Северный Дозор
02-06-2004 02:03
к комментариям - к полной версии
- понравилось!
Северный Дозор.
Раз уж дома сижу с больной ногой, надо написать что-нибудь.
Так было. Я спал. Вдруг кто-то мне говорит:
- Просыпайся, Саманахаврак!
Саманахаврак - это я. Значит, мне говорят просыпаться. Наверное, это костяной человечек мне сказал. Проверил при помощи колдовства - действительно, костяной человечек со мной разговаривал.
- Ооо! Большой начальник! - сказал я костяному человечку. При помощи колдовства я узнал еще, что это большой начальник разговаривает со мной при помощи костяного человечка.
- Вот он я, - сказал большой начальник. - Выходи греться, говорить нам надо.
- Сейчас, только пойду оленей проверю, - сказал я. Вышел из яранги, но к оленям не пошел, а стал снег руками зачерпывать и глотать. Очень пить хотелось. Напился снегом - и стал представлять, что мне тепло-тепло. Очень я ночью замерз. Вдруг из яранги вышел костяной человечек.
- Саманахаврак! Выходи греться! Скажу тебе что-то! - сказал костяной человечек. Посмотрел я на него и вспомнил, что это большой начальник зовет меня. Стал я опять представлять, что мне тепло-тепло. Представил, что мне тепло-тепло. Ничего не произошло, тогда я опять представил, что мне тепло-претепло. Вдруг смотрю - костяной человечек совсем черным стал. В телефонную трубку превратился. И яранги никакой нету. Пропала яранга. Вместо яранги - четырехкомнатная квартира в центре Харькова, в которой я поселился неделю назад. Из трубки доносились какие-то квакающие звуки, и я приложил ее к уху, чтобы разобрать слова.
- Алло! Алло! Сеня, ты вышел из Стужи? - послышался в трубке голос начальника.
- Да, начальник! Доброе утро! - я зевнул. Ночь в холодной яранге не прошла для меня даром - все мое тело промерзло до самых костей. Сейчас бы в горячую ванну... Конечно, горячая ванна не согреет после Стужи. Но организм себя обманывает, когда оказывается в горячей воде, и кажется, что согреваешься быстрее. Я направился в ванную.
- Как себя чувствуешь?
- Сегодня уже легче. Вышел из Стужи с четвертой попытки. Сам от себя не ожидал.
- Молодец, прогрессируешь! Через каких-нибудь двести лет научишься выходить сразу.
- Издеваетесь? Через двести лет?..
- Да пошутил, пошутил! Через сто девяносто девять с половиной!
- Прямо камень с сердца свалился! Ну и шуточки у вас, начальник, - сказал я в ответ замогильным голосом. Прижав трубку плечом к уху, я открыл сразу оба крана с водой и попробовал рукой температуру струи.
- Надеюсь, камень, который свалился сердца, драгоценный? Бери камень и дуй на работу. Камень пропьем - оптимистично сказал начальник.
- Начальник, вы изверг, - возмутился я. - Мне же надо принять ванну, выпить чашечку коооо.
- Ну хорошо. Принимай ванну. Только недолго! Коооооо выпьешь на работе.
- Слушаюсь, начальник! - я забросил телефонную трубку в коридор и бухнулся в ванну.
Родился я не скажу в каком году, потому что это слишком банально - начинать повествование с того, в каком году я родился. Умелый автор начнет повествование и без подобных штампов. Как выяснилось впоследствии, я аляскинский эскимос, хотя с виду эфиоп как эфиоп, а родиться меня угораздило в Танзании. Всю свою жизнь я мучался. Мне было жарко. Когда мне исполнилось двадцать, я уехал из Африки в Россию, чтобы учиться в университете Патриса Лумумбы. Там я выучил русский язык и историю Капээсэса. Ходят слухи, что Патрис Лумумба на самом деле тоже был эскимосом, но в это слабо верится. Уж больно имя у него неэскимосское. Скорее уж Капээсэс был эскимосом.
В России не так жарко, как в Африке, но я все равно все время потел, особенно когда осенью ездил с другими научными сотрудниками убирать батат. Батат в России, кстати, совсем плохой, сырым в рот не взять. Но когда я жаловался товарищам, они меня не понимали и говорили русскую пословицу: "Поработаешь до пота - и поешь в охоту". Поэтому когда мне представилась возможность принять участие в полярной экспедиции, я немедленно этим воспользовался. Мне очень понравилось, и я стал известным полярником. В Антарктиде было не очень жарко, но все равно все время хотелось освежиться. Хотя, наверное, я бы смог жить в Антарктиде, но приходилось время от времени возвращаться из полярных экспедиций, чтобы получать наргады и ордена за героические зимовки. И тогда я так потел, что мой черный мускулистый торс весь блестел от пота.
И вот, наконец, когда я уже думал, что мне суждено потеть всю жизнь, я встретил их. Я как раз был на экскурсии в Питере, потому что узнал, что там всегда мерзкая и промозглая погода. Но, как назло, был июль, солнечно и тепло, около тридцати градусов тепла. Я шел в кроссовках Adidas и с баскетбольным мячом под мышкой, распахнув на себе майку и обливаясь потом. Вдруг дорогу мне преградили три эскимоса в кухлянках, унтах и меховых шапках. Один из них впоследствии оказался чукчей, но тогда разница между чукчей и эскимосом была для меня слишком расплывчата, чтобы обращать внимание на такие мелочи.
- По-моему, это тот, кого мы ищем! - сказал один из них.
- Да, в нем есть что-то от эскимоса, - сказал второй, и все трое захохотали, как будто он сказал что-то смешное. Ну подумайте сами - что в эфиопе может быть от эскимоса? Где вы видели эскимоса в кроссовках Adidas и с баскетбольным мячом? А они ржут, как ненормальные.
- Закурить нету! - опасливо сказал я и попытался проскочить мимо. Но один из них схватил меня за майку и придержал. От него пахнуло холодом, и я остановился. Было приятно ощутить прохладу.
- Ты - эскимос, парень, - сказал мне первый таким тоном, которым обычно говорят: "Ты попал".
- Вы ошиблись, я простой эфиоп, - ответил им я. - Как Пушкин, например.
Все трое почему-то расхохотались.
- Да! Пушкин - это... да! - сказал один из них сквозь смех. - Это ты попал в точку.
Первый отпустил мою майку, и я быстро пошел дальше, не оглядываясь и обливаясь потом от мыслей, что они могли бы сделать со мной, если бы оказались расистами.
