Плотник с тремя крестами
До того как стать грозой буржуев, иконой советского кинематографа и героем бородатых анекдотов, Василий Иванович Чапаев был просто Васькой Чепаевым из деревни Будайка, что под Чебоксарами. Родился он в 1887 году в крестьянской семье, где детей было много, а денег — наоборот. Фамилия его, по одной из версий, произошла не от благородных предков, а от деловитого дедовского окрика «чепай!», то есть «цепляй!», которым тот понукал грузчиков на волжских пристанях. Так что в самом имени будущего комдива уже была заложена энергия действия, мужицкая хватка. Семья, в поисках лучшей доли, перебралась в процветающее торговое село Балаково, но лучшая доля для Васьки означала лишь смену декораций: вместо чебоксарской нищеты — балаковская. Его пытались было определить по духовной части — у парня обнаружился хороший голос, и родственники уже видели его в церковном хоре. Но карьера священнослужителя закончилась, толком не начавшись. За какую-то провинность 14-летнего Василия заперли в холодном карцере на пожарной каланче. Не дожидаясь божественного вмешательства, он выбил окно, сиганул вниз в сугроб и, добравшись до дома, решил, что с богом ему не по пути.
С этого момента его университетами стали волжские просторы и плотницкий топор. Вместе с отцом и братьями он мотался по всей Волге, от заказа до заказа, строил дома, чинил амбары, овладевая ремеслом до совершенства. «Плотник, я, скажу откровенно, образцовый», — с гордостью говорил он позже. Эта работа дала ему не только мозолистые руки, но и характер: умение быстро оценивать материал, находить единственно верное решение и не бояться тяжёлого труда. Он был человеком из самой гущи народа, из той России, которая пахла свежей стружкой, потом и речной водой. В 21 год его призвали в армию, в Киев, но служба продлилась недолго — весной следующего года его комиссовали по неясной причине, то ли из-за бельма на глазу, то ли по «политической неблагонадёжности». Вернувшись домой, он, вопреки воле родителей, женился на поповской дочке Пелагее Метлиной, наделал с ней троих детей и пытался жить жизнью простого обывателя: открыл мастерскую, плотничал, даже в иконописной мастерской тестя поработал. Казалось, судьба его была предрешена — тихая жизнь мастерового человека, редкие пьянки, семейные ссоры и медленное угасание. Но в 1914 году грохнула Первая мировая война.
20 сентября 1914 года плотника Василия Чапаева снова призвали на службу. И вот тут-то и выяснилось, что его настоящим призванием было не строгать доски, а воевать. Он попал в 326-й Белгорайский пехотный полк и был отправлен на Юго-Западный фронт, в самое пекло — на Волынь и в Галицию. И вчерашний мужик, которого и в армии-то толком не держали, вдруг расцвёл. Он оказался прирождённым солдатом — храбрым до безрассудства, выносливым и обладающим невероятным чутьём на опасность. Он не отсиживался в окопах, а всегда лез вперёд, увлекая за собой других. За год он прошёл путь от рядового до фельдфебеля — высшего унтер-офицерского звания. Его грудь украсили Георгиевская медаль и три Георгиевских креста — 4-й, 3-й и 2-й степени. Каждая из этих наград давалась не за выслугу лет, а за конкретный подвиг, за личную храбрость под огнём. В наградном листе к кресту 2-й степени сухо говорилось: «...будучи опасно ранен, после сделанной ему перевязки вернулся в строй и снова принял участие в бою». Он был ранен несколько раз, одно из ранений в руку оказалось настолько серьёзным, что перебило сухожилие и мучило его до конца жизни. Но он снова и снова возвращался в строй. Война стала его стихией, она научила его командовать, выживать и отправлять других в мир иной. Она же принесла ему и личную драму: пока он нёс службу в галицийских болотах, его жена Пелагея сбежала от свёкра с железнодорожным кондуктором, бросив троих детей. Чапаев, получив отпуск по ранению, вернул её, но хрупкий мир в семье был недолгим. Война калечила не только тела, но и души.
