Мифы, потопы и генеалогические древа
Каждому человеку хочется знать, откуда он взялся. Это желание посильнее голода и инстинкта самосохранения. Прежде чем изобрести колесо, мы изобрели историю своего происхождения. И поскольку настоящей истории под рукой не было, её пришлось выдумать. Самый популярный сюжет — сотворение из ничего. Берётся какой-нибудь бог-творец, немного глины, ребро или просто божественное слово — и вот, пожалуйста, готов первый человек. Дальше — дело техники: от Адама и Евы или любой другой первобытной пары разрастается огромное генеалогическое древо. Библейская версия, например, очень элегантно решает вопрос расового и этнического разнообразия. После того как человечество было смыто с лица земли за плохое поведение, на плаву в буквальном смысле остался только праведник Ной со своим семейством. А от трёх его сыновей — Сима, Хама и Иафета — пошли, соответственно, все народы мира: семиты, хамиты и иафетиды (то есть все остальные, включая европейцев). Просто, понятно и очень удобно для средневекового мировоззрения.
Сам миф о Великом потопе — это вообще мировой бестселлер. Задолго до Библии похожая история была записана в шумерском «Эпосе о Гильгамеше», где бессмертия ищет царь Урук, а спасается от потопа на ковчеге некий Утнапиштим. Идея глобальной водной катастрофы, как универсального божественного «ресета», встречается в мифологии майя, греков, индусов и десятков других культур. Учёные, конечно, портят всю малину, утверждая, что никакого всемирного потопа не было. Зато были многочисленные локальные. Например, около 5600 года до н.э. воды Средиземного моря, прорвав Босфорский перешеек, хлынули в пресноводное Чёрное море, подняв его уровень на десятки метров и затопив огромные прибрежные территории, где как раз начинали обживаться первые земледельцы. Шум падающей воды, как говорят геологи, был слышен за сотни километров, а солёный поток изменил привычный мир до неузнаваемости. Вполне достаточное событие, чтобы остаться в памяти поколений как конец света и разойтись по миру в виде страшной сказки. Так что наши предки, пытаясь объяснить, почему португалец не похож на жителя Аравии, а оба они — на египтянина, строили свои теории на мифах и легендах. Сегодня мы делаем то же самое, только вместо божественного провидения у нас лингвистика и генетика. А вместо Ноева ковчега — гипотетическая прародина в причерноморских степях.
Загадка индоевропейцев: в поисках прародины
В XIX веке учёные мужи, сравнивая древние языки, заметили странную вещь. В словах, звучащих на санскрите где-нибудь в Индии, латыни в Риме и готском языке в лесах Германии, прослеживалось явное семейное сходство. Например, слово «отец»: на санскрите — pitṛ, на латыни — pater, на готском — fadar, на древнегреческом — patḗr. Слишком много совпадений, чтобы быть случайностью. Так родилась идея о существовании единого праязыка, на котором когда-то говорил некий народ, а потом его потомки расселились от Ирландии до Бенгальского залива, принеся с собой свою речь. Этот гипотетический народ назвали протоиндоевропейцами, а их язык — протоиндоевропейским. Это была настоящая научная бомба. Но тут же возник главный вопрос: если они были, то где они жили? Где находилась эта прародина, этот лингвистический Эдем?
Началась настоящая академическая драка, которая продолжается до сих пор. Одна из первых популярных версий, «анатолийская гипотеза», предложенная археологом Колином Ренфрю, гласила, что прародина находилась на территории современной Турции. Около 9000 лет назад местные земледельцы, освоив сельское хозяйство, начали мирную экспансию в Европу, неся с собой не только мотыгу и семена пшеницы, но и свой язык. Теория красивая: распространение языка через прогрессивную технологию, а не через войну. Но у неё были слабые места. Лингвисты возражали, что по такой модели языки должны были распасться гораздо раньше, чем это показывают расчёты. Да и в реконструированном протоиндоевропейском языке нашлось много слов, связанных с колесом, повозкой, лошадьми и скотоводством, но подозрительно мало — с земледелием.
