Описание книги:
Еще вчера твоя размеренная жизнь в Центральной Европе казалась тебе естественной настолько, что ты и не помышлял ни о какой другой. Но у людей рядом с тобой оказалось другое мнение, и следом за Второй мировой в твой дом пришла новая напасть: тебя называют сумасшедшим и запирают в психиатрической лечебнице. Готов ли ты смириться с таким положением вещей? Книга - серебряный лауреат Open Eurasia-2017 и номинант "Русской премии" по итогам 2016 года в номинации "Крупная проза".
Дорога заняла гораздо больше времени, чем я рассчитывал, потому что мне то и дело приходилось прятаться – от проезжающих машин, повозок и обычных прохожих, которые, словно издеваясь, бесцельно шатались то тут, то там. Прекрасно понимая, что мой внешний вид не может не привлечь внимания, я был вынужден пережидать это раздражающее оживление, перебирая в голове все известные мне ругательства. Ситуация немного улучшилась только с наступлением темноты, и я смог, уже почти не таясь, направиться прямиком к своему дому. Когда, наконец, я, как вор, тихонько вытащил из тайника, известного только мне и матери, ключ и открыл заднюю дверь, стояла глубокая ночь. Уверенный в том, что мать спит, и, не желая пугать ее неожиданным появлением, я, стараясь ступать бесшумно, направился в ванную комнату, чтобы скинуть свой гнусный наряд и привести себя в порядок. Проходя мимо гостиной, я обратил внимание на луч света, пробивающийся сквозь неплотно закрытую дверь, и остановился – мне показалось, что оттуда, несмотря на позднее время, доносились чьи-то голоса. Прислушавшись, я определил, что один из них принадлежал моей матери. Другой тоже был мне знаком, но я не сразу понял, кто был у нас в гостях. Подкравшись к двери, я заглянул в комнату и увидел соседа, который, развалившись в отцовском кресле, что-то горячо доказывал маме. На нем был домашний халат и тапочки, а в руках он держал бокал с какой-то темной жидкостью, которую периодически отпивал небольшим глотками. Женщина, сидящая напротив него, в первый момент показалась мне незнакомой – моя мама никогда не одевалась так, даже перед отцом. Полупрозрачный пеньюар едва прикрывал тело, но ее это, похоже, ни капли не смущало. Стараясь не смотреть на ее грудь, я почти перестал дышать, весь превратившись в слух. Разговор, судя по всему, уже подходил к концу, и собеседники пришли к общему знаменателю, обсуждая мою – мою! – дальнейшую судьбу.
- Ну, дорогая, ты ведь понимаешь, что с этой ситуацией уже ничего не поделаешь, - мужчина был до отвратительного убедителен и держался уверенно. – Что сделано, то сделано. Ты сама топишь себя, поэтому мы просто обязаны уехать отсюда.
- Но куда? И как я могу бросить собственного ребенка? – в голосе матери я не услышал сожаления, только страх за то, как ее действия будут восприняты окружающими. Как это было похоже на нее!
- Куда – это вообще не вопрос, - отмахнулся сосед, едва не расплескав остатки жидкости. – Деньги у тебя есть. Вернее, у нас. Все документы для выезда я подготовлю, у меня родственник работает в министерстве. И прекрати, пожалуйста, постоянно думать о том, что будет. Беспокоишься о ребенке? Ему обеспечат уход, который ты никогда не смогла бы организовать, учитывая возникшую ситуацию. К тому же ты заметила, как косо на тебя смотрят все наши знакомые? Вчера я, например, нашел у себя на пороге дохлую кошку. Кто-то задушил ее и подбросил, представляешь? А дальше что будет? Нет, оставаться здесь совершенно невозможно.
Тебе бы обеспечить такой уход, мерзавец, подумал я. Уж ты там точно не продержался бы и дня со своими аристократическими замашками и привычкой брать то, что тебе не принадлежит. Но ничего, я уже не тот сопляк, каким был недавно. Грабить себя не позволю никому, особенно такому, как ты.
- Наверное, ты прав, милый. Организуй все, я согласна на переезд.