Красный командир по воле случая
В 1917 году Российская империя затрещала по швам. Февральская революция, отречение царя, развал фронта. Армия, ещё недавно державшаяся на железной дисциплине, превратилась в бурлящий котёл митингов и солдатских комитетов. Чапаев, после очередного ранения, попал в запасной полк в Николаевске (ныне Пугачёв). И здесь, в тылу, он с головой окунулся в политику. Как и миллионы таких же, как он, солдат — оторванных от земли, озлобленных войной, жаждущих справедливости — он пытался понять, кто прав и куда идти. Позже он с обезоруживающей прямотой рассказывал сослуживцу Кутякову о своих метаниях: «Дай, думаю, в партию вступлю. Одного толкового человека упросил ? он меня всё в кадеты приноравливал, только оттуда я скоро есером стал... Побыл с есерами ? и тут услышал анархистов. Вот оно, думаю, дело-то где! Люди всего достигают, и стеснения нет никакого ? каждому своя воля!»
В конце концов, 28 сентября 1917 года, он пришёл к большевикам. Не потому, что зачитывался Марксом, а потому, что их лозунги — «Мир — народам!», «Земля — крестьянам!» — были ему, крестьянскому сыну, понятны и близки. А главное, большевики, в отличие от прочих болтунов, действовали. Местному комитету поначалу было не по себе от визита бравого фельдфебеля с полным иконостасом георгиевских крестов на груди — уж не черносотенец ли пришёл их громить? Но они быстро поняли, что такой человек — настоящий подарок. Его авторитет среди солдат был непререкаем. Когда после Октябрьского переворота его выбрали делегатом на съезд депутатов Казанского военного округа, его пламенные, хоть и косноязычные речи помогли большевикам склонить на свою сторону большинство. Он вернулся в Николаевск с мандатом на командование полком и, не обращая внимания на протесты офицеров, просто занял кабинет командира. Так началась его карьера красного командира.
Он не был стратегом, он был практиком до мозга костей. Нужны пушки? Не беда, можно поехать в Саратов и выменять у караула артиллерийских складов пару орудий на самогон. Нужно разогнать митинг протестующих против роспуска земства? Можно подкатить на автомобиле с пулемётом и дать очередь поверх голов по куполу собора — и толпа рассеется. Его методы были грубы, прямолинейны и на удивление эффективны. Вскоре его назначили уездным комиссаром по военным делам, и он с головой ушёл в новую работу — формирование отрядов Красной гвардии и подавление бесчисленных антисоветских мятежей. Он мотался по уезду, разгоняя бунты, реквизируя имущество у «буржуев» и наводя «революционный порядок» так, как он его понимал. В горниле одного из таких мятежей, в родном Балаково, сгорел его младший брат Григорий. Гражданская война собирала свою жатву, не разбирая родства. Весной 1918 года он уже командовал отрядами, направленными против уральских казаков. Так началась его личная вендетта с казачеством, упорная и переменчивая.
«Академиев мы не кончали»
Гражданская война стала для Чапаева настоящим звёздным часом. Период партизанщины быстро закончился, и на смену добровольческим отрядам пришла регулярная Красная армия. Чапаев, как рыба в воде, чувствовал себя в этой стихии. Его бригада, а затем и дивизия, сколоченная из николаевских и балаковских мужиков, стала одной из самых боеспособных на Восточном фронте. Он воевал против войск Комуча (Комитета членов Учредительного собрания) и чехословацких легионеров, отбивал у них города и сёла, проявляя ту же отчаянную храбрость и тактическую смекалку, что и на германском фронте. Он не умел и не любил сидеть в штабе. Его место было на передовой, в автомобиле или на тачанке, с которой он управлял боем. Его приказы, написанные с чудовищными грамматическими ошибками, были коротки, ясны и всегда нацелены на одно — сломить врага.