- Неужели ты не хочешь по-настоящему освежиться? - крикнул вдруг мне вслед один из них. - Охладишься так, что все себе отморозишь!
Стоит ли говорить, что я немедленно вернулся и, обливаясь потом, вопросительно уставился на них.
Продолжение будет здесь же. Потом.
вверх^
к полной версии
понравилось!
в evernote
Северный Дозор.
Раз уж дома сижу с больной ногой, надо написать что-нибудь.
Так было. Я спал. Вдруг кто-то мне говорит:
- Просыпайся, Саманахаврак!
Саманахаврак - это я. Значит, мне говорят просыпаться. Наверное, это костяной человечек мне сказал. Проверил при помощи колдовства - действительно, костяной человечек со мной разговаривал.
- Ооо! Большой начальник! - сказал я костяному человечку. При помощи колдовства я узнал еще, что это большой начальник разговаривает со мной при помощи костяного человечка.
- Вот он я, - сказал большой начальник. - Выходи греться, говорить нам надо.
- Сейчас, только пойду оленей проверю, - сказал я. Вышел из яранги, но к оленям не пошел, а стал снег руками зачерпывать и глотать. Очень пить хотелось. Напился снегом - и стал представлять, что мне тепло-тепло. Очень я ночью замерз. Вдруг из яранги вышел костяной человечек.
- Саманахаврак! Выходи греться! Скажу тебе что-то! - сказал костяной человечек. Посмотрел я на него и вспомнил, что это большой начальник зовет меня. Стал я опять представлять, что мне тепло-тепло. Представил, что мне тепло-тепло. Ничего не произошло, тогда я опять представил, что мне тепло-претепло. Вдруг смотрю - костяной человечек совсем черным стал. В телефонную трубку превратился. И яранги никакой нету. Пропала яранга. Вместо яранги - четырехкомнатная квартира в центре Харькова, в которой я поселился неделю назад. Из трубки доносились какие-то квакающие звуки, и я приложил ее к уху, чтобы разобрать слова.
- Алло! Алло! Сеня, ты вышел из Стужи? - послышался в трубке голос начальника.
- Да, начальник! Доброе утро! - я зевнул. Ночь в холодной яранге не прошла для меня даром - все мое тело промерзло до самых костей. Сейчас бы в горячую ванну... Конечно, горячая ванна не согреет после Стужи. Но организм себя обманывает, когда оказывается в горячей воде, и кажется, что согреваешься быстрее. Я направился в ванную.
- Как себя чувствуешь?
- Сегодня уже легче. Вышел из Стужи с четвертой попытки. Сам от себя не ожидал.
- Молодец, прогрессируешь! Через каких-нибудь двести лет научишься выходить сразу.
- Издеваетесь? Через двести лет?..
- Да пошутил, пошутил! Через сто девяносто девять с половиной!
- Прямо камень с сердца свалился! Ну и шуточки у вас, начальник, - сказал я в ответ замогильным голосом. Прижав трубку плечом к уху, я открыл сразу оба крана с водой и попробовал рукой температуру струи.
- Надеюсь, камень, который свалился сердца, драгоценный? Бери камень и дуй на работу. Камень пропьем - оптимистично сказал начальник.
- Начальник, вы изверг, - возмутился я. - Мне же надо принять ванну, выпить чашечку коооо.
- Ну хорошо. Принимай ванну. Только недолго! Коооооо выпьешь на работе.
- Слушаюсь, начальник! - я забросил телефонную трубку в коридор и бухнулся в ванну.
Родился я не скажу в каком году, потому что это слишком банально - начинать повествование с того, в каком году я родился. Умелый автор начнет повествование и без подобных штампов. Как выяснилось впоследствии, я аляскинский эскимос, хотя с виду эфиоп как эфиоп, а родиться меня угораздило в Танзании. Всю свою жизнь я мучался. Мне было жарко. Когда мне исполнилось двадцать, я уехал из Африки в Россию, чтобы учиться в университете Патриса Лумумбы. Там я выучил русский язык и историю Капээсэса. Ходят слухи, что Патрис Лумумба на самом деле тоже был эскимосом, но в это слабо верится. Уж больно имя у него неэскимосское. Скорее уж Капээсэс был эскимосом.
В России не так жарко, как в Африке, но я все равно все время потел, особенно когда осенью ездил с другими научными сотрудниками убирать батат. Батат в России, кстати, совсем плохой, сырым в рот не взять. Но когда я жаловался товарищам, они меня не понимали и говорили русскую пословицу: "Поработаешь до пота - и поешь в охоту". Поэтому когда мне представилась возможность принять участие в полярной экспедиции, я немедленно этим воспользовался. Мне очень понравилось, и я стал известным полярником. В Антарктиде было не очень жарко, но все равно все время хотелось освежиться. Хотя, наверное, я бы смог жить в Антарктиде, но приходилось время от времени возвращаться из полярных экспедиций, чтобы получать наргады и ордена за героические зимовки. И тогда я так потел, что мой черный мускулистый торс весь блестел от пота.
И вот, наконец, когда я уже думал, что мне суждено потеть всю жизнь, я встретил их. Я как раз был на экскурсии в Питере, потому что узнал, что там всегда мерзкая и промозглая погода. Но, как назло, был июль, солнечно и тепло, около тридцати градусов тепла. Я шел в кроссовках Adidas и с баскетбольным мячом под мышкой, распахнув на себе майку и обливаясь потом. Вдруг дорогу мне преградили три эскимоса в кухлянках, унтах и меховых шапках. Один из них впоследствии оказался чукчей, но тогда разница между чукчей и эскимосом была для меня слишком расплывчата, чтобы обращать внимание на такие мелочи.
- По-моему, это тот, кого мы ищем! - сказал один из них.
- Да, в нем есть что-то от эскимоса, - сказал второй, и все трое захохотали, как будто он сказал что-то смешное. Ну подумайте сами - что в эфиопе может быть от эскимоса? Где вы видели эскимоса в кроссовках Adidas и с баскетбольным мячом? А они ржут, как ненормальные.
- Закурить нету! - опасливо сказал я и попытался проскочить мимо. Но один из них схватил меня за майку и придержал. От него пахнуло холодом, и я остановился. Было приятно ощутить прохладу.
- Ты - эскимос, парень, - сказал мне первый таким тоном, которым обычно говорят: "Ты попал".
- Вы ошиблись, я простой эфиоп, - ответил им я. - Как Пушкин, например.
Все трое почему-то расхохотались.
- Да! Пушкин - это... да! - сказал один из них сквозь смех. - Это ты попал в точку.
