Оленька.

Из тех немногих вещей, которые не тонут,
я предпочитаю быть деревом.
Бурантино

Любил ли Он меня? Наверняка нет. Любила ли я его? Да, конечно…
Нет ничего банальнее, чем знакомство на вечеринке. Получилось, что мы познакомились именно так. Не скажу, что это была любовь с первого взгляда. Любовью там вообще не пахло. Мы даже и пообщаться-то толком не смогли и, более того – Он ушел с другой женщиной, а я с другим мужчиной. Но судьбе все таки было угодно свести нас вместе. Мы начали крутиться в одной компании, что привело, как закономерность, в одну постель. Так оно и продолжилось: совместная пьянка – совместная ночь.
А потом в Его жизни появилась Оленька. Не скрою я стала относиться к ней предвзято, даже еще не будучи знакома с ней, просто зная о факте ее существования. О нет, не подумайте, что это прекратило наши с Ним отношения. Мы продолжали трахаться даже после того, как я познакомилась с Оленькой. То, что я редкостная сука – доказанный факт, поэтому моя совесть молчала, как рыба. А Оленька, именно так, уменьшительно ласкательно потому, что по-другому это создание с длинными вьющимися рыжими волосами и огромными зелеными глазами, смотрящими на мир с непосредственностью ребенка, назвать просто невозможно, мне очень понравилась. Такого человека невозможно обидеть или причинить боль. Конечно, то, что я спала с ее парнем многие женщины посчитают именно причинением боли, но я не прошу сочувствия, я просто излагаю факты. Она была наивна, в хорошем смысле этого слова, и невинна. Ее родители, люди достатка много вышесреднего, души не чаяли в своей дочери и всячески ее опекали. Он стал первым ее мужчиной, и был сразу же представлен ко двору. Королева-мать и король-отец были очень довольны выбором дочери. Он умел быть обаятельным.
Я спросила как-то:
- Зачем она тебе?
- Я скорее всего люблю ее. – ответил Он и погладил меня по обнаженному бедру.
- А я?
- А ты? А ты просто создана для секса.
Я усмехнулась и затушив его сигарету в очередной раз подтвердила его утверждение.
Так оно все и продолжалось. Он трахался со мной, а любил ее. Я не ревновала. Так бесилась иногда от бессилия и злобы, но не собиралась соперничать или строить козни. В это трудно поверить, особенно когда это звучит из уст законченной стервы, но это действительно так.
Мы стали, я не побоюсь этого слова, подругами. И не просто подругами, я стала ее защитницей, и от Него тоже. Я пыталась ее подготовить к тому, что – нет не все мужики сволочи, козлы и подонки, далеко не все – просто конкретный может таким оказаться. Я пыталась ее научить не идеализировать Его.
Беда грянула, как обычно, неожиданно.
Однажды, после очередной, нашей с Ним встречи, он, выпустив дым в потолок, задумчиво произнес:
- Ты должна поговорить с ней.
- С кем? – спросила я сквозь сон, постепенно меня охватывающий.
- С Ольгой. Она беременна. И хочет оставить ребенка. Убеди ее сделать аборт.
Я подскочила как ошпаренная.
- Ты что охуел?! Она мне ничего не говорила. Каким образом, по-твоему, я должна рассказать о том, как я узнала эту новость – «Дорогая, мы с твоим парнем лежали в постели и он меня попросил убедить тебя сделать аборт»?!
- Не паясничай.
- Нет. Я не сделаю этого. Она моя подруга.
- Ой, только не надо этой сентиментальной чуши.
- Ты женишься на ней. – холодно сказала я, вставая с кровати и одевая платье. – И я за этим прослежу.
Он хмыкнул и не стал меня останавливать, а я этого не ждала, хотя нет, ждала, конечно. Только не смогла в этом себе признаться. Я не могла позволить дать волю своим чувствам и снова, попасть в кабалу любви, предыдущий опыт меня не вдохновлял.
Через три дня у меня объявилась Оленька. Она взяла меня за руки и торжественно произнесла:
- Я беременна. И выхожу замуж.
И тут, сама от себя не ожидая я разревелась. Так сильно я не плакала очень давно.
- Не переживай, и у тебя все будет хорошо. – сказала Оленька и обняла меня.
Я зарыдала еще больше. Глупенькая наивная девочка и не подозревала, что я плачу от жалости к себе и острой зависти к ней…
Я твердо решила собрать волю в кулак и не поддаваться страсти. Оленька явно наслаждалась ролью невесты. Шел второй месяц ее беременности, когда мне позвонили ее родители и попросили срочно приехать. Конечно, я бросила все и примчалась.
