Услышал, как говорили на улице ночью. Женский голос — словно это голубка, голубка... 
А два моих сына, подумал я, разделены временем, пространством и матерями. 
Мир мой смешался. Слезы блуждают во рту, по шее и по вискам. 
Меня когда - то любили — там, на террасе. Теперь зелень разрослась, и прошлое ею скрыто. 
Я — снаружи. Я — стрелка, сбежавшая с циферблата, но забыть неспособная бег свой счастливый по кругу. 
Двигаться по прямой в бесконечность невыносимо, если помнишь и знаешь только блаженство круженья.

***

Родители меня любили

и прятали от меня свое горе.

Они умерли, а мне досталось

все спрятанное горе.

А вдобавок и сам я научился

прятать горе от детей.

Что делать с такими сбереженьями?

"Мы за тобой присмотрим!" -

так говорили родители.

То строго, а то ласково:

"Мы за тобой присмотрим".

"Ты еще научишься!" -

восклицали они в гневе.

Но потом утешали:

"Ты еще научишься".

"Можешь делать все, что хочешь", -

вздыхали, устав спорить.

И - как песня добрых ангелов:

"Ты свободен - делай, что хочешь".

"Но ведь ты и сам не знаешь,

чего ты действительно хочешь.

Ты и сам не знаешь, сынок".

***

Мой отец

Память о моём отце