В горле засвербело, едва Аня прошла лестничную площадку и направилась к кабинету химии. Она будто проглотила кусочек жгучего перца – и теперь нёбо и язык мучительно жгло, подступающий кашель никак не удавалось побороть.
В сумке осталась бутылочка минералки, надо глотнуть – может, станет легче… Аня ускорила шаги, на ходу потёрла глаза костяшками пальцев: зудело даже под веками. Согнувшись, она закашлялась, прижала ладонь к груди – и мимо по коридору пронёсся какой-то первоклашка, тоненько чихая. Следом, видно, пытаясь поспеть за ним, бежала девчушка – косички мотались за спиной, белые банты смешно вздрагивали.
- Комаров, Астахова! Я же сказала – всем строиться и выходить органи… – Вероника Степановна, выглянувшая из кабинета, подавилась на вдохе, не сумела договорить: мучительный приступ скрутил и её. Обернувшись через плечо, она махнула рукой и спешно зашагала вперёд, прикрывая рот подрагивающей рукой. Дети засеменили следом.
Ане хотелось спросить, что происходит – вдруг Вероника Степановна знает? Но от усилия выдавить хоть какой-то звук горло обожгло так, что от кашля в груди закололо. Пытаясь хоть что-то разглядеть сквозь слёзы, заливающие глаза, Аня побрела к лестнице.
Звонок ударил по ушам, едва не заставив оступиться. Он словно сердился, что его заставили звенеть в неположенное время – и пронзительно, надрывно трещал, не умолкая ни на секунду. В последний раз Аня слышала школьный сигнал бедствия два года назад – приезжала какая-то комиссия из МЧС, проверяла, как быстро дети смогут выбраться из школы, если случится пожар. Разумеется, всех предупредили заранее, и перед учебной тревогой была ещё репетиция учебной тревоги – не дай бог, промедлили бы, оплошали!
Сейчас не предупреждал никто – и глотку раздирало по-настоящему.
Голова у Ани закружилась, она кое-как ухватилась за перила. Ноги подогнулись, Аня оперлась коленом о ступеньку – и кто-то больно ухватил её выше локтя, вздёргивая на ноги.
- Пошли, пошли, - физрук потащил её за собой вниз, к открытому окну. – Давай-ка, лезь…
Он закашлялся, но это не помешало ему подсадить её на подоконник. Кое-как перевалившись через карниз, расцарапав ладонь, Аня соскользнула вниз, в траву. Отползла на четвереньках в сторону, чувствуя, как ноет ушибленный локоть.
- Аккуратней, мелюзга, аккуратней, костей не переломайте, - раздалось за спиной. Худенький вихрастый пацан приземлился под окном – и восторженно покосился на Аню.
- У нас сегодня контрольная должна была быть! – выпалил он. – Проверочная. Вот здорово!
- У нас тоже, - пробормотала Аня, отряхивая джинсы. Она всё ещё пыталась надышаться, и слёзы никак не прекращали течь.
- Восьмой «А», - донеслось из-за кустов, - все в сборе? Карташова, ты в порядке? – прохладная рука коснулась Аниной щеки. – Иди, твои у крыльца собираются. Поторопись, Елена Николаевна и так с ног сбилась.
На нетвёрдых ногах Аня зашагала прямо по газону, пачкая туфли комьями влажной земли. Точно, вон и родной восьмой «Б». Девчонки сбились в стайку, оживлённо щебеча – никто, кажется, и не заметил, что она подошла.
- …Нарочно распылили, из баллончика, - донеслось до неё. – До завтра точно не выветрится.
- Значит, про квадрат двучлена писать не будем? Лосиха говорила, что сегодня обязательно будет по нему контрольная.
- Пусть засунет этот двучлен себе…
- А как думаете, кто распылил? – низкий бархатный голос Ирки Самойловой отчётливо донёсся сквозь шум и гам. – Готова поспорить, это Радулов. Помните, он говорил Лосихе, что попомнит ей свою двойку?
Аня невольно оглянулась, отыскивая взглядом Радулова. Его не было видно… да и на химию он вообще не пришёл. Домой, что ли, сбежал?