Мама Оленьки открыла мне дверь и без слов, в полной тишине, приветственно махнув, провела меня в комнату дочери. Оленька лежала на кровати бледная, глаза ее были красные и опухшие.
- Что случилось? – я села на край кровати и взяла ее руку.
- Официальная версия выкидыш. – сказала она. Голос был глухим, и отчужденным.
- А неофициальная? – спросила я, подсознательно зная ответ.
- Аборт. Я сделала аборт. – она разрыдалась.
«Сукин сын, подонок, ублюдок» - я вспомнила еще кучу весьма «лестных» эпитетов.
- Где Он? – мой голос звенел от гнева.
- О, ну что ты – Оленька раскрыла свои огромные глаза полные слез, испугавшись моего тона. – Он здесь ни причем. Это целиком и полностью мое решение. Мне еще рано ребенка, я ничего не достигла, моя жизнь только начинается… - она все говорила и говорила, а я не слушала ее слова, точнее не ее, а слова другого человека, который тщательно на протяжении месяца вкладывал всю эту чушь в невинную рыжую головку.
С этого дня Оленька стала угасать на глазах. Он кружился возле нее, дарил подарки, и заботился пуще прежнего, а мне было просто противно на это смотреть.
Родители Оленьки часто уезжали в командировки за рубеж и в этот раз, когда пришло время в очередной раз отбывать, они попросили меня присмотреть за их дочерью. Я согласилась.
Оставив мне ключи они улетели. Я выводила Оленьку гулять. Именно выводила, потому как была б ее воля из дома она не выходила б совсем.
У каждого есть свои традиции. Вот и у меня была такая. Каждую пятницу мы собирались на девичник. На сей раз Оленьку вытащить я не смогла. Разозлившись, я оставила тщетные попытки, буркнув, что-то типа:
- Ну и сиди тут.
Хлопнула дверью и уехала.
Ближе к 23.00 я отошла и поняла, что погорячилась. Я позвонила на мобильный Оленьки – он молчал. Я перезвонила на домашний, но не дождавшись ответа, я испугалась. Остановив первую попавшуюся машину я поехала к Оленьке домой. Не стала звонить в дверь, сразу открыла ее ключом. То, что в комнатах горел свет, я заметила еще с улицы, но это ничего не значило. Позвав ее по имени, и не получив ответа, я опрометью кинулась в ее комнату. Мои худшие ожидания подтвердились…
Оля лежала на кровати поглотав, наверное, все таблетки, что были в доме. Я прощупала пульс, удивительно, но он был. Взяв ее за руки, я потащила Олю в туалет и засунув 2 пальца ей в рот как можно дальше, вызвала рвоту и набрала скорую.
Оленьку спасли. Первыми ее словами, обращенными ко мне, были:
- Зачем ты меня спасла?
Ее родителям я сообщила и они сразу же прилетели. А еще, я немедленно, когда Оленьку без сознания привезли в больницу, позвонила Ему. Эту бессонную ночь возле ее кровати мы провели вместе, молча. Он держал ее за одну руку, а я за другую. Все таки какой сволочью Он не есть, но бессердечным он не был.
Я не видела его 2 недели. Пока как-то меня не разбудил звонок в дверь. Была очередная пятница, 2 часа ночи и я проклинала того скота, который меня потревожил. Каково же было мое удивление, когда, открыв дверь, я увидела Его с бутылкой коньяка и кульком апельсин.
- Можно? – просто спросил он.
- Можно. – просто ответила я.
Остаток ночи и пол дня Он провел у меня. А когда мы попрощались, я снова почувствовала себя последней сукой. Наши отношения возобновились.
Прошло еще некоторое время. Попытка самоубийства забылась. Оленька снова начинала чувствовать вкус к жизни. Мы все это время были рядом.
И вот родители с тяжелым сердцем снова собрались в командировку. Они не очень хотели, но я, Он и психиатр убедили их в том, что все будет хорошо. На сей раз, дабы снова не облажаться, я переехала к ней и выходила только с Оленькой вместе. Да и она охотно сама звала меня гулять…
Была суббота. Оля набирала воду для себя, чтоб принять ванну, а я обнаружила, что нет хлеба.
- Иди сходи, а то нам обедать будет не с чем. – сказала она, улыбнувшись.