Первый отпустил мою майку, и я быстро пошел дальше, не оглядываясь и обливаясь потом от мыслей, что они могли бы сделать со мной, если бы оказались расистами.
- Неужели ты не хочешь по-настоящему освежиться? - крикнул вдруг мне вслед один из них. - Охладишься так, что все себе отморозишь!
Стоит ли говорить, что я немедленно вернулся и, обливаясь потом, вопросительно уставился на них.
Продолжение будет здесь же. Потом.
Комментарии (1):
Злостный_Медведь
13-06-2004-22:53
удалить
- Для начала давай познакомимся, - сказал третий, который раньше молчал. Меня зови просто "начальник".
- Спасибо, что не "хозяин", - пробормотал я.
- А это Куталын и Асисак. Асисак - чукча, хотя и похож на эскимоса.
- А я эфиоп, хоть и похож на негра, - сказал я. - У меня тундро... трудропно... труднопроизносимое африканское имя на букву сы, поэтому друзья зовут меня просто "Сеня". Так что там насчет охладиться?
- Есть способ, - многозначительно сказал начальник. - Ты сможешь охлаждаться когда захочешь, если будешь работать в Северном Дозоре. Надеюсь, ты справишься.
- Это запросто, сказал я. - Я же бывалый полярник, даже нормативы ГТО сдавал когда-то. Еще при Горбачеве. Только не так уж там холодно, на севере. Бывал я там.
Все трое опять расхохотались, после чего начальник сказал:
- Что ж, тогда проведем наглядную демонстрацию. Прямо здесь и сейчас. Давай, Куталын, действуй.
Куталын сорвал с головы шапку, и, размахивая ею в вытянутой руке, начал декларировать нараспев с выражением:
Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя!
Вьюга Питер накрывает, вихри снежные крутя!
Лед замерз, и наст холодный, воет лишь песец голодный!
У этих куропаток,
У этих куропаток,
Красные лапки замерзают.
Я-ия-ия-ияа!
Я-ия-ия-ияа!
Пока пел так, вокруг все меняться начало. Смотрю - дома в яранги превратились. Люди вокруг пропадать стали. Нева замерзла. Под ногами снег захрустел. Холодно стало. Очень холодно. Я даже задрожал от холода. Так хорошо было!
- Будешь, однако, у нас работать? - спросил меня Асисак.
- Теперь обязательно буду, - сказал я. - Очень уж холодно. Хорошо.
Подошел к реке, потрогал лед. Настоящий лед, холодный. Вернулся. Смотрю - в реке из отдушины нерпа выглядывает. Вдруг Куталын загарпунил ее. Хороший охотник. Много мяса добыл.
- Хватит мерзнуть, Куталын, - сказал большой начальник. - Обратно надо идти. А то замерзнет Саманахаврак. Непривычный он еще.
- Пойдем-ка назад, - сказал мне Куталын. - А то замерзнешь ты, Саманахаврак.
Я и правда дрожать от холода стал. Кухлянки-то у меня нет. Вдруг смотрю - лед в воду превратился. Вместо самой большой яранги Исаакиевский собор стоит. Нерпа шавермой стала. Снег в землю ушел. Исчезнувшие люди стали появляться ниоткуда, и, как ни в чем не бывало, спешить дальше по своим делам. И казалось, что и не было тут минуту назад никакого холода. Чудеса - да и только!
- А... они? - спросил я, оглядываясь на прохожих. - Они ничего не заметили? Ну, когда нерпу гарпунили. И вообще. Что это было, хоть объясните?
- Мы только что побывали в Стуже, - сказал начальник. - Только эскимосы могут входить в Стужу. Еще чукчи. И еще кое-кто. Якуты, например. А все эти прохожие оставались в теплом слое. Они ничего не заметили. Когда ты потрогал лед - им казалось, что ты пощупал рукой воду. А когда Куталын загарпунил нерпу - для них это выглядело просто как покупка шавермы.
- А что такое Стужа? - спросил я.
- Я тебе все объясню, - сказал начальник. - Это долгая история. Но пойдем лучше в нашу штаб-квартиру. А то на нас уже все смотрят.
На нас действительно оглядывались все прохожие. И чего это они? Полуголого эфиопа в компании трех эскимосов не видели, что ли? Начальник потянул меня за майку, мы нырнули в какую-то подворотню, поднялись по лесенке и вошли в какую-то неприметную дверь.
Так началась моя работа в Северном Дозоре.
Впрочем, я, кажется, увлекся рассказом, а ведь мне еще вылезать из ванны и ехать на работу из Харькова. Что ж, пока вылезаю, расскажу про Стужу. Стужа - это иная реальность, в которую могут попадать эскимосы. Самый простой способ попасть в Стужу - начать со стихотворения Пушкина "Буря мглою небо кроет" и продолжить его соответствующим образом. Если правильно продолжишь - попадешь в Стужу. Плохо продолжишь - никуда не попадешь.
Есть и другие способы, но я пока научился только так. Входя в Стужу, мы никуда не исчезаем из этого мира, но начинаем иначе его воспринимать. И дело даже не в том, что современные многоэтажные здания превращаются для нас в маленькие яранги и иглу, и не в том, что понижается температура воздуха. Главное - меняется сам образ мышления, все слова становятся простыми и понятными, вещи примитивными, а логические построения приобретают совсем другую окраску. В этом прелесть Стужи и в этом ее опасность.
Тот, кто входит в Стужу, получает огромное превосходство над остальными. Он видит всех насквозь, его нельзя обмануть, хотя сам он сможет обмануть любого. Для него не существует преград и замков. Тот, кто вошел в Стужу, сможет совершить любое преступление и скрыться незамеченным, не оставив улик для обычных людей. Но ему не удастся скрыться от Северного Дозора. Северный Дозор собрал лучших эскимосов со всего света. И если где-то вершатся темные дела под прикрытием Стужи - Северный Дозор всегда настигнет негодяя. В каждом городе есть свое отделение Северного Дозора. В Костроме, например, костромское отделение. А в Питере - питерское.
Не знаю, почему начальник решил, что именно я достоин пополнить ряды питерского Северного Дозора. Он утверждал, что давно наблюдал за мной, когда я еще только начал ездить в полярные экспедиции, и пришел к выводу, что я - эскимос выдающихся способностей. Как минимум, уровня аляскинских эскимосов. А может, даже гренландских. Но, так или иначе, я принят на работу и оказался в довольно необычном коллективе. Возглавляет этот коллектив, разумеется, начальник. Начальник - очень сильный эскимос, и, кроме того, ангакок. Я пока не знаю, что это значит, но это что-то очень крутое. Во всяком случае, все произносят это слово с таким уважением, что сразу видно, это не хухры-мухры. Как зовут начальника, я не знаю, а спросить стесняюсь.