Мама с улыбкой поднялась и наклонилась, чтобы поцеловать любовника, при этом моему взору открылась… Фу! Эта женщина не могла быть моей матерью, просто не могла! Засунув руку в карман куртки, я нащупал рукоятку стилета и отступил в темноту, чтобы дождаться момента, когда можно будет наказать предателей, которые решили выбросить меня из своей жизни, как мешок с мусором. Я бы простил матери новое увлечение – в конце концов, отец никогда не уделял ей достаточно внимания, но обрекать меня на медленную смерть в сумасшедшем доме она не имела никакого права. Укрывшись в темном углу, я слышал отвратительную возню, которую устроили эти двое перед камином. Что ж, пусть развлекутся в последний раз. Сжав зубы, я терпеливо ждал, когда все это закончится. Наконец, дверь распахнулась, и сосед с довольной улыбкой шатающейся походкой прошел в ванную комнату, откуда вскоре раздались звуки льющейся воды. Стараясь ничем не выдать своего присутствия, я заглянул в гостиную и увидел, как моя мать, лежа на боку, мечтательно смотрела на огонь. О чем она думала в тот момент? Наверное, представляла себе новую жизнь, которую она начнет вдали от меня. Я подумал, что именно с такими мыслями человек и должен уходить – во всяком случае, она не успела подумать ни о чем другом. Когда я с силой вогнал ей в шею заточенный штырь, она даже не вскрикнула – только один раз дернула ногой и повалилась на спину. Я не успел отскочить, и струя крови, ударившая из рассеченной артерии, брызнула мне прямо в лицо. На секунду я зажмурился, а когда открыл глаза, увидел, что та, которую я когда-то называл матерью, с дурацкой улыбкой глядела в потолок. Не давая себе возможности задуматься о содеянном, я выдернул стилет и шатающейся походкой направился в ванную комнату. Сначала у меня возникла мысль оставить все, как есть, и потихоньку выбраться из дома, чтобы во всем обвинили его – это стало бы заслуженной карой за все то, что он сделал со мной. Но, подумав, я решил, что такой вариант практически неосуществим. Рано или поздно о моем побеге из клиники станет известно, и тогда он выйдет сухим из воды. К тому же мне нужны были деньги и, как минимум, приличная одежда – я ведь не мог и дальше скрываться по канавам. К чему тогда вообще было убегать из больницы, в которой у меня были гарантированные завтрак, обед и ужин, не говоря уже о крыше над головой?
- Дорогая, а чем у нас так воняет в доме? Будто крыса сдохла. Здесь что, есть крысы?
Мне хотелось встать перед ним – в лохмотьях, с заточкой в руке и забрызганным кровью, чтобы он перед смертью увидел своего убийцу – и сказать, что это я воняю. Потому, что больше суток добирался до дома, который он у меня отнял. Но я удержался. Прежде всего, потому, что не был уверен в собственных силах. Я был изможден и с трудом держался на ногах, так что даже оружие не могло быть гарантией моей победы над более крупным противником. Кроме того, он ведь мог поднять шум, а мне этого совершенно не хотелось. Поэтому я тихо подкрался к двери и заглянул внутрь, стараясь оставаться в тени. Впрочем, это было лишним – сосед стоял перед зеркалом и усердно тер мылом лицо. Не знаю, что он пытался с него смыть, но это было как нельзя кстати. Уже не скрываясь, я быстро подошел к нему и приготовился нанести удар.
- Милая, это ты?
- Ага.
Я настолько устал, что у меня не хватило сил даже на какой-нибудь яркий ответ в стиле детективных романов, когда герой перед тем, как воздать злодеям по заслугам, произносит яркую и полную иронии речь. Поэтому я просто с силой вогнал стилет ему в шею, стараясь попасть в ложбинку у основания черепа. Сначала мне показалось, что я промахнулся – мужчина просто перестал двигать руками вверх-вниз и на несколько секунд застыл на месте. Мыльная пена стекала по его широко раскрытым глазам, которые смотрели прямо на меня из зеркала. Наконец, не меняя выражения лица, он повалился на пол, так и не издав ни единого звука. Все оказалось так просто, что я не выдержал и нервно рассмеялся. На этот раз крови почти не было, возможно, из-за того что штырь продолжал торчать из раны. На всякий случай я опустился на колени рядом с телом и попытался нащупать пульс. Нет, мертвее не бывает. Может быть, у меня талант? Не знаю, что именно так повлияло на меня, но я не испытывал практически никаких чувств. Не было ни страха, ни угрызений совести, ни, тем более, раскаяния. Поднявшись, я взглянул на свое отражение и пришел к выводу, что несколько дней, проведенные в клинике доктора Гросмана, сильно изменили меня – я сильно похудел, отчего даже черты лица приобрели какой-то другое, незнакомое мне выражение. Можно было сказать, что теперь я выглядел, как другой человек. Оставалось только смыть с себя несколько слоев грязи, которая, перемешавшись с кровью, стала