И я как дурочка поверила этой лучезарной улыбке и ушла. Меня не было 20 минут. А когда я пришла и зашла в ванну… Знаете, не верьте голливудским боевикам, где показывают как люди стоически выносят вид перерезавшего вены человека. Меня вывернуло прямо на белоснежный кафель. Я выблевала наверно все остатки пищи, что у меня были, и блевала бы еще и еще, если б было чем. Все остальное как в тумане: вызов скорой, приход врачей, укол успокоительного, Его приезд….
Есть такие самоубийцы, которые после неудачной попытки, пугаются и начинают жить заново, приобретая вкус к жизни. А есть такие, которые просто не могут остановиться, пока их попытки не увенчаются успехом, если такое слово можно применить. Оленька относилась ко вторым.
Позвонить ее родителям я не смогла. Звонил Он. У ее матери была жуткая истерика, и остаток жизни она проживет на транквилизаторах. Отец… отец постарел сразу на пару десятков лет. И я. Я не видела, как изменилась я, пока, случайно не посмотрелась в зеркало. Я стала худой, под красными глазами огромные синяки и взгляд, затравленный, словно я была повинна в смерти сотен людей. Хотя так оно и было. Я действительно была виновата. Если б не мой уход за этим ебучим хлебом, может, Оленька была бы жива. Похороны были скромными, без священника, да и какой может быть священник у самоубийцы. Помню, что я не плакала. Уже не могла… На похоронах я видела Его, но разговаривать с ним не стала.
Через некоторое время меня позвали ее родители. Надо было уладить кое-какие формальности. Я приехала. На столе в ее комнате лежали вещи, которые Оленька хотела оставить мне (нашли ее завещание, не должным образом оформленное, но его вряд ли кто то стал бы оспаривать): несуразная панамка канареечного цвета с большими красными кружками, которую мы с ней купили на море, и которая ей удивительно шла, наши общие фотографии, и настоящий вакидзаши, который ее отец привез из Японии. Мне он очень нравился. Конечно, он был не острым, но и не тупым. Мы как-то для эксперимента решили порезать им пачку листов, сотню он прорезал на «ура».
- Она завещала тебе вакидзаши? – раздался за моей спиной Его голос.
- Да. – тихо ответила я. Так и стоя спиной. По моим щекам текли слезы.
- Как ты? – спросил он
- А ты как думаешь?
- Ну что ты, прошло почти полгода. Смерть, конечно, берет свое, но и жизнь тоже.
- Как ее зовут? – просто спросила я.
- Инна. – просто ответил он.
И я вдруг почувствовала накатывающую на меня девятым валом ненависть. Легким движением, в лучших традициях гонконгских боевиков, я достала вакидзаши из ножен и резанула его по животу. Он взвыл и упал на пол.
- Почувствуй, как кровь выходит из тебя капля за каплей!!!!!!! Почувствуй, как смерть берет свое!!!!!!!!!!! – визжала я, словно сумасшедшая, хотя в этот момент я таковой и была.
На мой визг и его крики прибежали родители и вызвали скору. Дело замяли….
Я рассказала все родителям Оленьки. Эти странные люди простили меня и поняли. Хотя чему я удивляюсь, только у таких людей могла вырасти такая дочь.
Прошло пять с лишним лет. Не могу сказать, что боль утраты такая же сильная, нет, она притупилась или я просто научилась жить с ней. Не зря же говорят, что стервы народ живучий.
Ее родители уехали на «ПМЖ» в Америку. Каждый год мы видимся на могиле Оленьки.
Я рада, что у меня есть свой собственный уголок – они подарили мне квартиру. А я в ней живу, для того, что б помнить о том КАК надо жить. Хотя через время он не будет только моим: я выхожу замуж и у меня будет ребенок. Дочь. Я назову ее Ольгой. Хоть и говорят, что нельзя называть в честь кого-то, дабы ребенок не повторял судьбы этого человека, но я не верю в предрассудки. Иначе бы после короля Артура, просто не было мальчиков с таким именем.
Что касается Его, то Он выжил. Вакидзаши был не очень острым, а я, к моему счастью, не очень умелым воином. Мы с Ним больше не виделись. Насколько я слышала, он много пил, потом завязал и женился на какой-то суке, которая вытягивает из Него все жилы.
Наверно все таки правдиво изречение: «Каждый получает по заслугам»…
Мой взгляд упал на фото улыбающейся Оленьки в несуразной канареечной панамке с огромными красными кружками и в голове возник вопрос: «Тогда почему же я так счастлива?»