Заместитель начальника - Куталын, канадский эскимос. Куталын смеется, только когда видит или слышит что-то смешное. Никто не видел, чтобы он смеялся без причины. За это все его прозвали "Куталын-угрюмый" и слегка побаиваются.
Асисак - чукча и главный шаман. Начальник говорит, что есть большая разница между чукчами и эскимосами. Я ему верю, хотя пока не понимаю. По-моему, хрен редьки не слаще.
Гивиок - аляскинский эскимос грузинского происхождения. Он не очень сильный эскимос, зато веселый и часто смеется без причины. С ним не соскучишься, потому что он все время смеется и смеется и не может остановиться. В нашем отделе он числится на должности младшего антинаучного сотрудника. В Стуже нет места науке, там все примитивно и в то же время необъяснимо с научной точки зрения. А если кто-то и попытается объяснить, Гивиок быстро поднимет его на смех и наглядно продемонстрирует абсурдность его рассуждений.
Мамана... Когда я впервые увидел ее, я застыл, потрясенный, и почувствовал, что проваливаюсь в Стужу без всякого Пушкина. Мамана улыбнулась мне обворожительной улыбкой, а потом, изящно проследовав за мной в Стужу, кокетливо расцарапала себе лицо, отчего оно стало еще краснее и красивее. Работает она аналитиком, но и с гарпуном обращается довольно умело, и по китовой кости вырезать умеет. В общем, специалист широкого профиля. Несмотря на постоянное кокетство, девушка она абсолютно неприступная. Я сам однажды слышал в Стуже, как Гивиок спел ей: "Ай-а-на-а, поплавки-поплавки, будешь моей, будешь моей!", на что Мамана спела ему в ответ: "Ай-а-на-а, кага-ла-на-а, поплавки-поплавки, большие поплавки, не буду твоей, не буду твоей!", и Гиви ушел опечаленный.
Тутахалик из Укивака - самый пожилой эскимос в нашем отделе. И самый сильный, если не считать начальника. Разумеется, я имею в виду не физическую силу. Он тоже ангакок. Он уже не может ходить от старости и работает в отделе на должности советника. Когда он смеется, кажется, что каркает ворон. У него нет внутренностей, и вся еда, которую он ест, проваливается сквозь него и сразу выпадает. Его это устраивает.
Ну и, наконец, ваш покорный слуга, эфиоп Сеня, он же эскимос Саманахаврак, на должности стажера. Новое имя мне придумал начальник. Он сказал, что Сеня - слишком трудное и непривычное имя для эскимосов и режет слух. В обычной реальности еще ничего, а вот в Стуже язык сломать можно. А Саманахаврак - в самый раз, и запомнить легко. Вероятно, я аляскинский эскимос, а может, даже гренландский. Начальник еще не определил. Аляскинские эскимосы сильнее азиатских, а гренландские сильнее аляскинских. Самыми сильными считаются канадские эскимосы.
В первый же день я попал впросак. Я заметил, что в нашем отделе стоит довольно веселая атмосфера. Работники постоянно шутят и смеются. Поэтому когда начальник спросил меня, в каком районе Питера я хотел бы жить, я пошутил, что хотел бы жить в Харькове. Все засмеялись, а начальник сказал "нет проблем" и выдал мне ключи от четырехкомнатной квартиры в Харькове. Я понял, что шутка не удалась, но отступать было поздно.
- Только тебе на работу добираться не очень удобно будет, - рассеянно сказал Начальник. - Мало-мало ехать придется.
- А.... а как из Харькова ехать? - спросил я растерянно.
- Как обычно, - сказал начальник. - Можно на оленях. Но лучше на байдарке.
К счастью, как оказалось, в Стуже нет понятий "метры" или "километры". Есть только три расстояния: "А вот оно рядом", "Мало-мало ехать" и "Далеко, однако". Например, Мамана живет в Гатчине, и ей тоже мало-мало ехать на работу приходится. То есть, столько же, сколько мне из Харькова. Остальные живут в Питере. Им лучше всего. Только соберутся на работу пойти, смотрят - а вот она тут рядом. Я обрадовался и хотел смотаться на байдарке на пару часов в родную Танзанию, проведать стариков-родителей, но начальник отсоветовал. Сказал, что это далеко, однако. Долго плыть буду.
Надо сказать, что первую неделю я вообще не ходил на работу. Начальник отдал мне распоряжение тренироваться дома. Я должен был научиться быстро входить в Стужу, и главное - без проблем выходить из нее. Я докладывал по телефону о своих успехах, а начальник давал полезные советы. Но теперь он, видимо, решил, что мне уже можно поручить какое-нибудь задание, и вот - мне предстоит нелегкий путь из Харькова в Питер.
Я залез на табуретку (опыт показал, что с табуретки мне легче читать стихи с выражением), и, размахивая руками, произнес:
Буря мглою небо кроет,
И метель тоскливо воет,
Харьков погрузился в снег,
С лодкой я иду на брег!
А-я ни-ни, а ни-я-на-на!
А-я-ни-ни, а-я-ни-я!
Спел так и перестал петь. Из яранги вышел и на берег пошел. Там сел в байдарку и поплыл. Мало-мало плыл и доплыл. Вылез из байдарки. Вынул из байдарки жирник и зажег его. Это большой начальник меня хорошо научил. Чтобы быстро выйти из Стужи, надо жирник зажечь. Тогда тепло будет. В принципе, есть разные способы самостоятельно выходить из Стужи, но все они как-то связаны с ощущением тепла. Надо либо вызвать в себе ощущение тепла усилием мысли, либо, напирмер, протянуть руки к огню. Я приучил себя всегда носить в кармане джинсов зажигалку. В Стуже она превращалась в жирник и позволяла быстро согреться. Это потому что у меня еще мало опыта. Все наши сотрудники выходят из Стужи с первого раза простым усилием мысли. Но я стажер, поэтому хожу везде с зажигалкой. Мало ли что.
- Что ж, Сеня, - сказал начальник, увидев меня, - настало время испытать тебя в деле. Разумеется, одного тебя мы не отпустим, будешь работать в паре с Гивиоком.
Гивиок собрался что-то сказать, но вместо этого засмеялся и смеялся минут десять. Я проверил, не развязались ли у меня шнурки. Может, это его рассмешило? Но оказалось, что он смеялся просто так. Такой уж Гивиок был веселый парень.
