Когда б мы жили без затей,
Я нарожала бы детей
От всех, кого любила,
Всех видов и мастей.

И гладя головы птенцов,
Я вспоминала б их отцов,
Одних – отцов семейства,
Других совсем юнцов.

/Вероника Долина/


Материнский инстинкт - это вообщая страшная, всесокрушающая хрень, которая вдруг будит тебя среди ночи и не дает уснуть. Лежишь, смотришь в потолок, на полоски лунного света, а в голове одна за одной строятся картинки, лица; комбинации генов, следствием - фенотипы, ощущения, имена, реакции, планы, глупости.

Я, на самом деле, хотела детенышей от трех мужчин (и до сих пор хочу, чего тут скрывать) - именно хотела детей, а не была готова к процессу производства. Перебирала в голове варианты. Придумывала, просчитывала. От одного хотела родить Анну Марию, девочку еврейских корней и буйных темных кудрей, смуглую, подтянутую, бесстыже-зеленоглазую, быстроногую и острую на язык. От другого - мальчика Святослава, кареглазового, задумчивого, улыбчивого, вихрастого; снилось, как он обнимает мои плечи, ладонями греет мои ледяные пальцы, и как, полуприкрыв глаза, читает Бродского наизусть. От третьего я придумала девочку Соню, тихую, светловолосую, сероглазую, серьезную и тихую; с печальным, тонким и острым взглядом, с пухлыми губами, со снами про белых птиц, со звонким таким голосом, как ручей горный.

Этой ночью снилось, как они втроем сидят у камина на толстом ковре, Анна Мария читает вслух что-то старое, полузабытое, из Туве Янссен, Слава и Соня сцепили пальцы и смотрят завороженно - он на огонь, а она на книгу; за окном дождь, ветер, холод, деревья гнутся и стекло скребут ветками. А я лежу где-то на границе тени и света, закутанная в плед, молчу, смотрю на них и молчу. И за спиной у меня совсем никого нет.

Проснулась, закашялась, закрыла окно на кухне.
Рассвет лился в окна, безмолвный, сырой, московский.