Умер Борис Николаевич Ельцин. Это, конечно, не удивляет. Это печалит. Меня, по крайней мере, печалит сильно. Я знаю, что он считается неоднозначной личностью, что он вертел колеса истории и сам пересчитывал спицы, что он наделал ошибок, что он не смог всего того, чего от него хотели. Это все не важно. Для меня - не важно. Для меня важно другое.

Это тот человек, который дал мне возможность узнать, что такое свобода. Это тот человек, который дал мне возможность жить в России, а не в СССР. Это тот человек, который дал мне возможность учить историю, ездить за границу, читать любые книги, которые я только захочу прочесть, слушать радио, которое мне интересно и смотреть любые фильмы. Да, я была слишком маленькой для того, чтобы участвовать в ключевых событиях девяностых. Да, я почти ничего не смыслю в совке, потому что я там фактически не жила. Но именно этот факт не огорчает меня, а радует. Я благодарна этому человеку за то, что он подарил мне возможность не прочувствовать ту страну на собственной шкуре.

Мне очень жаль, что дело, которое он делал, не завершено, и что люди, которых он полагал своими преемниками, занимаются, по сути, уничтожением его воплощенных идей. Тем не менее, его эпоха оставила свои плоды - она сделала меня, моих близких и тех людей, которых я совсем не знаю - журналистов, пишущих искренне, писателей, политиков, актеров, фотографов; всех тех людей, которые сейчас в себе несут культуру этой страны. Не массовую культуру - культуру этой страны. Для меня в этих словах есть ощутимая разница. Благодаря тому, что все эти люди есть, у этой страны есть будущее. Поколение людей, которых уже учили говорить свободно и еще не учили замолкать. Поколение людей, верящих в возможность сделать эту страну цивилизованной, верящих в свои силы и в свои мечты. Поколение Ельцина.

И последнее. Я помню ночь с тридцать первого декабря на первое января, когда наступил двухтысячный год. Помню довольно четко. Но для тех, кто забыл (или, быть может, не включал тогда телевизора), я напомню, что говорил Борис Ельцин, первый президент России, с экрана. Он говорил:



Дорогие друзья! Дорогие мои!

Сегодня я в последний раз обращаюсь к вам с новогодним приветствием. Но это не все. Сегодня я в последний раз обращаюсь к вам как президент России.

Я принял решение. Долго и мучительно над ним размышлял. Сегодня, в последний день уходящего века, я ухожу в отставку. Я много раз слышал: "Ельцин любыми путями будет держаться за власть, он никому ее не отдаст". Это - вранье. Дело в другом. Я всегда говорил, что не отступлю от Конституции ни на шаг. Что в конституционные сроки должны пройти думские выборы. Так это и произошло.

Я хочу попросить у вас прощения за то, что многие наши с вами мечты не сбылись. И то, что нам казалось просто, оказалось мучительно тяжело. Я прошу прощения за то, что не оправдал некоторых надежд тех людей, которые верили, что мы одним рывком, одним махом сможем перепрыгнуть из серого, застойного, тоталитарного прошлого в светлое, богатое, цивилизованное будущее.

Я сам в это верил. Казалось, одним рывком, и все одолеем. Одним рывком не получилось. В чем-то я оказался слишком наивным. Где-то проблемы оказались слишком сложными. Мы продирались вперед через ошибки, через неудачи. Многие люди в это сложное время испытали потрясение.

Прощаясь, я хочу сказать каждому из вас: будьте счастливы. Вы заслужили счастье. Вы заслужили счастье и спокойствие.





Прощаясь с Борисом Ельциным, я хочу сказать: спасибо Вам. Я буду помнить Вас. Вы заслужили память.

* * *

И еще одно дополнение. Колонка обозревателя радио "Свобода" Петра Вайля, 23.04.07.

«Ельцинский жест»

Шесть лет назад, когда отмечался 70-летний юбилей первого президента России, опросы показали, что оценки его роли разделились на положительные и отрицательные – поровну.

У всех на виду был броский и громогласный Ельцин, но ушел он в политическое небытие неощутимым и непонятым. Осознать Ельцина и его эпоху – во многом значит осознать Россию.

Напрасно патриоты так увлеченно цитируют Тютчева: «Умом Россию не понять». В этой строке – не столько гордость, сколько отчаяние. Конечно, нельзя свести к формуле такую сложную штуку как жизнь, но простейшие ее проявления – хотелось бы. Ну, скажем, чтоб вовремя платили зарплату, не отключали свет и тепло, не убивали чужих и своих. Все это происходило при Ельцине. Но при нем же возникло то, что нельзя потрогать – свобода. Она не так заметна без света и не так греет без тепла. Свобода ощущается тогда, когда ее отнимают.

Ни разу – в это теперь надо настойчиво и старательно вдумываться – ни разу за годы своего правления Ельцин не пытался ограничить свободу – слова, прессы, телевидения. Похоже, ему это не приходило в голову. В нем не было мнительности и мстительности, которая так расцвела на всех уровнях власти в последующие годы. Ельцин – это признавали даже его яростные недоброжелатели – был человек широкого и размашистого жеста. Иногда, быть может, слишком размашистого, безоглядно. Его жестоко критиковали, на него сердились, но самые прозорливые говорили: еще вспомним.

И правда, его вспоминали – по-разному. Ничто так быстро не искажается, как вчерашняя история. Сейчас уже надо сделать над собой усилие, чтобы вспомнить – каков был в дни августовского путча Борис Ельцин. Нет, у всех на сетчатке тот трибун на танке. Но эта картина многих уже и раздражала: ну, танк, а что потом.

А потом – свобода.

Это забыли, но все чаще стали воспоминать – потому что разительно изменилось лицо российской власти. Ельцин мог быть непоследователен и неуверен, но это – исторически глядя в прошлое – надо считать достижением в стране, привыкшей к неколебимому монолиту наверху, лицо которого либо не различалось вовсе, либо употреблялось как материал для анекдотов.

Человеческие сомнения оборачиваются для политика спасительными и целебными компромиссами. За прошедшие после Ельцина годы российская власть научилась забывать это слово – компромисс – и утрачивать само понятие. Компромисс все больше отождествляется со слабостью, военный жаргон господствует в прессе, а на заседании правительства звучат лихие реплики из лексикона второразрядных детективов.

Ельцин наглядно колебался и наглядно ошибался. С тех пор раздумья стали короче, руки тверже, но поступки – суетливее и мельче. Оттого лицо власти снова стало менее человечным. Политика опять выводится из-под законов обычной людской морали. И оглядываясь назад, понимаешь, что Борис Ельцин у всех на глазах был не только политиком, но и просто человеком.