- Задание очень ответственное, - продолжал начальник. - Садись, пей свой кооо, а я пока объясню тебе суть дела. Про Северный Дозор ты уже все знаешь. Но это не единственная эскимосская организация, которая следит за порядком в Стуже.
- Кто же еще? - удивился я, присаживаясь на табуретку и наливая себе в чашку ароматный кооо - национальный эскимосский напиток.
- Есть еще одна контора. Наши заклятые друзья и конкуренты. - сказал начальник. - Уайтпис. Мы расследуем преступления, направленные против людей, а они следят за чистотой природы. Борются за сохранение флоры и фауны в Стуже. Как ты заметил, в флора и фауна Стужи довольно скудна. Ягель, ягоды, лишайники... Редкие деревца. Олени, нерпы, лахтаки, киты.
- Моржи еще, - сказал я. - Вот гады. Это значит, если какой-то эскимос хочет, например, кита загарпунить, он еще и разрешения у них спрашивать должен?
- Увы! - подтвердил начальник. - Охотиться можно только с лицензией. На нас это не распространяется, мы и сами любую лицензию выдать можем, но стараемся этим не злоупотреблять. Мы делаем свою работу, а они свою. Кто приносит для Стужи больше пользы, тот получает больше полномочий. Мы, например, этой зимой обезвредили трех опасных нарушителей табу - и нам разрешили увеличить штат на одного сотрудника. Поэтому ты теперь с нами.
- Кто разрешил? - удивился я. - Разве вы сами не высшая власть в Стуже? Вам кто-то может разрешать или запрещать?
- В Стуже - да. Мы главные. Мы и Уайтпис. - согласился начальник. - Но Стужа - это только первый уровень. Есть и гораздо более холодные места... Но об этом - в другой раз. Сейчас ты должен уяснить главное - мы должны дать хорошего пинка конкурентам.
- Отлично, - я потер руки. - Драка будет?
Драться я любил. Я часто выходил из драк победителем. Не знаю, почему. Может быть, мне помогал мой рост в два метра тридцать сантиметров, а может - вес в сто пятьдесят килограмм и бейсбольная бита, которую я всегда носил с собой. А может, я просто талант, как Рой Джонс.
Все засмеялись, даже Куталын.
- Ну что ты! - сквозь смех сказал мне начальник. - Мы действуем более тонко. Наша задача - доказать, что уайтписовцы работают плохо, вообще ничего не делают и пользы не приносят. Из достоверных источников мне стало известно, что в Питере появился новый браконьер. Специализируется на нерпах. Гарпунит их каждый день. Уайтпис еще не обратили на него внимание, поскольку в последний раз нерп пересчитывали неделю назад. Очередной переучет нерп запланирован у них на послезавтра. Тогда они обнаружат недостачу и задергаются. Наша задача - поймать браконьера раньше них, как бы случайно. Этим мы покажем, что уайтписовцы работают неэффективно, а мы - молодцы.
- Отлично! - сказал я. - Я готов. Надеюсь, уж с браконьером-то придется подраться?
- Это вряд ли, - сказал начальник. - Судя по всему, это азиатский эскимос, довольно слабый. Сильных амулетов у него быть не должно. Скорее всего, он сдастся без боя. Не тот у него уровень, чтобы драться с Северным Дозором, если он, конечно, не самоубийца.
- И какой же у нас план?
- Будут задействованы все сотрудники, - ответил начальник. - Наша задача - обеспечить наблюдение за всеми ларьками, торгующими лучшей шавермой. Браконьер гарпунит только лучших нерп, знает в них толк. Куталын буджет наблюдать за ларьками рядом с метро "Проспект Большевиков". Мамана, ты берешь под наблюдение ларек в Купчино. Асисак наблюдает за ларьком на Юго-Западе, который рядом со стоянкой. Сам я поеду в Озерки, там недавно открылось новое бистро, отменную шаверму готовят. Ну, а вы с Гивиоком...
- ...едем на площадь Восстания, - закончил за него я.
- Откуда ты знаешь? - подозрительно посмотрел на меня начальник. - Тоже, что ли, любитель шавермы?
- Ну... любитель, не любитель, а правильные места знаю, - потупился я и застенчиво сковырнул ногтем кусок штукатурки.
Все засмеялись. Только Куталын, которому штукатурка с грохотом упала на ногу, не смеялся, а прыгал на одной ноге и шипел от боли. Все-таки не зря его прозвали угрюмым.
- Тутахалик остается в конторе и сидит на телефоне, - закончил начальник, отсмеявшись. - Гиви, объяснишь Сене все тонкости на месте. За дело!
Гивиок молча кивнул, давясь смехом.
- Ладно уж, стихи сегодня читать не будем, - начальник достал из стола бубен. - Вот, учитесь, как надо!
Он несколько раз ударил в бубен, повернулся в сторону моря и вдруг закричал, как безумный: "Се-се-се!". Прибежали олени. Большой начальник запряг оленей в нарты и поехал. Манана тоже, в других нартах уехала. Куталын каяк на воду спустил. Гарпуны проверил. Асисак достал амулет и вдруг стал по воздуху летать. Гивиок лыжи надел. И я надел. Побежали мы с ним на лыжах. Смотрим - вот она, большая желтая яранга стоит. А внутри яранги ход прорыт. Под землю ведет.
- Подожди, Гивиок, - сказал я. - Сказать тебе что-то хочу.
- Что ж, говори, - сказал мне Гивиок.
- Мы ведь уже в Стуже, - сказал я. - А большой начальник стихи не пел.
- Верно ты говоришь, - отвечал мне Гивиок. - Он великий шаман. Однако, надо нам согреться, ведь мы уже пришли, куда хотели.
Сказал так, собрал руки в горсточку и закрыл ими рот. А потом открыл и вдруг дохнул на меня теплом. Я сразу согрелся. Так тепло стало. Стужа начала отступать, и через несколько секунд я обнаружил, что мы стоим на ступеньках выхода метро "Площадь Восстания".
- Вон, видишь, ларек с шавермой, - сказал мне Гиви. - За ним мы и должны наблюдать. Большинство этих людей просто покупают шаверму. И никогда не знаешь, кто из них на самом деле сейчас загарпунил в Стуже нерпу. Но мы должны это увидеть.
- Будем наблюдать из Стужи? - спросил я, судорожно вспоминая стихи Пушкина.