Осенью 1918 года, после череды конфликтов со штабным начальством, которое раздражали его партизанские замашки и полное пренебрежение к субординации, его отправили в Москву, в Академию Генерального штаба. Идея была благая — сделать из талантливого самородка образованного военного специалиста. Но затея с треском провалилась. Чапаев, не окончивший даже церковно-приходской школы, оказался среди бывших царских офицеров и профессоров, рассуждавших о стратегии Ганнибала и тактике Наполеона. Это было столкновение двух миров. «Преподаванье в Академии мне неприносит некакой пользы... я ето прошол напрактеки. И томится понапрасно в стенах я несогласин, ето мне кажится тюрмой...», — писал он в штаб армии. Через два месяца он самовольно покинул академию и вернулся на фронт. «В академьях мы не учены… У нас и по-мужицки и то выходит…», — с раздражением говорил он потом. Но в глубине души, по словам сослуживцев, он понимал, что «Академия — великое дело», просто его болезненное самолюбие не позволяло ему быть посмешищем в глазах «золотопогонников».
Его возвращение пришлось как нельзя кстати. Весной 1919 года началось мощное наступление армий Колчака, и Восточный фронт красных затрещал по швам. Новый командующий Южной группой войск Михаил Фрунзе, в отличие от штабных бюрократов, сумел разглядеть в Чапаеве неотесанный гений. Он доверил ему командование 25-й стрелковой дивизией, которая стала главной ударной силой в контрнаступлении Красной армии. Именно чапаевцы сыграли ключевую роль в знаменитой Уфимской операции. В июне 1919 года, под личным руководством Чапаева и прибывшего на передовую Фрунзе, дивизия с боем форсировала реку Белую. В ходе этих боёв Чапаев был ранен в голову, но, наскоро перевязанный, остался в строю. 9 июня его бойцы отразили знаменитую «психическую атаку» офицерских полков (хотя, как выяснилось позже, это были не каппелевцы, а молодые курсанты-реалисты в чёрных мундирах) и в тот же день вошли в Уфу. За эту операцию Чапаев был награждён орденом Красного Знамени. Его слава гремела по всему фронту. В это же время в его дивизию комиссаром был назначен Дмитрий Фурманов, будущий автор романа «Чапаев». Их отношения были сложными, полными ссор и взаимного восхищения, но именно благодаря дневникам Фурманова мы знаем живого, а не плакатного Чапаева — хвастливого, вспыльчивого, но безмерно талантливого и преданного революции.
Последний бой у реки Урал
После взятия Уфы 25-ю дивизию снова перебросили на юг, на Уральский фронт. Задача стояла прежняя — окончательно решить вопрос с уральскими казаками. Чапаевская дивизия, измотанная боями, растянулась по степи, оторвавшись от тылов. Штаб дивизии, трибунал, склады и прочие учреждения расположились в городке Лбищенск. Здесь же находился и сам Чапаев. Основные боевые части были разбросаны на десятки километров вокруг, прикрывая разные направления. Эта беспечность, помноженная на усталость, и стала роковой.
Командование Уральской армии, прижатое к Каспийскому морю и доведённое до отчаяния, решилось на авантюру. Был сформирован сводный отряд из лучших казачьих частей под командованием полковника Тимофея Сладкова. Цель рейда была дерзкой — незаметно пройти по тылам красных и одним ударом обезглавить штаб 25-й дивизии в Лбищенске. В ночь на 5 сентября 1919 года отряд Сладкова, насчитывавший чуть более тысячи сабель, скрытно подошёл к городу. Среди казаков было много местных, знавших каждый дом и каждый овраг. Атака в 3 часа ночи была внезапной и стремительной. Гарнизон Лбищенска, застигнутый врасплох, был смят и рассеян в считанные часы. Началась скорая и беспощадная расправа. Комиссара дивизии Батурина, пытавшегося спрятаться в печи, выдала хозяйка дома. Всего в Лбищенске свой путь закончили около полутора тысяч красноармейцев, ещё 800 было взято в плен.
