Наследие трактатов и «братский» раскол

Вся эта кровавая баня началась не из-за острова. Остров был просто поводом, удобной кочкой посреди ледяной реки, чтобы стравить лбами два «братских» коммунистических режима, которые к 1969 году испытывали взаимную неприязнь.

Корень проблемы, как водится, был в бумагах, подписанных бородатыми предками. В 1860 году, пока маньчжурскую Цинскую империю показательно терзали англичане и французы во Второй Опиумной войне (дошло до того, что европейцы грабили и жгли Летний дворец в Пекине), царское правительство России проявило расторопность. Мол, пока вы тут заняты, давайте-ка решим наши пограничные вопросы. И подписали Пекинский трактат.

По этому трактату, границу по реке Уссури провели не как принято у цивилизованных людей — по фарватеру, то есть по самой глубокой части русла, — а прямиком по урезу воды на китайском берегу. Вся река, со всеми ее островами, включая этот несчастный Даманский, отходила России. Справедливо? Конечно, нет. Но кого это волновало в XIX веке? Места были дикие, народу было крайне мало, и маньчжурским крестьянам, которых там почти не было, эта река была не особо-то и нужна.

На десятилетия про этот казус все забыли. Потом случилась революция 1917-го, потом Мао Цзэдун в 1949-м основал КНР. Сталин и Мао демонстрировали дружбу, по крайней мере, на публику. Советский Союз и Китай стали «братьями навек», и вопрос о «несправедливой» царской границе никто не поднимал. Китайцам было чем заняться: они у себя «Большой скачок» устраивали, воробьев били. А нашим и подавно было не до того.

Но потом Сталин умер, и к власти пришел Никита Сергеевич Хрущёв. И вот тут-то вся «братская любовь» пошла трещинами. Хрущёв на XX съезде развенчал культ личности, а Мао, который сам был тот еще «культ», решил, что это предательство идеалов. Начался идеологический раскол. Два гиганта принялись обмениваться идеологическими уколами. Наши называли Мао «авантюристом», а китайцы Хрущёва — «ревизионистом», который променял мировую революцию на «гуляш-коммунизм».

Доходило до личных оскорблений: Хрущёв как-то неосторожно выразился, что Мао — это «старая калоша», которую пора выбросить, что китайцы (возможно, из-за трудностей перевода) восприняли как крайне оскорбительное выражение. Разумеется, дружбы это не добавило.

К 1960-м в Китае началась «Великая пролетарская культурная революция». Страна погрузилась в хаос, банды фанатиков-хунвэйбинов искали «врагов народа». А когда внутри страны неспокойно, нужен враг внешний. Идеальной кандидатурой стал «советский социал-империализм». И тут-то китайские товарищи вспомнили про старый Пекинский трактат. Они заявили, что это «неравноправный договор», и потребовали вернуть все, включая острова.

В 1964 году даже сели за стол переговоров. Наши, в принципе, были не против — Брежнев уже сменил Хрущёва, и СССР предложил отдать часть островов, проведя границу по фарватеру, как и положено. Но Мао это было не нужно. Ему нужен был не остров, ему нужен был конфликт. Переговоры он сорвал, и на границе начались провокации.
Эскалация на льду и приказ о сдержанности

То, что началось на Уссури в середине 60-х, иначе как странным представлением не назовешь. Поначалу это были мелкие пакости. По указанию китайских властей, на советские острова (которые льдом прихватывало к берегу) стали заходить «мирные крестьяне» и демонстративно изображать там хозяйственную деятельность. Наши пограничники, рослые русские парни, выходили и вежливо, но настойчиво, выдворяли их обратно.

Оружие применять было категорически запрещено. Из Москвы шёл строжайший приказ: «На провокации не отвечать, огонь не открывать!». Политбюро панически боялось развязать настоящую войну с ядерным Китаем из-за клочка земли, который весной полностью уходил под воду.

Китайцы эту нашу «миролюбивость» быстро уловили. Раз нельзя стрелять, значит, можно лезть дальше. Вслед за «крестьянами» на лёд двинулись хунвэйбины — та самая «культурная» молодёжь с цитатниками Мао. Эти уже шли не с косами, а с палками, ломами и железными прутьями. Они орали лозунги, плевали в наших солдат, кидались камнями.

