ж  ты  под  Киевом  кобру-то
сыщешь? - Насупился Вещий, помыслил. - Может, длань на череп возложить?
     - Писано, что ногу... - кряхтя, напомнил другой боярин.
     - Или старый сапог надеть, с дыркой?.. - окончательно  расстроившись,
прикинул Олег.
     Бояре в сомнении уставили брады, неодобрительно  закачали  горлатными
шапками.
     - Невместно, княже...
     Высунувшаяся было из конской  глазницы  змея  тоже  приуныла  и  вяло
втянулась обратно. Того и гляди в спячку впадет: не лето, чай, - осень.
     Вещий Олег оглянулся. На холмах толпились изрядно  озябшие  киевляне.
Там уже все было готово к погребению и великому плачу.
     - Пишут - сами не знают чего... -  проворчал  он.  -  Ладно!  Босиком
наступлю. Пусть сами как хотят, так потом и толкуют...
     Сел на услужливо подставленный ременчатый стул и, сняв с правой  ноги
сапог, с досадой принялся разматывать портянку.

(c) Е. Лукин