Хаким-Бей

Меньше, чем десять лет назад, "врага" все еще можно было представлять себе как Всемирную Машину Труда, или как Спектакль — и потому видеть сопротивление в отшельничестве, и даже в бегстве. Не упал еще огромный таинственный занавес, отделяющий нас от нашей воли, и ничто не мешало нам придумывать новые формы производства, лудические, автономные, или новые формы представления, аутентичные и дающие истинное удовольствие. Существовала очевидная цель — создавать (или поддерживать) альтернативные ячейки, реализующие эти новые формы практически, а сопротивление было тактическим средством защиты подобных зон (и временных, и постоянных). В айкидо нет понятия нападения — вы уклоняетесь от атаки, после чего сила атакующего обращается на себя и себя побеждает. Капитализм и на самом деле многое уступил подобной тактике, отчасти потому, что поддавался стратегии "третьей силы", отчасти из-за того, что идеологически не был готов разрешить собственные внутренние противоречия (например, "демократию").
Теперь ситуация изменилась. Капитализм освободил себя от своей собственной идеологической брони и более не считает нужным отдавать территорию какой-либо "третьей силе". Основатель айкидо умел увертываться от пуль, но никто не в силах уклониться от натиска такой силы, которая занимает все тактическое пространство. Эскапизм доступен "третьему гостю, нахлебнику", но не единственному противнику. Теперь капитализм может объявить войну и прямо разделаться, как с врагами, со всеми бывшими "альтернативами" (включая "демократию"). В этом смысле не мы выбрали для себя роль оппозиции — ее выбрали для нас.
В кендо говорят, что оборонительных приемов не существует, вернее, что единственный вид обороны — эффективное нападение. Однако атакующий, как в айкидо, находится в невыгодном положении (нарушение равновесия) — что же делать? Парадокс: подвергшись нападению, ударь первым. Ясно, что наши "альтернативы" теперь не просто занятные запасные варианты, но жизненно важные стратегические позиции. Революция, однако, не матч по кендо — и не карнавальная пьеса с моралью. По-видимому, наша тактика определится не столько историей, сколько желанием оставаться в истории — не "выживая", но продолжая жить.
Напрашивается вопрос "что делать?", и по двум причинам: во-первых, уже сейчас существуют тысячи организаций, легально работающих на благо дел, революционных де-факто (или хотя бы достойных), но нет организующего мифа, пропаганды, преобразующего "революционного сознания", способного преодолеть разделенность как реформистскую институционализацию и идеологический паралич. Во-вторых, большая часть "нелегальщины", к несчастью, обречена на контрпродуктивность и зализывание ран, и в точности по той же причине — нет сознания, точнее, нет метанойи, неразделенного сознания. В такой ситуации слияние кажется невозможным, и первое, с чем сталкивается джихад — это грубая теоретическая необходимость осознать и обосновать собственное место в истории. Пока что разговоры о "предреволюционной ситуации" вызывают иронию, неизбежно связанную с подобными терминами (история как "кошмар"). Какие именно видим мы знаки, и на каком горизонте?
В этот момент надо вспомнить о том, что "пропаганда дела" изначально включала себя "добрые дела" вместе с насильственными; поэтому временная автономная зона сохраняет свое значение, не только сама по себе, но и как историческая реализация живого опыта, возможно, даже как способ действующей пропаганды. Тогда восстание можно понимать как призыв к "постоянной автономной зоне"; и слияние многих подобных групп даст форму "миллениуму". Здесь даже "отшельничество" может быть ценно как тактика — если оно координируется и практикуется с оружием в руках и в массовом масштабе — "революционный мир".
Сформулировав подобную модель, видишь, как далеко мы находимся от ее воплощения. Мы хотели бы позволить себе роскошь и удовлетворить сырую экзистенциальную страсть к "действию", хотя бы к "анти-пессимизму" в каком-нибудь виде — но в текущий момент всякое обсуждение реальной тактики скорее всего окажется фатально (или смехотворно) преждевременным. Кроме того, вопрос "что мне делать?" Чуть ли не самый опосредованный из возможных, и гарантирует полную невозможность любого ответа.

Мы тупы: чтобы осознать все это, нам потребовалось пять лет. Все, что когда-то было "третьим путем", нужно продумать заново в свете единственного обстоятельства: нам противостоит единый мир, не два мира. Раз сопротивление выродилось в склочную ностальгию (1968 год так же "трагичен" для нас, как любое другое фиаско), раз леваческая стервозность и фашистская мелочность столь привлекательны для выдохшихся радикалов — то это из-за того только, что, даже для себя, мы не признали этого нового обстоятельства, а именно, того, что, объявив себя абсолютом и выстроив мир вокруг этого заявления, Капитал вызвал к жизни своего старого смертельного врага (так обесчещенного XX столетием, такого скучного), вызвал его вновь и дал ему новое воплощение — последнего рубежа защиты для всего неограничимого — вызвал вновь революцию...

Нью-Йорк — Дублин
1 сентября 1996 год


[показать]