И тут на сцену вышла «степная», или «курганная», гипотеза, которую ещё в середине XX века сформулировала Мария Гимбутас. Она предположила, что прародина индоевропейцев — это Понтийско-Каспийская степь, территория современных южной России и Украины. Здесь, около 4500–3500 годов до н.э., жила так называемая ямная культура. Это были не мирные земледельцы, а суровые скотоводы. Они первыми в мире одомашнили лошадь не для еды, а для верховой езды. Они изобрели колесо и построили первые повозки. Они жили патриархальными родами, хоронили своих вождей под земляными насыпями — курганами — и поклонялись богу-громовержцу. Они были мобильны, энергичны и обладали передовой технологией своего времени — всадником на коне и повозкой. И в какой-то момент, около 3000 года до н.э., эта степная общность пришла в движение. Генетические исследования последних лет, проведённые командой Дэвида Райха из Гарварда, стали мощнейшим аргументом в пользу «степной» гипотезы. Анализ древней ДНК показал, что в начале бронзового века в Европе произошла массовая миграция людей из причерноморских степей. В результате этих процессов генетический портрет Европы претерпел кардинальные изменения, и мужские линии, идущие из степи, стали доминирующими на огромных территориях. Это было не столько постепенное слияние культур, сколько стремительное распространение нового уклада, подкреплённого технологическим и социальным преимуществом. Так что история Европы, как и история многих других регионов, началась не с земледельческой идиллии, а с приходом энергичных всадников из Великой степи.
Великое расселение: как горшки и гены рассказали историю
Археологи — люди специфические. Они не могут напрямую спросить у древних людей, откуда те пришли и на каком языке говорили. Приходится судить по косвенным уликам: по форме черепков, орнаменту на горшках и способу захоронения. История великих миграций бронзового века — это, по сути, история распространения определённых типов керамики и погребальных обрядов. До прихода степняков Европа была лоскутным одеялом разных неолитических культур. На Балканах и в Центральной Европе процветала культура линейно-ленточной керамики, названная так за характерные узоры на сосудах. Её создатели были первыми земледельцами Европы, пришедшими из Анатолии. Вдоль побережья Средиземного моря распространилась культура кардиальной керамики, мастера которой украшали свои горшки отпечатками раковин. На севере, от Финляндии до Польши, жили носители культуры ямочно-гребенчатой керамики, которые, судя по всему, говорили на языках, не имеющих никакого отношения к индоевропейским. Это был мир оседлых и относительно мирных общин, которые веками делали свои горшки и никого не трогали.
И вот в этот устоявшийся мир приходят носители новой культуры. Первой волной, связанной с индоевропейцами, считается культура шаровидных амфор, появившаяся в Центральной Европе около 3400 г. до н.э. А за ней следует мощная волна, связанная с культурой боевых топоров, или шнуровой керамики (около 3000 г. до н.э.). Название говорит само за себя. Эти ребята хоронили своих мужчин в одиночных могилах в скорченном положении, положив им под голову каменный сверлёный топор в форме ладьи — универсальный инструмент и для войны, и для плотницких работ. Свои горшки они украшали отпечатками верёвки. Генетически они были прямыми потомками «ямников», пришедших из степи. Они быстро распространились по всей Северной и Центральной Европе, от Волги до Рейна. Их появление совпадает с резким изменением культурного ландшафта: старые неолитические культуры исчезают, уступая место новым порядкам. Именно из этой среды позже вырастут предки кельтов, германцев, славян и балтов.
Другие группы степных мигрантов пошли в иных направлениях. Часть из них двинулась на юг, на Балканский полуостров, где со временем смешалась с местным населением и дала начало грекам, иллирийцам и фракийцам. Другие повернули на юго-восток, в сторону Азии. Они пересекли Кавказ или прошли восточнее Каспия и оказались на Иранском нагорье и в Средней Азии. Эту ветвь называют арийской, или индоиранской. Около 2000 г. до н.э. они создали так называемую андроновскую культуру, где усовершенствовали боевую колесницу, превратив её в самое грозное оружие своего времени. На этих колесницах одна часть ариев достигла Индии, где их приход положил начало новой эпохе для цивилизаций долины Инда. Другая часть осталась на Иранском плато, где из них выросли мидийцы и персы. Самые отчаянные умудрились добраться аж до Синьцзяна на западе Китая — это были тохары, чьи мумии со светлыми волосами и европейскими чертами лица до сих пор находят в пустыне Такла-Макан. Так, за полторы тысячи лет потомки небольшой группы скотоводов из причерноморских степей распространили по половине Евразии свой язык, своих богов и свой динамичный уклад жизни. История их расселения — это не просто смена орнаментов на горшках, это полная перекройка этнической и лингвистической карты мира.
Другие семьи: семиты и соседи
Пока индоевропейцы на своих повозках и конях осваивали Европу и Индию, на Ближнем Востоке разворачивалась своя, не менее драматичная история. Здесь доминировала другая крупная языковая семья — семитская. Если индоевропейцы были детьми степей, то семиты — дети пустыни. Их прародина, скорее всего, находилась на Аравийском полуострове, хотя некоторые учёные помещают её в Левант или даже на север Африки. В отличие от индоевропейского, структура семитских языков основана на корне из трёх согласных, который несёт основное лексическое значение, а гласные и аффиксы меняют его грамматический смысл. Например, корень К-Т-Б в арабском и иврите связан с письмом: катаба — он написал, китаб — книга, мактаб — офис или стол. Это совершенно иной способ мышления и конструирования речи.