- Нет, Сеня, ведь мы не знаем, сколько придется ждать. Если долго сидеть в Стуже, да еще не в яранге, а прямо на ветру, можно и замерзнуть. Но мы будем смотреть сквозь Стужу. Я научу тебя, как видеть происходящее в Стуже, не погружаясь в нее.
- Спасибо, что не "хозяин", - пробормотал я.
- А это Куталын и Асисак. Асисак - чукча, хотя и похож на эскимоса.
- А я эфиоп, хоть и похож на негра, - сказал я. - У меня тундро... трудропно... труднопроизносимое африканское имя на букву сы, поэтому друзья зовут меня просто "Сеня". Так что там насчет охладиться?
- Есть способ, - многозначительно сказал начальник. - Ты сможешь охлаждаться когда захочешь, если будешь работать в Северном Дозоре. Надеюсь, ты справишься.
- Это запросто, сказал я. - Я же бывалый полярник, даже нормативы ГТО сдавал когда-то. Еще при Горбачеве. Только не так уж там холодно, на севере. Бывал я там.
Все трое опять расхохотались, после чего начальник сказал:
- Что ж, тогда проведем наглядную демонстрацию. Прямо здесь и сейчас. Давай, Куталын, действуй.
Куталын сорвал с головы шапку, и, размахивая ею в вытянутой руке, начал декларировать нараспев с выражением:
Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя!
Вьюга Питер накрывает, вихри снежные крутя!
Лед замерз, и наст холодный, воет лишь песец голодный!
У этих куропаток,
У этих куропаток,
Красные лапки замерзают.
Я-ия-ия-ияа!
Я-ия-ия-ияа!
Пока пел так, вокруг все меняться начало. Смотрю - дома в яранги превратились. Люди вокруг пропадать стали. Нева замерзла. Под ногами снег захрустел. Холодно стало. Очень холодно. Я даже задрожал от холода. Так хорошо было!
- Будешь, однако, у нас работать? - спросил меня Асисак.
- Теперь обязательно буду, - сказал я. - Очень уж холодно. Хорошо.
Подошел к реке, потрогал лед. Настоящий лед, холодный. Вернулся. Смотрю - в реке из отдушины нерпа выглядывает. Вдруг Куталын загарпунил ее. Хороший охотник. Много мяса добыл.
- Хватит мерзнуть, Куталын, - сказал большой начальник. - Обратно надо идти. А то замерзнет Саманахаврак. Непривычный он еще.
- Пойдем-ка назад, - сказал мне Куталын. - А то замерзнешь ты, Саманахаврак.
Я и правда дрожать от холода стал. Кухлянки-то у меня нет. Вдруг смотрю - лед в воду превратился. Вместо самой большой яранги Исаакиевский собор стоит. Нерпа шавермой стала. Снег в землю ушел. Исчезнувшие люди стали появляться ниоткуда, и, как ни в чем не бывало, спешить дальше по своим делам. И казалось, что и не было тут минуту назад никакого холода. Чудеса - да и только!
- А... они? - спросил я, оглядываясь на прохожих. - Они ничего не заметили? Ну, когда нерпу гарпунили. И вообще. Что это было, хоть объясните?
- Мы только что побывали в Стуже, - сказал начальник. - Только эскимосы могут входить в Стужу. Еще чукчи. И еще кое-кто. Якуты, например. А все эти прохожие оставались в теплом слое. Они ничего не заметили. Когда ты потрогал лед - им казалось, что ты пощупал рукой воду. А когда Куталын загарпунил нерпу - для них это выглядело просто как покупка шавермы.
- А что такое Стужа? - спросил я.
- Я тебе все объясню, - сказал начальник. - Это долгая история. Но пойдем лучше в нашу штаб-квартиру. А то на нас уже все смотрят.
На нас действительно оглядывались все прохожие. И чего это они? Полуголого эфиопа в компании трех эскимосов не видели, что ли? Начальник потянул меня за майку, мы нырнули в какую-то подворотню, поднялись по лесенке и вошли в какую-то неприметную дверь.
Так началась моя работа в Северном Дозоре.
Впрочем, я, кажется, увлекся рассказом, а ведь мне еще вылезать из ванны и ехать на работу из Харькова. Что ж, пока вылезаю, расскажу про Стужу. Стужа - это иная реальность, в которую могут попадать эскимосы. Самый простой способ попасть в Стужу - начать со стихотворения Пушкина "Буря мглою небо кроет" и продолжить его соответствующим образом. Если правильно продолжишь - попадешь в Стужу. Плохо продолжишь - никуда не попадешь.
Есть и другие способы, но я пока научился только так. Входя в Стужу, мы никуда не исчезаем из этого мира, но начинаем иначе его воспринимать. И дело даже не в том, что современные многоэтажные здания превращаются для нас в маленькие яранги и иглу, и не в том, что понижается температура воздуха. Главное - меняется сам образ мышления, все слова становятся простыми и понятными, вещи примитивными, а логические построения приобретают совсем другую окраску. В этом прелесть Стужи и в этом ее опасность.
Тот, кто входит в Стужу, получает огромное превосходство над остальными. Он видит всех насквозь, его нельзя обмануть, хотя сам он сможет обмануть любого. Для него не существует преград и замков. Тот, кто вошел в Стужу, сможет совершить любое преступление и скрыться незамеченным, не оставив улик для обычных людей. Но ему не удастся скрыться от Северного Дозора. Северный Дозор собрал лучших эскимосов со всего света. И если где-то вершатся темные дела под прикрытием Стужи - Северный Дозор всегда настигнет негодяя. В каждом городе есть свое отделение Северного Дозора. В Костроме, например, костромское отделение. А в Питере - питерское.
Не знаю, почему начальник решил, что именно я достоин пополнить ряды питерского Северного Дозора. Он утверждал, что давно наблюдал за мной, когда я еще только начал ездить в полярные экспедиции, и пришел к выводу, что я - эскимос выдающихся способностей. Как минимум, уровня аляскинских эскимосов. А может, даже гренландских. Но, так или иначе, я принят на работу и оказался в довольно необычном коллективе. Возглавляет этот коллектив, разумеется, начальник. Начальник - очень сильный эскимос, и, кроме того, ангакок. Я пока не знаю, что это значит, но это что-то очень крутое. Во всяком случае, все произносят это слово с таким уважением, что сразу видно, это не хухры-мухры. Как зовут начальника, я не знаю, а спросить стесняюсь.
Заместитель начальника - Куталын, канадский эскимос. Куталын смеется, только когда видит или слышит что-то смешное. Никто не видел, чтобы он смеялся без причины. За это все его прозвали "Куталын-угрюмый" и слегка побаиваются.