- С таким я ещё не сталкивалась – а ведь семнадцать лет в школе работаю, - возмущённо раздалось за спиной. Математичка энергично жестикулировала в кругу сочувственно кивающих коллег. Хмурая, тяжеловесно ступающая на своих массивных каблуках, наклонившая голову, словно в желании боднуть кого-нибудь, она ещё больше обыкновенного напоминала потревоженную лосиху.
- Я говорила вам, Елена Николаевна, что этим кончится, - гудела она. – Сначала выбитое окно в лаборантской, потом реактивы из кабинета химии пропали – новые он так и не купил… А вы знаете, что у Радулова два привода в полицию?
Аня отошла назад, чтобы не подумали, будто она взялась подслушивать. Ступила ногой на бордюр, сорвала лист с ветки клёна – очистить носок туфли. И столкнулась взглядом с Радуловым, преспокойно смолившим сигарету возле клумбы.
И ему, похоже, всё равно, что его поймают! Аня поморщилась, и Радулов, заметив её гримаску, ухмыльнулся, разжал пальцы. Окурок, прокружившись в струйке дыма, приземлился в лужу.
- Что, Карташова, угостить?
Она дёрнула плечом.
- И чего ты нарываешься? Лосиха, вон, за углом стоит – и наша с ней.
- Пофиг, - флегматично обронил он.
- Директор орать будет, родителей вызовут.
Радулов ухмыльнулся, глаза хищно блеснули:
- Напугала ежа голой задницей. Пусть вызывают. Я бы посмотрел, как директор убеждает мою родительницу «быть со мной построже».
Махнув рукой с зажатым в ней листом, Аня вспомнила про туфлю, наклонилась.
- Карташова, а ты порнуху смотрела когда-нибудь?
К чёрным разводам на носке прибавились зелёные. Досадливо смяв лист в кашицу, Аня отбросила его в ту же самую лужу, где размокал окурок.
- А ты кроме неё, видимо, ничего и не смотришь.
Радулов коротко хохотнул:
- Нет, мне просто интересно: ты хоть иногда делаешь не то, что полагается? Ты не куришь, пиво не пробуешь, двоек не получаешь… Карташова, а может, ты робот с Марса? То-то все наши тебя за километр обходят.
Аня сцепила руки в замок за спиной:
- «Робот с Марса» - это бессмыслица. Ты даже обозвать-то толком не умеешь, Радулов. И вообще, лучше бы о себе подумал, а то поедешь к ментам в третий раз.
- С чего бы? – он провёл ребром ладони по лбу, отбрасывая спутанные чёрные патлы.
- Радулов! – Елена Николаевна энергичной походкой направилась к ним, обходя лужи. – Пойди сюда. Ты ничего не хочешь мне рассказать?
Сунув руки в карманы, Антон неспешной походкой двинулся навстречу классухе. Видать, за куревом засекла. Ну и ладно – выволочкой больше, выволочкой меньше…
- Звините, Елена Николавна, - он повёл плечами. – Уж так припекло, покурить захотелось. Больше, может, и не буду.
Классуха хмуро покосилась на него из-под круглых очков. И ведь молодая совсем, чего линзы не вставит?
- С твоим курением мы ещё разберёмся, - пообещала она. – Где ты был во время урока?
- Здесь же и был, - он поддел носком кроссовка мокрую траву. – Прогуливал.
- С тобой кто-нибудь находился?
- Не-а, - он склонил голову к плечу. – Одному лучше, никто не гундит над ухом.
- Значит, никто не может подтвердить, что тебя не было в здании школы? – светлые брови сошлись около переносицы. Антон хмыкнул:
- А чём дело? Спёрли что, пока народ из класса выбегал?
Лосиха выступила вперёд, её взгляд ввинтился Антону в лицо:
- Да что вы с ним миндальничаете, Елена Николаевна? Пусть скажет, куда дел баллончик.
Под ложечкой неприятно заныло. Антон заставил себя выдать усмешку:
- С чего вы решили, Виолетта Петровна, что баллончик был у меня?
- Да ты в коридоре минут пять возле вентиляции крутился! – рявкнула она. – Думал, я не замечу? Кому ещё, кроме тебя, могло прийти в голову сорвать контрольную?
Антон сглотнул. Пальцы сами собой сжались в кулаки.