Число провокаций росло как снежный ком: если в 1960-м их было 100, то в 1962-м — уже больше 5000! Доходило до нескольких тысяч участников с обеих сторон. Что оставалось делать нашим погранцам? Им было запрещено стрелять, но и отступать было нельзя.

Начались кулачные бои. Это был какой-то средневековый сюрреализм. Пограничники 57-го Иманского погранотряда выходили на лёд стенка на стенку с китайцами. Наши парни, конечно, были и выше, и здоровее. Как вспоминал будущий Герой Советского Союза Юрий Бабанский, служивший тогда младшим сержантом: «Прихожу на заставу, а там, кроме повара, никого нет. „Все, — говорит, — на берегу, с китайцами дерутся“. Я, конечно, автомат на плечо — и к Уссури. А там и в самом деле драка... Наши-то парни и повыше, и поздоровее были. Но и китайцы не лыком шиты — ловкие, увёртливые; на кулак не лезут, всячески пытаются увернуться от наших ударов... часа полтора прошло. Но без единого выстрела. Только по морде. Я ещё тогда подумал: „Весёлая застава“».

«Весёлая застава» — это мягко сказано. Китайцы напирали массой. Наши пограничники шли в бой, обмотав руки ремнями, чтобы кулаки не разбить в кровь. Иногда китайцев вытесняли бронетранспортёрами — не давили, а именно выталкивали, как бульдозером, на их берег. Но китайцы были хитрые. Они специально высылали вперёд мелких и щуплых, а за ними уже шли бойцы покрепче с кольями. Они целились в глаза, били исподтишка. Это была не драка, а планомерное изматывание.

А приказ из Москвы оставался прежним: «Не отвечать!». Солдаты и офицеры на месте испытывали огромное разочарование. Они видели, что китайцы наглеют с каждым днём, что они уже не просто провоцируют, а ведут разведку, фотографируют, пристреливаются. Они писали рапорты наверх, что добром это не кончится, что китайцы готовят что-то серьёзное. Но в Москве раздумывали и боялись «эскалации». Они до последнего верили, что это просто хулиганство. Эта недальновидность Политбюро и стоила жизни десяткам наших парней.

Потому что в ночь на 2 марта 1969 года на лёд вышли уже не «крестьяне» и не хунвэйбины.
Второе марта: Трагедия заставы Стрельникова

То, что случилось 2 марта 1969 года, не было пограничным инцидентом. Это была тщательно спланированная и жёсткая военная операция. Пока в Москве спали, около 300 (по другим данным, до 500) солдат Народно-освободительной армии Китая (НОАК) в зимнем камуфляже, вооружённые автоматами Калашникова (да-да, нашими же) и карабинами СКС, перешли на остров Даманский.

Они не просто перешли — они заняли позиции на высоком западном берегу, оборудовали огневые точки, развернули пулемёты и гранатомёты. Они устроили классическую засаду. И стали ждать.

Всю ночь и всё утро шёл сильный снегопад, который скрывал их следы и передвижения. На советской 2-й заставе «Нижне-Михайловка» 57-го погранотряда китайцев заметили только в 10:20 утра. Наблюдатель доложил, что на остров движется группа вооружённых людей, до 30 человек (китайцы грамотно выставили "приманку").

Начальник заставы, старший лейтенант Иван Стрельников, был офицер правильный и смелый. Он уже наелся этих «братских» драк. Он поднял по тревоге 32 человека. Погрузились в ГАЗ-69, ГАЗ-66 и один БТР-60ПБ и рванули к острову. Стрельников до последнего не верил в бой. Он думал, это очередная наглая провокация.

Прибыв на место, он разделил своих бойцов. Сам с небольшой группой пошёл прямо к китайцам, стоявшим на льду у юго-западной оконечности острова. Вторая группа, сержанта Владимира Рабовича, должна была прикрыть его, отсекая другую группу китайцев. С ними был и военный фотокорреспондент рядовой Николай Петров, который должен был фиксировать "провокацию".

Стрельников шёл впереди. Он подошёл к китайцам и, как положено по уставу, крикнул им, чтобы они немедленно покинули территорию СССР. В ответ, по сигналу (один из китайцев поднял руку), первая шеренга китайцев расступилась, а вторая открыла по нашим огонь в упор.

Рядовой Петров успел нажать на спуск фотоаппарата за секунду до того, как его и всех, кто был со Стрельниковым, сразили огнём. Группа Стрельникова (7 человек) погибла мгновенно.

