quod-sciam
слишком нежная весна

Мы прощаем, сказал грустный — нет никого грустнее скептиков — Ларошфуко, ровно настолько, насколько любим.

Это обоюдоострая дрянь, как ни ухвати, всё режешься: не удалось отсечь больное — шипя, тянешь располосованную руку в рот, хлебаешь собственную кровь до тошноты, удалось — с медленным интересом глядишь, как выталкивается изнутри алое, тёплое, что привык считать собой. Где-то, видимо, есть точка равновесия, есть мудрый третий путь, но мудрость не бывает одновременна с терзанием, своя не бывает, а чужая не поможет. Чуть позже, чуть после, уже не опасаясь, что от дыхания выйдут из пазов рёбра, вырастишь свою мудрость, применимую, как водится, лишь к картине мира, но не к его дальнейшему освоению... в общем, незачем.

Но я начала о прощении.
"Прости меня" переводится по-разному: "я признаю свою вину и хочу всё исправить", "я понимаю, что тебе из-за меня больно", "давай вернёмся к тому, что было до, и начнём с начала", "скажи, что всё равно меня любишь", "позволь мне жить своей жизнью, я не изменюсь", "давай закончим этот разговор и сделаем вид, что всё в порядке", далее бесконечно. Оно переводится, но оно, увы, непереводимо с языка одного терзания на язык другого, и мы продолжаем не понимать, но трактовать, придавать собственный смысл с виду простой формуле.
И погибаем, заточённые в непереводимости.

Безъязыким, как нам договориться, что прощение не есть поощрение, насколько бы похоже ни звучало. А готовность умереть за другого и жить для него не равна готовности отдать ему свою жизнь в безраздельное пользование — это плохое слово, that's an ill phrase, a vile phrase, "пользоваться". Если тебя пускают в душу, не надо переться туда в грязной обуви. Желание отдавать неисчерпаемо, но исчерпывается ресурс доверия и жизни, однажды прощение отделяется от принятия, и прощённому, на которого не держат зла просто потому, что не держат в дому таких вещей, больше нет хода в этот дом.
Всё так просто, так прозрачно, всё могло бы быть так прекрасно, как задумано изначально... когда бы не подобное вавилонскому смешение значений. Тот, кто просил нас прощать, — не велел, нет, я не верю в велел, — прощает нас бесконечно, но прежде, чем ощутить горячую ангельскую лёгкость, сквозное кипение света в груди и любовь, способную ядовитый свинец обратить в нетленное золото, надо, чтобы человеческое сердце разорвалось и опало, как ненужный более покров цветочной почки.

Кажется, он называется чашелистик.




http://quod-sciam.livejournal.com/335468.html