- Виолетта Петровна, я здесь ни при чём, - голос противно дёрнулся. – Мне ваша контрольная нужна, как собаке пятая нога. Я бы её и так прое…
- Радулов, - с нажимом произнесла Елена Николаевна. – Не забывайся. Имей в виду, сейчас решается вопрос о том, заведут ли на тебя уголовное дело. Массовое отравление – это не игрушки.
Он покосился на неё с недоумением, передёрнул плечами: под порывами ветра стало зябко.
- Если ты признаешься и попросишь прощения, возможно, мы сможем решить дело миром.
- Да в колонию ему давно пора, может, хоть там уму-разуму научат! – встряла Лосиха. – Знаю я таких, Елена Николаевна. Вон, Васька у нас в восьмом подъезде… - она поморщилась. – Да что там говорить. Надо идти к Сергею Даниловичу, пусть вызывает милицию.
- Полицию, - машинально поправил Антон, заработав очередной негодующий взгляд.
- Уж они живо всё выяснят: баллончик наверняка где-то в урне, и если на нём его отпечатки пальцев…
- Радулов здесь ни при чём, - Карташова шагнула к ним, теребя рукав блузы. На щеках, покрытых веснушками, расплывались кляксы румянца. – Он со мной был.
Классуха удивлённо повернулась к ней:
- Как это – с тобой?
- Я соврала, что пошла в медпункт, - Карташова опустила глаза. – Мы с Антоном встретились здесь, за школой. И гуляли.
- Хочешь сказать, что ты пропустила урок? – Елена Николаевна недоверчиво покачала головой. – А разве потом нельзя было погулять?
- Ну… я никогда ещё не прогуливала, - Карташова смущённо улыбнулась. – Захотелось попробовать.
- Это он её уговорил, - Лосиха сердито поджала губы. – Аня, как ты можешь общаться с этим хулиганом? Чтоб больше я вас вместе не видела!
Антон со смешком шагнул вперёд, положил ладонь Карташовой на плечо – она чуть вздрогнула.
- Вы не можете мне запретить целоваться с Карташовой, Виолетта Петровна.
- Во всяком случае, в учебное время этого делать не следует, - заметила Елена Николаевна. – Сегодня у меня нет времени тебя наказывать, Аня, но завтра ты дашь мне свой дневник. Я сделаю запись.
Помолчав, она добавила:
- Ты очень хорошо поступила, признавшись. Иначе мы бы и дальше подозревали невиновного.
- А вы уверены, что она его не выгораживает? – с сомнением произнесла Лосиха. Елена Николаевна решительно качнула головой:
- Ане я верю. Пойдёмте, Виолетта Петровна, надо поговорить с Сергеем Даниловичем. И кто-то должен позвонить в департамент образования.
Они направились обратно, к крыльцу. Дождавшись, пока они окажутся подальше, Антон повернулся к Карташовой с кривой ухмылкой:
- И с чего тебе вздумалось меня покрывать? Взаправду, что ли, втрескалась?
Карташова покраснела ещё сильнее, но глаз не отвела.
- Было бы в кого. Хоть бы причесался по-человечески.
- Ну а всё-таки? – он легонько сжал её локоть. – Колись, откуда такое благородство.
- Ты, конечно, дубина, - Карташова улыбнулась сухими губами, - но не должен страдать зря. С Лосихи станется – она и впрямь могла бы тебя в полицию потащить.
- Ну, а если я действительно распылил газ? – не отставал Антон. – Откуда тебе знать?
Карташова тряхнула головой, высвободила локоть:
- Считай, что я тебе поверила.
- Нет, ну погоди… - Антон осёкся. Ухватил её за руки – тёплые, гладкие, – развернул лицом к себе. – Это же ты! – шёпотом выпалил он. – Ты пустила газ!
Она вздохнула – шумно, едва ли не с облегчением. Губы вновь тронула улыбка:
- Ну, я.
- Зачем?! – он выпустил её запястья, отступил назад.
- Так Лосиха всё правильно сказала, - она развела руками. Из-за контрольной. Я не подготовилась… вообще никак не могу понять эту тему.
- Аа, ты же болела, - протянул Антон.
- Баллончик от сестры остался. Она в Ростов уехала ещё зимой. Я всё надеялась, что пронесёт… а потом вижу – ни одного уравнения решить не могу.
Антон покосился на её потерянное лицо. Покрасневшие от едкого газа веки, блестящие глаза, растрепавшиеся рыжие прядки у лба.
