Герцогиня Сальвьяти (?–1686) — Вероника Чибо, происходившая из знатной тосканской семьи и вышедшая в 1628 г. замуж за Якопо Сальвьяти, герцога Сан-Джулиано. Через несколько лет Вероника решила расправиться с любовницей мужа, 20-летней Катериной Каначчи, женой 70-летнего торговца, которая была убита по приказанию Вероники в новогоднюю ночь 1633 г. (по другим сведениям, 1628 г.). Тела Катерины и ее служанки были расчленены и брошены в сточные воды; убийцы сохранили лишь голову Катерины. На следующее утро служанка принесла герцогу традиционный подарок, который жены дарили мужьям в Новый год: корзинку с вышитой рубашкой. Однако на этот раз под кипой белья Якопо обнаружил голову своей любовницы. Убийцы Катерины были найдены и казнены, а Веронику муж запер на своей вилле Чербоне, где она и прожила в заключении до самой смерти.

http://lib.rus.ec/b/478597/read

***

Сидней Вартон — дозе гашиша (1804 г.)

Меня туда умчать способен ты,
Где в черных гротах светятся удавы,
И сквозь озера раскаленной лавы
Поднять к лучам сиреневой звезды;
Открыть мне океанские сады,
Где саламандры подстригают травы,
Или дворцы, где от пушинок славы
Рубиновые тянутся следы.
Так унеси меня в такие сферы,
Где грезы водят вечный хоровод
В безумных царствах ужаса и веры;
Подалее от мелочных хлопот,
От мира, где уныло все и серо,
Где каждая минута длится год!

***

Упокоясь

Пусть буду я, как жил, когда умру,
Запечатлен на мраморном покате:
Недвижно распростертым на кровати,
В какой меня возили по двору.
Но темя не заноет поутру
И боль на теле не сожмет объятий,
Когда покой в посмертной благодати
Опустится к колесному одру.
И пусть напишут: был придавлен глыбой
Он той, что направляет бег светил;
Была постель ему вседневной дыбой;
И он страдал, и потому творил,
Но зависти не знал покойный, ибо
Не метил в рай, мир бездною не мнил.

***

На рисунок Мантеньи «Юдифь»

I
Что за Юдифь ты начертал, Мантенья —
Бескровен меч, и нет в лице тепла,
И голова, что камень, тяжела
Для ней, бредущей полусонной тенью.
Ужель в эпоху умоисступленья
Ты убоялся правды, словно зла,
Когда на плахах кровь рекой текла,
Сзывая жертв к ответному отмщенью?
Нет, не такой в ту ночь была она,
Когда утихли воинские кличи,
Когда взошла над лагерем луна;
Тигрицей прянув к долгожданной дичи,
Бежала, темной радости полна,
Юдифь совсем не с каменной добычей.

II
Горели свечи в дорогом шандале,
Уснули по шатрам бородачи,
И растекался отблеск от свечи
По зеркалу его доспешной стали.
Он улыбался ей в хмельном оскале,
Расслабленный от похоти в ночи,
Но в сумраке холодные лучи
Из глаз Юдифи плоть его пронзали.
Она, изящным изогнувшись станом
И не скрывая больше торжества,
Взмахнула смертоносным ятаганом;
И вот, напряжена как тетива,
Юдифь стоит над Олоферном пьяным,
Бормочущим любовные слова.