Одновременно с этим огонь был открыт по группе сержанта Рабовича. Ребята попали в перекрёстную засаду с берега. Они приняли бой, но силы были слишком не равны. 20-летние парни отстреливались до последнего патрона. Противник ринулся в атаку, не щадя раненых.

Они не просто убивали — они совершали действия, несовместимые с правилами ведения войны. Позднее, когда наши отбили тела, стало ясно, что погибшие подверглись посмертному поруганию. Это была уже не война, это была расправа.

Из всей группы Рабовича (11 человек) в живых остался только один — рядовой Геннадий Серебров. Его контузило, он потерял сознание, и китайцы, в спешке расправляясь с ранеными, приняли его за мёртвого. Ещё одного, ефрейтора Павла Акулова, взяли в плен в бессознательном состоянии. Его тело со следами жестокого обращения китайцы вернут только 17 апреля.

Но китайцы просчитались. Они думали, что, уничтожив две группы, они захватят остров. Но они не учли одного. Они не учли русского характера.
Ответный удар: Рейд Бубенина и решение Лосика

Когда на соседней, 1-й заставе «Кулебякины сопки» услышали стрельбу, её начальник, старший лейтенант Виталий Бубенин, не стал ждать приказов из Имана или Хабаровска. Он понял, что случилась беда. Он прыгнул в свой БТР, взял 23 бойца и рванул на помощь Стрельникову.

К 11:30 он был у острова и с ходу вступил в бой. Китайцы, ошеломлённые такой дерзостью (они-то уже праздновали победу), открыли по его БТРу шквальный огонь из миномётов. У БТР Бубенина заклинило станковый пулемёт. Любой другой на его месте отошёл бы. Но Бубенин был не из таких.

Он принял решение, которое не описано ни в одном уставе. Он обошёл остров по льду с севера и на полном ходу влетел китайцам в тыл, прямо на их командный пункт и резервы, которые готовились к атаке. Это был шок. Китайцы в жизни не видели, чтобы один БТР атаковал батальон. Бубенин поливал их огнём из бортового пулемёта, давил колесами Он уничтожил командный пункт, много солдат и техники.

Его БТР подбили, сам он был контужен, но он вывел своих людей к подбитому БТРу Стрельникова, пересел в него и снова пошёл в атаку. Только когда и эта машина была подбита, он, раненый, вывел оставшихся в живых бойцов на свой берег. За этот рейд Виталий Бубенин получил звание Героя Советского Союза.

К тому времени остатками группы Стрельникова командовал младший сержант Юрий Бабанский (тот самый, с «весёлой заставы»). Он и его ребята, отстреливаясь, не давали китайцам закрепиться. К 13:00, получив отпор от Бубенина и Бабанского и потеряв 39 человек убитыми (по нашим оценкам), китайцы отступили.

В том бою 2 марта погиб 31 советский пограничник. Это было поражение? Нет. Это был подвиг. Но это было только начало.

Китайцы не успокоились. Они стянули к острову 24-й пехотный полк — 5000 человек. Наши в ответ подтянули 135-ю мотострелковую дивизию. 15 марта началось второе, главное сражение. В 9 утра с китайской стороны заработали громкоговорители, призывая «проклятых ревизионистов» убираться. Наши включили в ответ Патриотическую песню Глинки.

В 10:00 китайцы ударили из всех стволов. Сотни снарядов и мин обрушились на остров. В атаку пошли три роты китайской пехоты. Наши пограничники под командованием подполковника Евгения Яншина дрались как львы, но их было слишком мало — 45 человек на четырёх БТР. Китайцы шли волнами. Два БТРа были подбиты.

На помощь Яншину пошла танковая группа — четыре новейших, секретных танка Т-62. Группу вёл лично начальник 57-го погранотряда полковник Демократ Леонов. Но Леонов не знал местности. Он повёл танки слишком близко к китайским позициям. Головной танк Леонова был подбит (то ли из гранатомёта, то ли подорвался на мине). Полковник пытался выбраться из горящей машины, но китайский снайпер поразил его. Леонов погиб. Танки отошли.

Пограничники Яншина, расстреляв почти все патроны, были вынуждены отойти с острова. Ситуация стала критической. И вот тут в штабе Дальневосточного военного округа командующий округом генерал-полковник Олег Лосик принял решение, за которое его могли отдать под трибунал. В Москве Политбюро, включая Брежнева, всё ещё медлило: «Войска не вводить, в конфликт не ввязываться».

