Снохачество и секс в крестьянских семьях.

 Порядки в деревне были крайне патриархальными. В деревнях существовали довольно строгие правила, регламентирующие поведение замужних женщин: обычно после замужества женщина переставала ходить на посиделки, ей нельзя было заводить разговор на улице с холостым мужчиной. Женщины не могли вмешиваться в мужские разговоры и высказывать личное мнение по посторонним вопросам. Кое-где считалось предосудительным даже идти по деревне парой: жена должна была идти позади мужа, в трех метрах от него.

 Однако к началу XX века гендерные стереотипы и патриархальность начали размываться. В крупных городах и в провинции начали появляться фабрики и заводы, города требовали извозчиков и дворников, официантов и строителей. Отцы семейств все чаще стали отправлять сыновей на работу в город, на отхожие промыслы, как это тогда называлось. Крестьяне при этом не теряли свою связь с деревней: бывало, что летом они работали в поле, а зимой — в городе. Могло быть и так, что дома они появлялись несколько раз в году.В любом случае заработки они отправляли домой, отцу: ведь семья — это не просто родственные узы, а еще и производственная артель. Один сын работает в поле, второй — в городе, и все трудятся на общее благо.

 Одновременно при отправке сыновей в город на заработки глава семьи мог преследовать и другие цели. В сексуальном отношении нравы в деревне были невероятно просты, а тотальное подчинение женщин приводило к тому, что они редко могли отказывать мужчинам, чем те пользовались.

 Традиционно север России был более строгим, а юг — распущенным, но в любом случае знакомство с сексуальной жизнью у мальчиков и девочек происходило рано. Семьи жили в тесноте, обычно в избе было только одно теплое помещение и, таким образом, отношения между взрослыми были на виду. Игры между подростками часто имели сексуальный подтекст, хвастовство своими подвигами (настоящими и мнимыми) среди парней было тоже обыкновенным делом. Публицист и политик Леонид Весин писал: «В Вятской, Вологодской губерниях по окончанию хороводов молодежь расходится попарно, и целомудрию здесь не придается особого значения». Этнограф Евгений Якушкин сообщал, что «во многих местах на посиделках, беседах и вечеринках по окончанию пирушки девушки и парни ложатся спать попарно. Родители смотрят на вечеринки как на дело обыкновенное и выказывают недовольство, только если девушка забеременеет».

С замужеством сексуальная свобода (если она практиковалась в этой местности) прекращалась. Муж воспринимал жену как собственность, однако, это не значило, что он будет ей верен или что их отношения станут частным делом. Частной жизни в деревне практически не существовало.

Информатор этнографов из Орловской губернии приводил следующий случай: «Муж поспорил, что жена его не посмеет отказаться при всех лечь с ним. Была призвана жена и беспрекословно исполнила требуемое, муж выиграл пари, а мужики даже поднесли бабе водки “за храбрость”»

 При этом бедность в деревне была настолько ужасающей, что женщины могли хвататься за любую возможность заработать денег или получить городские вещи. Известный писатель и агроном Александр Энгельгардт писал: «Нравы деревенских баб и девок до невероятности просты: деньги, какой-нибудь платок, при известных обстоятельствах, лишь бы никто не знал, лишь бы все было шито- крыто, так делают все».

 Это же описывается и в известном стихотворении Некрасова «Коробейники»: бродячий торговец, принесший в деревню фабричный ситец, получает оплату от деревенской бабы ночью:

Катя бережно торгуется,

Все боится передать.

Парень с девицей целуется,

Просит цену набавлять.

Знает только ночь глубокая,

Как поладили они.

Расступись ты, рожь высокая,

Тайну свято сохрани!

Этнограф Семенова-Тянь-Шанская рассказывала про случай, когда 20-летний сторож яблоневого сада изнасиловал 13-летнюю девочку, и мать девочки примирилась с ним за 3 рубля. В ряде сел Орловской губернии существовал обычай почетным гостям, например, волостному писарю или купцу, предлагать своих жен или даже невесток, если сын был в городе на заработках. При этом крестьяне могли и брать плату с гостей за оказанные услуги. Приводились свидетельства, что бедные крестьяне могли расплачиваться за свои долги собственными женами.

 Подобные случаи были распространены не повсеместно и безусловно не одобрялись большинством крестьян. Однако, некоторые особенности их сексуальной жизни были распространены настолько, что даже получали собственные термины, например «снохачество». Бунин в повести «Деревня» писал:

 «Был Яков, как многие мужики, очень нервен и особенно тогда, когда доходило дело до его семьи, хозяйства. Был очень скрытен, но тут нервность одолевала, хотя изобличала ее только отрывистая, дрожащая речь. И, чтобы уже совсем растревожить его, Тихон Ильич участливо спрашивал:

— Не радует? Скажи, пожалуйста! И все из-за бабы? Яков, озираясь, скреб ногтями грудь:

— Из-за бабы, родимец ее расшиби…

— Ревнует?

— Ревнует… В снохачи меня записала…»

Из Орловской губернии писали: «Снохачество здесь распространено потому, что мужья уходят на заработки, видятся с женами только два раза в год, свекор же остается дома и распоряжается по своему усмотрению». Крестянин села Крестовоздвиженские Рябинки той же губернии рассказывал типичную историю: «Богатый крестьянин Семин 46 лет, имея болезненную жену, услал двух своих сыновей на “шахты”, сам остался с двумя невестками. Начал он подбиваться к жене старшего сына Григория, а так как крестьянские женщины очень слабы к нарядам и имеют пристрастие к спиртным напиткам, то понятно, что свекор в скорости сошелся с невесткой. Далее он начал “лабуниться” к младшей. Долго она не сдавалась, но вследствие притеснения и подарков — согласилась. Младшая невестка, заметив “амуры” свекра со старшей, привела свекровь в сарай во время их соития. Кончилось дело тем, что старухе муж купил синий кубовый сарафан, а невесткам подарил по платку».

 Подобные случаи были скорее исключением, чем правилом, но в средней полосе России, снохачество, по крайней мере, не вызывало удивления. Еще более специфическими были случаи многоженства среди крестьян на русском Севере, причем в этих случаях между женами существовало строгое распределение ролей: «У меня они все работящие, одна в лес ездит, лошадка своя, это в лес по дрова, дрова возит. Другая по сено ездит, там не в один день, а через день, со скотиной ходит: корова, офцы — всё есть, двоё ходит со скотом — фсе при деле, фсе распределёны. Одна дома хлеб пекёт» или: «Распорядок такой был: одна печку знала, вторая двор, а эта детей носила, значит эта знала детей».

 Самым печальным в деревне было положение молодых вдов, у которых не было взрослых сыновей. Их детей обычно забирали родственники. Другие крестьяне помогали им с севом и уборкой урожая, но, конечно, если только успевали со своими работами и, естественно, в последнюю очередь. Если обычные крестьяне жили бедно, то вдовы — в ужасающей нищете и выполняя самую тяжелую работу. Если у них появлялся незаконнорожденный ребенок (что было нередкость из-за полного бесправия вдов) то и она, и ребенок становились париями крестьянского мира.Незаконнорожденные дети в некоторых областях России не имели права на землю, их обходили в порядке наследования, но больнее всего было отношение сельского общества: их называли «выгонок», «половинкин – сын», «выблядок», им доставалась самая плохая и тяжелая работа, и на удачную пару они рассчитывать не могли.