Для поимки самого Чапаева был выделен специальный взвод. Казаки ворвались в дом, где он квартировал, но упустили его — Чапаев выпрыгнул в окно и бросился к реке. Во время бегства он был ранен в руку. На берегу Урала он сумел собрать вокруг себя около сотни бойцов и организовал отчаянное сопротивление. Дальнейшие события покрыты туманом легенд. По канонической версии, изложенной в книге Фурманова и гениально воплощённой в фильме братьев Васильевых, раненый Чапаев пытался переплыть Урал, но вражеская пуля настигла его, и река приняла героя в свои объятия. Эта версия родилась сразу же, из донесений, в которых говорилось, что на одном берегу его видели, а на другой он так и не появился. Другая версия, основанная на воспоминаниях красноармейцев-венгров, гласит, что смертельно раненного в живот Чапаева переправили на другой берег на плоту из створки ворот, но он угас от потери крови. Опасаясь, что тело командира может стать трофеем в руках врага, бойцы предали его земле в прибрежном песке, закидав камышами. Позже река изменила русло, и могила навсегда ушла под воду. Были и другие версии: что его взяли в плен и покарали, что его предал Троцкий. Ни одна из них не нашла подтверждения. Тело так и не было найдено, что лишь добавило мистического ореола его гибели. Легендарный комдив просто исчез, растворился в степной реке, чтобы родиться заново.
Как утопить героя, чтобы он стал бессмертным
В сентябре 1919 года имя Чапаева могло бы затеряться в истории. В огненном вихре Гражданской войны гасли жизни десятков и сотен командиров. Имя его, хоть и было известно на Урале и в Поволжье, рисковало остаться лишь строчкой в военных сводках. Дети его после смерти отца и разразившегося вскоре страшного голода оказались в приютах. Но в 1923 году произошло событие, изменившее всё. Вышел в свет роман Дмитрия Фурманова «Чапаев». Бывший комиссар, несмотря на все их ссоры, был покорён масштабом личности своего командира и решил увековечить его память. Книга, написанная по горячим следам, на основе дневниковых записей, получилась невероятно живой. Чапаев в ней был не плакатным героем, а настоящим человеком — с его неграмотностью, бахвальством, вспышками гнева и, вместе с тем, с его природным умом, талантом и железной волей. Роман имел оглушительный успех.
Но настоящим бессмертием Чапаев обязан кинематографу. В 1934 году братья Васильевы сняли одноимённый фильм, который стал одним из главных культурных явлений советской эпохи. Картина создавалась под личным патронажем Сталина, который просмотрел её десятки раз и лично вносил правки. По его настоянию в сюжет была добавлена романтическая линия с Анкой-пулемётчицей, персонажем полностью вымышленным, но ставшим таким же символом эпохи, как и сам Чапаев. Борис Бабочкин, сыгравший главную роль, создал образ, который навсегда сросся с историческим прототипом. Успех фильма был феноменальным. Его смотрели все, от Политбюро до колхозников. Дети играли «в Чапаева», а знаменитая сцена «психической атаки» и трагическая гибель героя в волнах Урала вошли в культурный код нации.
Так реальный Василий Чапаев, сложный и противоречивый человек, был погребён под тяжестью собственного мифа. Он стал идеальным героем — вышедший из народа, простой, понятный, беззаветно преданный делу революции. Его именем называли города, улицы, корабли и колхозы. Но народная любовь оказалась хитрее и мудрее официальной пропаганды. Когда пафос сталинской эпохи схлынул, Чапаев не исчез. Он перекочевал в анекдоты. Вместе со своим верным ординарцем Петькой и Анкой он стал героем бесчисленных смешных историй, в которых представал уже не грозным комдивом, а простоватым, но находчивым мужиком, способным найти выход из любой ситуации. И в этой, второй, фольклорной жизни он оказался, пожалуй, ещё более живым и любимым, чем в официальном пантеоне. Плотник из-под Чебоксар, ставший георгиевским кавалером, красным командиром, героем романа, кинозвездой и персонажем анекдотов, проделал невероятный путь. Он утонул в реке Урал, чтобы навсегда выплыть в реке народной памяти.