Асисак - чукча и главный шаман. Начальник говорит, что есть большая разница между чукчами и эскимосами. Я ему верю, хотя пока не понимаю. По-моему, хрен редьки не слаще.
Гивиок - аляскинский эскимос грузинского происхождения. Он не очень сильный эскимос, зато веселый и часто смеется без причины. С ним не соскучишься, потому что он все время смеется и смеется и не может остановиться. В нашем отделе он числится на должности младшего антинаучного сотрудника. В Стуже нет места науке, там все примитивно и в то же время необъяснимо с научной точки зрения. А если кто-то и попытается объяснить, Гивиок быстро поднимет его на смех и наглядно продемонстрирует абсурдность его рассуждений.
Мамана... Когда я впервые увидел ее, я застыл, потрясенный, и почувствовал, что проваливаюсь в Стужу без всякого Пушкина. Мамана улыбнулась мне обворожительной улыбкой, а потом, изящно проследовав за мной в Стужу, кокетливо расцарапала себе лицо, отчего оно стало еще краснее и красивее. Работает она аналитиком, но и с гарпуном обращается довольно умело, и по китовой кости вырезать умеет. В общем, специалист широкого профиля. Несмотря на постоянное кокетство, девушка она абсолютно неприступная. Я сам однажды слышал в Стуже, как Гивиок спел ей: "Ай-а-на-а, поплавки-поплавки, будешь моей, будешь моей!", на что Мамана спела ему в ответ: "Ай-а-на-а, кага-ла-на-а, поплавки-поплавки, большие поплавки, не буду твоей, не буду твоей!", и Гиви ушел опечаленный.
Тутахалик из Укивака - самый пожилой эскимос в нашем отделе. И самый сильный, если не считать начальника. Разумеется, я имею в виду не физическую силу. Он тоже ангакок. Он уже не может ходить от старости и работает в отделе на должности советника. Когда он смеется, кажется, что каркает ворон. У него нет внутренностей, и вся еда, которую он ест, проваливается сквозь него и сразу выпадает. Его это устраивает.
Ну и, наконец, ваш покорный слуга, эфиоп Сеня, он же эскимос Саманахаврак, на должности стажера. Новое имя мне придумал начальник. Он сказал, что Сеня - слишком трудное и непривычное имя для эскимосов и режет слух. В обычной реальности еще ничего, а вот в Стуже язык сломать можно. А Саманахаврак - в самый раз, и запомнить легко. Вероятно, я аляскинский эскимос, а может, даже гренландский. Начальник еще не определил. Аляскинские эскимосы сильнее азиатских, а гренландские сильнее аляскинских. Самыми сильными считаются канадские эскимосы.
В первый же день я попал впросак. Я заметил, что в нашем отделе стоит довольно веселая атмосфера. Работники постоянно шутят и смеются. Поэтому когда начальник спросил меня, в каком районе Питера я хотел бы жить, я пошутил, что хотел бы жить в Харькове. Все засмеялись, а начальник сказал "нет проблем" и выдал мне ключи от четырехкомнатной квартиры в Харькове. Я понял, что шутка не удалась, но отступать было поздно.
- Только тебе на работу добираться не очень удобно будет, - рассеянно сказал Начальник. - Мало-мало ехать придется.
- А.... а как из Харькова ехать? - спросил я растерянно.
- Как обычно, - сказал начальник. - Можно на оленях. Но лучше на байдарке.
К счастью, как оказалось, в Стуже нет понятий "метры" или "километры". Есть только три расстояния: "А вот оно рядом", "Мало-мало ехать" и "Далеко, однако". Например, Мамана живет в Гатчине, и ей тоже мало-мало ехать на работу приходится. То есть, столько же, сколько мне из Харькова. Остальные живут в Питере. Им лучше всего. Только соберутся на работу пойти, смотрят - а вот она тут рядом. Я обрадовался и хотел смотаться на байдарке на пару часов в родную Танзанию, проведать стариков-родителей, но начальник отсоветовал. Сказал, что это далеко, однако. Долго плыть буду.
Надо сказать, что первую неделю я вообще не ходил на работу. Начальник отдал мне распоряжение тренироваться дома. Я должен был научиться быстро входить в Стужу, и главное - без проблем выходить из нее. Я докладывал по телефону о своих успехах, а начальник давал полезные советы. Но теперь он, видимо, решил, что мне уже можно поручить какое-нибудь задание, и вот - мне предстоит нелегкий путь из Харькова в Питер.
Я залез на табуретку (опыт показал, что с табуретки мне легче читать стихи с выражением), и, размахивая руками, произнес:
Буря мглою небо кроет,
И метель тоскливо воет,
Харьков погрузился в снег,
С лодкой я иду на брег!
А-я ни-ни, а ни-я-на-на!
А-я-ни-ни, а-я-ни-я!
Спел так и перестал петь. Из яранги вышел и на берег пошел. Там сел в байдарку и поплыл. Мало-мало плыл и доплыл. Вылез из байдарки. Вынул из байдарки жирник и зажег его. Это большой начальник меня хорошо научил. Чтобы быстро выйти из Стужи, надо жирник зажечь. Тогда тепло будет. В принципе, есть разные способы самостоятельно выходить из Стужи, но все они как-то связаны с ощущением тепла. Надо либо вызвать в себе ощущение тепла усилием мысли, либо, напирмер, протянуть руки к огню. Я приучил себя всегда носить в кармане джинсов зажигалку. В Стуже она превращалась в жирник и позволяла быстро согреться. Это потому что у меня еще мало опыта. Все наши сотрудники выходят из Стужи с первого раза простым усилием мысли. Но я стажер, поэтому хожу везде с зажигалкой. Мало ли что.
- Что ж, Сеня, - сказал начальник, увидев меня, - настало время испытать тебя в деле. Разумеется, одного тебя мы не отпустим, будешь работать в паре с Гивиоком.
Гивиок собрался что-то сказать, но вместо этого засмеялся и смеялся минут десять. Я проверил, не развязались ли у меня шнурки. Может, это его рассмешило? Но оказалось, что он смеялся просто так. Такой уж Гивиок был веселый парень.
- Задание очень ответственное, - продолжал начальник. - Садись, пей свой кооо, а я пока объясню тебе суть дела. Про Северный Дозор ты уже все знаешь. Но это не единственная эскимосская организация, которая следит за порядком в Стуже.
- Кто же еще? - удивился я, присаживаясь на табуретку и наливая себе в чашку ароматный кооо - национальный эскимосский напиток.
