Шевах, конечно, все знал заранее. Но он был достаточно стар и вполне мудр для того, чтобы не говорить обо всем, что он знает, вслух: к чему эта паника, дребедень, спасения души всеми доступными способами - к чему? Глупости, глупости. Напрасная трата времени.

В понедельник Шевах собрал все свои старые вещи и отнес в приют бездомных. Там были очень рады, потому что вещи Шеваха, хоть и были старыми, всегда содержались правильно и были в хорошем состоянии. Его любимая зеленая потертая куртка, в которой он встретил Занну, досталась совершенно седому мужине с длинной густой бородой. Мужчина был слеп и ему было все равно, какого цвета куртка; пальцы его ощупывали старую потрескавшуюся кожу, раз за разом скользя по потертостям рукава. Мужчина улыбался так нежно, так искренне, будто бы знал, что с этого рукава началась его, Шеваха, любовь - когда Занна, оступившись, схватилась за него тонкими белыми пальцами. Мужчина чему-то кивал и мурлыкал себе под нос песенку.

Во вторник Шевах навестил Занну. Она смотрела на него тихо, ласково, кротко, и черты ее лица были знакомы ему до боли, до каждой линии, каждой трещинки в камне. Он стоял перед ней на коленях, по щекам его текли слезы. Уходя он взял горсть земли с ее могилы и сунул ее в карман брюк.

В среду Шевах сидел на скамейке в парке и кормил крошками птиц. Птицы теснились, курдыкали, дрались, смотрели на Шеваха черными бусинками глаз. Птицы были на удивление живыми, хотя им-то, конечно, все тоже было известно. Птицы вообще умные звери, хоть и не все это понимают.

В четверг пошел дождь. Он начался как самый обычный, любой дождь: темнело небо, шумела листва на деревьях, дети с визгом бежали по улицам, прятались под козырьками подъездов. Взрослые доставали зонты. Капли звонко стучали по карнизам, вода лилась из водосточных труб, у тротуаров стремительные ручьи уносили грязь в соседние дворы. Шевах вышел на улицу, оперся на свой костыль, и долго смотрел в небо. "Вот и все, - думал Шевах, - вот и все, Занна". По лицу его стекали струи дождя и капали с бороды.

Утром пятницы, когда Шевах проснулся, неба уже не было. Откуда-то сверху, из бесконечной серой мглы, падал дождь. За ночь он стал слабее, превратился в морось, и люди мрачно выходили на работу, укрывшись под зонтами или даже просто так, с непокрытой головой. Кошка соседа Моши, тощая сиамка, лежала у стеклянной двери магазина, вытягивала лапы и щурила глаза на небо. Она, конечно, все знала тоже, но кошкам не привыкать к таким вот дождям. Шевах тоже когда-то был кошкой, но это было уже довольно давно и он совершенно забыл всю кошачью мудрость, и даже то, как одолевают блохи и как иногда чешется кончик хвоста. Да это, в общем, не очень-то важно на самом деле.

К полудню реальность сдалась. Дождевая капля полоснула вскользь лист тополя и за ней вместо мокрого следа осталась серая пустота. Дождь, казалось, сразу усилился, и капли одну за другой стирали линии домов, окон, зонтов, деревьев; вода не собиралась более в лужи, а словно бы проваливалась по землю, оставляя после себя лишь пятна размытых очертаний. Шевах выглянул в окно, пригладил бороду. Ему было грустно. Впервые за долгие годы он боялся наступления темноты.

Всю ночь с четверга на пятницу шел дождь. Шевах слышал, как капли стучат по крыше, как ветер воет в трубах, и как у соседей кто-то играет на пианино. Потом пианино смолкло, и все звуки постепенно слились в единый мерный шорох падающих капель.

В пятницу, когда Шевах открыл глаза, вокруг него не было ничего: ни стен, ни фотографий Занны на них, ни старого телевизора, ни разбитых домашних тапочек. Он лежал в высокой траве и смотрел вверх, а сверху на него падали капли дождя, бесконечные, одинаковые, и воздух пах солью и сыростью. Со всех сторон, насколько хватало глаз, был только дождь, и трава, и снова дождь - до самого горизонта.

"Знаешь, Занна, - подумал Шевах, - Ты была самой красивой женщиной в этом мире..."