липкой и противной. Решив, что перетащить трупы можно и позже, я просто переступил через любовника своей матери и занялся собой. Встав под струю теплой воды, я осознал, насколько недооцененными являются нормальные человеческие условия, о которых большинство из нас никогда не задумывается. По мере того как с моего тела смывался смрад, я чувствовал, как оно наполнялось энергией, и к тому моменту, когда я вышел из душа, у меня было ощущение, будто и не было долгого перехода и бессонной ночи. Закутавшись в теплое полотенце, я почти с сочувствием посмотрел на мертвеца, лежащего на холодной мраморном полу. Ну, каждому свое. Вернувшись в гостиную, увидел, что под матерью расплылась целая лужа крови, в которой отражался огонь, отчего к комнате царила достаточно мрачная атмосфера. Прикрыв тело пледом, чтобы каждый раз не отвлекаться на него, я опустился в кресло и попытался вспомнить, где мои родители обычно хранили деньги. Конечно, о том, чтобы пойти в банк, и думать было нечего, но у нас всегда была определенная сумма наличными – как говорил отец, на всякий случай. Обычно в роли сейфа выступал письменный стол, ящики которого запирались на ключ. Открыть его, не поставив при этом на уши весь дом, было совершенно невозможно, так что отец чувствовал себя в относительной безопасности, храня сбережения у себя под боком. Поскольку мне некого было опасаться, я достал из ящика с инструментами небольшой лом и отправился на дело, чувствуя себя, как минимум, медвежатником. Вопреки моим ожиданиям, ящик легко поддался, и я стал обладателем суммы, достаточной для того чтобы продержаться некоторое время. Денег оказалось намного меньше, чем я ожидал – видимо, мать не сильно ограничивала себя в расходах. Пересчитав купюры, я разделил их на три равные части и задумался о том, что мне делать дальше. Трупы меня волновали меньше всего. Я решил поступить с ними так, как поступил бы Тоби, то есть сжечь. Возвращаться сюда я не планировал, так что можно было устроить знатные поминки по моему приятелю. Думаю, он был бы доволен. К тому же пожар помог бы скрыть следы моего присутствия и на некоторое время сбить ищеек со следа. А в том, что меня будут искать, я не сомневался. Теперь оставалось только придумать маскировку, которая могла бы помочь мне быть на виду, оставаясь при этом неузнанным. Неожиданно мне в голову пришла удачная мысль. В детстве мать часто наряжала меня в женские платья, говоря при этом, что всегда хотела девочку. Несколько раз мы даже устраивали импровизированные домашние представления, в которых я играл женские роли. Приглашенные утверждали, что у меня прекрасно это получалось. Встав перед зеркалом, я критичным взглядом окинул собственное лицо и пришел к выводу, что маскарад может быть успешным – в отличие от моих школьных приятелей, многие из которых уже пытались отращивать жидкие усы, я всегда отличался гладкой светлой кожей без намека на растительность. Моя стройная фигура вполне могла сойти за женскую, так что я был удовлетворен беглым осмотром. Отправившись в гардеробную, я принялся перебирать вещи матери, которая становилась крайне щепетильной, когда дело касалось одежды. Казалось, что она сохранила все свои наряды, начиная с подросткового возраста – такое, во всяком случае, у меня возникло ощущение. Прошло всего полчаса, а я уже отобрал для себя целый ворох вещей, которых мне могло хватить на несколько месяцев даже при самом плохом раскладе. Примеряя платья, я с удивлением отметил, что они будто на меня были сшиты – в любом случае, сидели они почти идеально, так что, в очередной раз встав перед зеркалом, я увидел перед собой достаточно миловидную молодую особу, за которой и сам был бы не против приударить при других обстоятельствах. Сомнения вызывала разве что прическа – она была слишком короткой, а в моде как раз были роскошные локоны, и каждая женщина тратила уйму времени на их каждодневную укладку на голливудский манер. Когда я раздумывал о том, как решить эту проблему, мысленно примеряя на себя различные головные уборы, мой взгляд упал на небольшую коробку, в которой мама хранила свои парики. В основном они было совершенно бутафорскими и использовались только во время каких-нибудь праздников, да и то смеху ради, но среди них была парочка достаточно приличных. Результат превзошел все мои ожидания – искусственные волосы смотрелись как натуральные, и я, наконец, расслабился – возможно, я и не превратился в красотку, но вполне мог сойти за провинциальную студентку, приехавшую в столицу на заработки. Ситуацию упрощало военное положение, во время которого все внимание власти было сконцентрировано на слежке за неблагонадежными элементами общества. Вряд ли кто-то станет приглядываться к молодой особе с дорожной сумкой в руках.