- Дура ты, Карташова.
- Ага, дура, - легко согласилась она. – Я и не думала, что эта смесь такая ядрёная.
- На кой тебе вообще эта комедия сдалась? – он пожал плечами. – Неужели получить двойку так страшно?
Она обхватила себя руками под грудью, точно пытаясь согреться. Тихонько выдохнула:
- Мама разочаруется. Она говорит, что я всегда должна быть самой лучшей. И папа тоже говорит.
Помедлив, она провела носком туфли по асфальту, словно рисуя невидимый узор:
- В прошлом году я на районной олимпиаде третье место заняла – они расстроились…
- Слушай, Карташова, а нафига так загоняться?
- Кому? – она подняла голову, светло-карие глаза вгляделись ему в лицо.
- Да всем вам. Подумай, твоим родакам нужна ты или твои оценки?
- Конечно, я! – она вздёрнула подбородок. – Они обо мне волнуются, разве не понятно?
- Если так, двойку они тебе простят, - хмыкнул Антон. – Пошумят и забудут. А если не так – нафига тогда из-за них волноваться?
Карташова с сомнением покачала головой.
- Всё у тебя уж слишком просто.
- А жизнь вообще простая штука, если не ломать над ней голову слишком много.
Он огляделся по сторонам, покосился на крыльцо.
- Всё, похоже, по домам распускают. Вон, наши уже расходятся. У тебя сумка в классе?
- Конечно, - Карташова подавила вздох. – Пойду заберу. Там, наверное, уже немного проветрили.
- Обожди здесь, я принесу.
В ответ на её недоуменный взгляд он улыбнулся:
- Ты и так надышалась этой дрянью, а я её даже не нюхал. Интересно, на что она похожа.
Карташова раскрыла рот – словно пытаясь возразить, но лишь уточнила:
- Вторая парта у окна. Сумка чёрная, с золотистыми застёжками. И ещё, если тебе не трудно – моя куртка…
- Белая, да? И кто в такую теплынь куртку носит, - вздохнул Антон. – Не боись, принесу.
Он зашагал было к крыльцу, но свернул, приметив, насколько можно срезать путь: окно лестничной площадки всё ещё было открыто.
Радулов сунул ей в руки сумку, куртку, смятую комом. Отвернулся, хрипло прокашлялся, прижимая ладонь ко рту.
- Спасибо, - Аня неуверенно кивнула.
- Классуха мне нагоняй устроила, - фыркнул он. – Говорит, надо было подождать, пока учителя всё вынесут, самим не ходить. Ты сейчас домой?
- Наверное, - она покрутила в пальцах ремешок сумки. – Не знаю, что я маме с папой скажу… Как-то и не хочется на глаза показываться.
Радулов хмуро свёл черные брови:
- Да уж, веселье. А хочешь, пошли пока ко мне? Посидим пару часиков, у тебя дурман из головы выветрится, начнёшь соображать лучше. Да и вообще, будет время подумать.
- Ты серьёзно? – обрадовано вырвалось у Ани.
- А почему нет? Я тут рядом живу, через дорогу.
- Ну… я никому не помешаю?
- Не бери в голову, - Радулов махнул рукой. – Пошли.
- Сейчас, - она улыбнулась. – Скажу Елене Николаевне, что иду домой.
Радулов мотнул головой:
- Ботана не исправишь, правду говорят. Жду.
Аня со всех ног побежала к крыльцу.
Классуха с кем-то разговаривала по телефону, и в ответ на Анино сообщение лишь кивнула. Аня, впрочем, успела расслышать, что «врачей вызывать не понадобилось», и на душе немного полегчало.
- Вот и я, - она подошла к Радулову, поправила резинку, стягивающую волосы в хвост. – Идём?
- Нам туда, - он махнул в сторону задней калитки. – Карташова, а может, ты и раньше устраивала что-нибудь эдакое? Просто на тебя никто не думал.
Серые глаза смотрели с беззлобной насмешкой, и Аня улыбнулась:
- Может быть.
- Буду знать, что ботаники – самые коварные и страшные люди.
- Ну да, - хмыкнула она, - разве ты не смотрел шпионских боевиков? Чтобы быть хорошим шпионом, надо, чтобы на тебя никто и не подумал…
Помолчав, она негромко заметила:
- Вряд ли из меня вышел бы хороший шпион. Со мной никто особо и не разговаривает – как бы я добывала информацию?