Первыми семитами, громко заявившими о себе на мировой арене, были аккадцы. В III тысячелетии до н.э. они, будучи кочевниками, пришли в Месопотамию с юга и стали соседями шумеров — загадочного народа, говорившего на изолированном языке и создавшего первую в мире цивилизацию с городами, письменностью и законами. Какое-то время они мирно сосуществовали, перенимая друг у друга культурные достижения. Шумеры научили аккадцев клинописи, а аккадцы принесли с собой новые политические идеи. Около 2350 г. до н.э. аккадский вождь Саргон Древний объединил всю Месопотамию, создав первую в истории империю. Аккадский язык стал языком межнационального общения на всём Ближнем Востоке на следующие полторы тысячи лет, вытеснив шумерский. Позже из разных диалектов аккадского вырастут языки Вавилона и Ассирии.
Но аккадцы были лишь первой волной. За ними последовали другие семитские народы. Из сирийской пустыни пришли амореи, которые основали Вавилонское царство и дали миру знаменитого царя Хаммурапи. Вдоль побережья Средиземного моря, в Ханаане, осели хананеи, финикийцы и евреи. Именно в этой среде, в среде небольших семитских племён, произошло величайшее изобретение в истории коммуникации — алфавит. Вместо сотен сложных клинописных или иероглифических знаков они придумали систему из 22 простых символов, каждый из которых обозначал один согласный звук. Это была революция. Письменность перестала быть уделом элиты, касты писцов, и стала доступна любому торговцу или ремесленнику. Греки позже позаимствуют этот алфавит у финикийцев, добавят гласные и передадут его римлянам, а те — всей Европе. Так что каждый раз, когда мы пишем текст, мы пользуемся гениальным изобретением древних семитов. Позже, уже в I тысячелетии н.э., из глубин Аравии выйдет последняя и самая мощная волна семитских переселенцев — арабы, которые, неся знамя ислама, создадут огромный халифат от Испании до Индии и сделают арабский язык одним из мировых. История Ближнего Востока — это во многом история последовательных волн семитских миграций, каждая из которых оставляла свой след в культуре, религии и языке региона.
Языковые сироты и неразгаданные тайны
На фоне гигантских языковых семей, таких как индоевропейская и семитская, которые раскинулись на целые континенты, существуют настоящие лингвистические отшельники — языки-изоляты. Это языки, которые не имеют доказанных родственников. Они — последние представители своих, когда-то, возможно, больших семей, реликты древнего мира, существовавшего до великих миграций бронзового века. Самый известный пример в Европе — язык басков, или эускара. Баски живут в Пиренеях, на границе Испании и Франции, и их язык не похож ни на один другой в мире. Он существовал здесь задолго до прихода римлян с их латынью и кельтов с их индоевропейскими наречиями. Все попытки найти ему родню — будь то среди кавказских языков или вымерших языков древней Европы — провалились. Эускара — это живой осколок доиндоевропейской Европы, лингвистический динозавр, чудом доживший до наших дней.
Другой знаменитый сирота — шумерский. Язык первой цивилизации на Земле, на котором были написаны первые законы и первые поэмы, тоже не имеет известных родственников. Когда в Месопотамию пришли семитские племена аккадцев, они заимствовали у шумеров всю их культуру, но язык их так и остался для них чужим. Шумерский постепенно вышел из разговорного употребления, но ещё долго сохранялся как язык религии и науки, подобно латыни в средневековой Европе. Его окончательная смерть стала концом целого мира. Попытки связать его то с дравидийскими языками Индии, то с уральскими языками Сибири так и остались на уровне гипотез.
Таких сирот по всему миру десятки. В Мексике индейцы пурепеча говорят на языке тараско, не родственном ни ацтекскому, ни майя. В Непале крошечное племя кусунда сохранило свой уникальный язык, который считался вымершим до начала XXI века. В горах Пакистана говорят на бурушаски, ещё одной лингвистической загадке. Каждый такой язык — это уникальный взгляд на мир, иная система мышления, заключённая в слова. Его исчезновение — это как сожжение последней книги, написанной на этом языке, безвозвратная потеря части человеческого наследия. Они напоминают нам, что история, которую мы знаем, — это лишь история победителей, тех, чьи языки и гены распространились по планете. А за её рамками остался огромный, почти полностью исчезнувший мир тысяч других народов и языков, от которых не осталось ничего, кроме, может быть, странного названия какой-нибудь реки или причудливого орнамента на древнем горшке. Наша картина прошлого — это не цельное полотно, а мозаика, собранная из чудом уцелевших фрагментов, и многие её части утеряны навсегда.