Лосик, видя, что его пограничников сейчас просто уничтожат, на свой страх и риск отдал приказ. В 17:00 15 марта советская сторона применила то, чего не ожидал никто. Впервые в боевых условиях был использован целый дивизион секретных реактивных систем залпового огня БМ-21 «Град».

Десять минут. Всего десять минут установки ровняли с землёй китайские позиции, резервы, штабы и склады боеприпасов на несколько километров вглубь китайской территории. От позиций китайского батальона не осталось ничего. Вообще. Китайцы, которые никогда не видели ничего подобного, решили, что русские применили «лазерное» или «огнемётное сверхсекретное оружие». По официальным данным КНР, которые просочились позже, в том обстреле погибло, по некоторым оценкам, значительное число солдат (цифры разнятся от сотен до нескольких тысяч).

В 17:10 в атаку пошли мотострелки 135-й дивизии и остатки пограничников. Они зачистили остров. Китайцы предприняли ещё несколько жалких атак, но были отбиты. После этого советские солдаты отошли на свой берег. Китайцы больше не решались заходить на советскую территорию.
Политические итоги и судьба острова

После 15 марта на Уссури повисла звенящая тишина. «Град» оказался лучшим аргументом в идеологическом споре. Китайские громкоговорители умолкли. Мао Цзэдун понял, что «социал-империалисты» шутить не намерены и в следующий раз могут запустить что-нибудь потяжелее.

Весь мир, к слову, тоже напрягся. Иностранные газеты вышли с заголовками, что русские применили какое-то «чудо-оружие», и их теперь стоит опасаться. Все ринулись проявлять интерес к советским РСЗО.

Этот конфликт вообще имел дикие геополитические последствия. Во-первых, он окончательно расколол коммунистический мир. Мао так обеспокоился, что начал искать союзников. И нашёл. В Вашингтоне. Киссинджер тут же смекнул, что враг моего врага — мой друг, и США начали тайные переговоры о сближении с Китаем. Герои Даманского, сами того не зная, толкнули Китай в объятия Америки.

Во-вторых, в СССР наконец поняли, что граница на Дальнем Востоке, тысячи километров, — не прикрыта. Что Транссиб проходит в 30-50 км от Китая и в случае войны его можно перерезать за час. Именно после Даманского Политбюро приняло окончательное решение о строительстве Байкало-Амурской магистрали (БАМа) — как стратегического дублёра.

А что же остров? А ничего. В сентябре 1969 года председатель Совмина СССР Алексей Косыгин летел с похорон Хо Ши Мина во Вьетнаме и «по дороге» приземлился в Пекине. Прямо в аэропорту он встретился с премьером Госсовета КНР Чжоу Эньлаем. Два лидера договорились прекратить вражду и «оставить войска на занятых позициях».

А это что означало? Что как только лёд растаял, наши пограничники на лодках на остров уже не высаживались — слишком опасно. А китайцы, чей берег был ближе, потихоньку начали там обосновываться. Де-факто остров стал их.

Захваченный китайцами танк Т-62 полковника Леонова (который наши так и не смогли ни вытащить, ни уничтожить из-за шквального огня) они зимой вытащили, и он до сих пор стоит в военном музее в Пекине как символ их «победы».

А де-юре всё оформили политики. В 1991 году, когда Советский Союз уже трещал по швам, Михаил Горбачёв, в рамках «нового мышления», подписал соглашение, по которому граница прошла по фарватеру Уссури. Даманский (по-китайски Чжэньбао, «Драгоценный») официально отошёл Китаю. Окончательно точку поставили в 2004 году, когда Путин передал Китаю ещё ряд спорных территорий.

За что же погибли 58 советских пограничников и солдат? Они погибли за приказ. За Родину. Они выполнили свой долг до конца, показав всему миру, что такое русский солдат. Пятеро из них — полковник Демократ Леонов, старший лейтенант Иван Стрельников, младший сержант Владимир Орехов (погибли) и старший лейтенант Виталий Бубенин с младшим сержантом Юрием Бабанским (выжили) — стали Героями Советского Союза.

А политики? А политики распорядились иначе. Они сдали клочок земли, за который заплачено кровью. Но подвиг героев Даманского — это не про территорию. Это про честь и про характер, который не сломать ни засадой, ни числом.

https://dzen.ru/lacewars