- Есть еще одна контора. Наши заклятые друзья и конкуренты. - сказал начальник. - Уайтпис. Мы расследуем преступления, направленные против людей, а они следят за чистотой природы. Борются за сохранение флоры и фауны в Стуже. Как ты заметил, в флора и фауна Стужи довольно скудна. Ягель, ягоды, лишайники... Редкие деревца. Олени, нерпы, лахтаки, киты.
- Моржи еще, - сказал я. - Вот гады. Это значит, если какой-то эскимос хочет, например, кита загарпунить, он еще и разрешения у них спрашивать должен?
- Увы! - подтвердил начальник. - Охотиться можно только с лицензией. На нас это не распространяется, мы и сами любую лицензию выдать можем, но стараемся этим не злоупотреблять. Мы делаем свою работу, а они свою. Кто приносит для Стужи больше пользы, тот получает больше полномочий. Мы, например, этой зимой обезвредили трех опасных нарушителей табу - и нам разрешили увеличить штат на одного сотрудника. Поэтому ты теперь с нами.
- Кто разрешил? - удивился я. - Разве вы сами не высшая власть в Стуже? Вам кто-то может разрешать или запрещать?
- В Стуже - да. Мы главные. Мы и Уайтпис. - согласился начальник. - Но Стужа - это только первый уровень. Есть и гораздо более холодные места... Но об этом - в другой раз. Сейчас ты должен уяснить главное - мы должны дать хорошего пинка конкурентам.
- Отлично, - я потер руки. - Драка будет?
Драться я любил. Я часто выходил из драк победителем. Не знаю, почему. Может быть, мне помогал мой рост в два метра тридцать сантиметров, а может - вес в сто пятьдесят килограмм и бейсбольная бита, которую я всегда носил с собой. А может, я просто талант, как Рой Джонс.
Все засмеялись, даже Куталын.
- Ну что ты! - сквозь смех сказал мне начальник. - Мы действуем более тонко. Наша задача - доказать, что уайтписовцы работают плохо, вообще ничего не делают и пользы не приносят. Из достоверных источников мне стало известно, что в Питере появился новый браконьер. Специализируется на нерпах. Гарпунит их каждый день. Уайтпис еще не обратили на него внимание, поскольку в последний раз нерп пересчитывали неделю назад. Очередной переучет нерп запланирован у них на послезавтра. Тогда они обнаружат недостачу и задергаются. Наша задача - поймать браконьера раньше них, как бы случайно. Этим мы покажем, что уайтписовцы работают неэффективно, а мы - молодцы.
- Отлично! - сказал я. - Я готов. Надеюсь, уж с браконьером-то придется подраться?
- Это вряд ли, - сказал начальник. - Судя по всему, это азиатский эскимос, довольно слабый. Сильных амулетов у него быть не должно. Скорее всего, он сдастся без боя. Не тот у него уровень, чтобы драться с Северным Дозором, если он, конечно, не самоубийца.
- И какой же у нас план?
- Будут задействованы все сотрудники, - ответил начальник. - Наша задача - обеспечить наблюдение за всеми ларьками, торгующими лучшей шавермой. Браконьер гарпунит только лучших нерп, знает в них толк. Куталын буджет наблюдать за ларьками рядом с метро "Проспект Большевиков". Мамана, ты берешь под наблюдение ларек в Купчино. Асисак наблюдает за ларьком на Юго-Западе, который рядом со стоянкой. Сам я поеду в Озерки, там недавно открылось новое бистро, отменную шаверму готовят. Ну, а вы с Гивиоком...
- ...едем на площадь Восстания, - закончил за него я.
- Откуда ты знаешь? - подозрительно посмотрел на меня начальник. - Тоже, что ли, любитель шавермы?
- Ну... любитель, не любитель, а правильные места знаю, - потупился я и застенчиво сковырнул ногтем кусок штукатурки.
Все засмеялись. Только Куталын, которому штукатурка с грохотом упала на ногу, не смеялся, а прыгал на одной ноге и шипел от боли. Все-таки не зря его прозвали угрюмым.
- Тутахалик остается в конторе и сидит на телефоне, - закончил начальник, отсмеявшись. - Гиви, объяснишь Сене все тонкости на месте. За дело!
Гивиок молча кивнул, давясь смехом.
- Ладно уж, стихи сегодня читать не будем, - начальник достал из стола бубен. - Вот, учитесь, как надо!
Он несколько раз ударил в бубен, повернулся в сторону моря и вдруг закричал, как безумный: "Се-се-се!". Прибежали олени. Большой начальник запряг оленей в нарты и поехал. Манана тоже, в других нартах уехала. Куталын каяк на воду спустил. Гарпуны проверил. Асисак достал амулет и вдруг стал по воздуху летать. Гивиок лыжи надел. И я надел. Побежали мы с ним на лыжах. Смотрим - вот она, большая желтая яранга стоит. А внутри яранги ход прорыт. Под землю ведет.
- Подожди, Гивиок, - сказал я. - Сказать тебе что-то хочу.
- Что ж, говори, - сказал мне Гивиок.
- Мы ведь уже в Стуже, - сказал я. - А большой начальник стихи не пел.
- Верно ты говоришь, - отвечал мне Гивиок. - Он великий шаман. Однако, надо нам согреться, ведь мы уже пришли, куда хотели.
Сказал так, собрал руки в горсточку и закрыл ими рот. А потом открыл и вдруг дохнул на меня теплом. Я сразу согрелся. Так тепло стало. Стужа начала отступать, и через несколько секунд я обнаружил, что мы стоим на ступеньках выхода метро "Площадь Восстания".
- Вон, видишь, ларек с шавермой, - сказал мне Гиви. - За ним мы и должны наблюдать. Большинство этих людей просто покупают шаверму. И никогда не знаешь, кто из них на самом деле сейчас загарпунил в Стуже нерпу. Но мы должны это увидеть.
- Будем наблюдать из Стужи? - спросил я, судорожно вспоминая стихи Пушкина.
- Нет, Сеня, ведь мы не знаем, сколько придется ждать. Если долго сидеть в Стуже, да еще не в яранге, а прямо на ветру, можно и замерзнуть. Но мы будем смотреть сквозь Стужу. Я научу тебя, как видеть происходящее в Стуже, не погружаясь в нее.
Комментарии (1):
вверх^
Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.
Дневник Северный Дозор | Злостный_Медведь - Дневник Злостный_Медведь |
Лента друзей Злостный_Медведь
/ Полная версия
Добавить в друзья
Страницы:
раньше»