- Со мной тоже, - Радулов пожал плечами. – А чего с ними болтать? Галдят, как попугаи, у всех на языке одно и тоже. Всё равно что запустить «Затерянный город» и с зомби разговаривать. Толку не больше.
- Да нет, у нас много нормальных, - Аня тихонько вздохнула. – Просто… мы разные. А может, у нас с ними и есть что-то общее, просто я стесняюсь его поискать?
- Ну, поищи, если тебе охота искать в грязи жемчуг, - усмехнулся он. – Нам сюда, - он свернул к серой кирпичной арке.
Из двора тянуло сыростью и сигаретным дымом. Кучка мужчин, по виду – не протрезвлявшихся несколько дней, оккупировала полуразвалившиеся лавочки, кое-кто сидел прямо на земле.
- Не обращай внимания, - буркнул Радулов, - они никого не трогают. У нас вообще тихо.
- Значит, к маньяку в лапы я не попаду? – хихикнула Аня.
- Разве что ко мне, - смешливые серые глаза уставились ей в лицо. – Но я ещё не маньяк, я только набираюсь опыта.
- Да ну тебя! – она хлопнула его по руке.
- Заходи, - он потянул на себя дверь подъезда. Простую, деревянную, без домофона.
Внутри сыростью пахло ещё сильнее, и к ней примешивался резкий запах кислой капусты.
- Аккуратней, не споткнись, - пальцы Радулова коснулись её руки. – Сейчас ещё ничего, а вечером темень дикая.
- Уф, я уж отвыкла без лифта подниматься, - выдохнула она. – У тебя какой этаж?
- Третий. Пришли.
Вынув из кармана ключ, он подошёл к порыжелой двери. Скрежет поддавшегося замка напомнил Ане сегодняшний тревожный звонок, разве что был тише – и умолк, стоило Радулову вынуть ключ.
- У тебя кто-нибудь дома? – осторожно спросила она.
- Вряд ли, - он потянул ручку на себя.
Аня переступила порог.
В узенькую прихожую едва пробивался свет, почти всё пространство занимала массивная тумбочка. Под ней стояло несколько пар женских туфель – все на шпильках, разной расцветки.
- Можешь не разуваться, - Радулов кинул кроссовки в угол. – Всё равно ничего не запачкаешь.
Повесив куртку на крючок, Аня всё-таки сняла туфли, осторожно прошлась на носочках по холодному линолеуму.
- Мам, - гаркнул Радулов, - ты тут?
В ответ никто не отозвался.
- Ну и прекрасно. Заходи, располагайся, - он толкнул дверь в комнату.
По краям ковра белесой каймой собралась пыль, занавески выцвели – когда-то они наверняка были белыми, а теперь приобрели оттенок, которой учительница рисования называла «светлой охрой». На столе горкой были свалены журналы и какие-то бумаги, свернутые в трубочку, а на спинке кресла алел кусок кружева, в котором без труда можно было опознать бюстгальтер.
Поморщившись, Радулов приоткрыл дверцу шкафа, закинул бюстгальтер внутрь.
- Извини. У нас вечно кавардак.
- Ничего, - Аня смущённо улыбнулась, опустилась в кресло.
- Мне особо и показать тебе нечего… Ты, наверное, книжки любишь?
- Ну, не только. Игры компьютерные… бродилки всякие.
Радулов качнул головой:
- У меня одно старьё, новое комп не тянет. Может, ты есть хочешь?
- Не откажусь, - Аня довольно кивнула: после всех тревог подкрепиться ой как хотелось.
Она протиснулась следом за Радуловым на кухню, и он заглянул в холодильник.
- Тьфу ты, - отступил на шаг. Взгляду Ани открылись пустые полки и несколько бутылок в ящике – должно быть, с пивом.
- Погоди, - он просунул руку в ящик по локоть. – Сейчас, вот она… Есть! – он выудил половинку плавленого сырка, обернутую фольгой. – Хлеба, кажется, осталось чуток. Хочешь, намажу?
Аня взглянула на него растерянно:
- Мама забыла купить?
- А что ей, её и так накормят, - буркнул Радулов. – Ну так будешь?
Она обвела взглядом его лицо, словно видела в первый раз: хищно-острые скулы, бледная кожа, лихорадочный блеск глаз.
- Обожди, - она шагнула к двери, потянулась за сумкой. – Обожди, я сейчас!
Девчонок Антон старался не бить – ну, если сами не нарывались. Но довольно улыбающуюся Карташову так и хотелось приложить о дверной косяк.
- Я тебя просил что-нибудь покупать? – зло спросил он, встряхнув тяжёлый пакет. – Ты, может, адрес перепутала? Хочешь помогать людям – сходи в подземный переход, там, вон, нищенки на ступеньках стоят.
Карташова обиженно тряхнула рыжими кудряшками:
- Я, вообще-то, к тебе в гости пришла. А угощение гость может захватить с собой.
- Ну и лопай своё угощение!
Развернувшись, он шагнул было к двери, но мягкие пальцы Карташовой коснулись его запястья:
- Радулов, ну считай, что я перед тобой извиняюсь! Тебя же из-за меня могли в полицию отправить. Пожалуйста, давай поедим вместе.
Не дожидаясь ответа, она зашуршала свёртками. В одном, судя по запаху, была колбаса. Хорошая колбаса, аппетитная.
- Поможешь мне помидоры порезать? Мы сделаем бутерброды. Так-то я и готовить ничего не умею, - Карташова рассмеялась. – И горошек лучше тебе открыть, а то я порезаться могу.
Антон обернулся, медленно подошёл к столу. Точно, вон она, колбаса. Розовеет из-под целлофана. Он сглотнул слюну:
- Подай нож, он в нижнем ящике.
…Устроившись в широком кресле, они уплетали бутерброды за обе щёки. Карташова перелистывала журналы, разглядывая картинки из игр и комиксов, то и дело вставляя что-то вроде «А ты уверен, что в конце не окажется, будто всё это – один большой глюк?» «Вот в это я бы поиграла… хотя зачем эльфийку-лучницу наряжать, как стриптизёршу?» Антон смеялся. В кои-то веки он наелся, а завтра всего четыре урока, и с последнего можно сбежать, и, может, даже Карташову уговорить… Хотя она, конечно, не согласится.
Её волосы пахли чем-то сладковатым, цветочным, и веснушки на щеках были такими смешными. Интересно, признается ли она предкам, что натворила? Он бы на её месте ни за что не признался. Вот только даже если бы он и впрямь распылил баллончик и тут же всё сказал маме, она бы вряд ли сердилась дольше, чем полчаса. Ей же некогда, ей надо краситься и идти встречаться с очередным своим…
- Ой, а что это? – ловкие пальцы Карташовой вытащили из кучи журналов свёрнутый ватман. Антон мотнул головой:
- Фигня, ничего прикольного.
Она, не слушая его, аккуратно развернула лист.
- Ух ты… Это что, корабль тонет, да? Вон шлюпки в волнах… правую сейчас накроет? Жуть! – она повернулась к нему, карие глаза сияли. – Неужели ты нарисовал?
- Ну, я, - рот Антона сам собой растянулся в улыбке. – Делать было нечего.
- Скромничаешь, - фыркнула Карташова. – Так даже Абрамова не нарисует. А можно ещё посмотреть?
- Да смотри, мне-то что, - он потянулся к столу, кинул листы ей на коленки. Карташова склонилась над добычей:
- Кот – бездомный?
- Ага, я его зимой во дворе видел. Он даже собакам проходу не давал.
- Это чувствуется, - белый палец Карташовой обвёл контур худого тела, коснулся выставленных клыков. – А в цвете не пробовал?
- Здесь и не надо, - Антон пожал плечами. – Зима – она для карандаша… Да и на краски денег жалко. А эту можешь не смотреть, я ещё не закончил.
Но Карташова уже разглядывала извивы гибкого чешуйчатого тела, длинный хвост, исчезающий в высокой траве.
- Это колдунья? – тихо спросила она.
- Девушка-саламандра. Лицо я раз десять перерисовывал, да и с хвостом не всё просто. Так себе вещь.
- Да ну тебя! – сердито сказала Карташова. – У тебя так здорово получается… Слушай, а помнишь, Абрамова на той неделе говорила про выставку? Ты туда не отправлял?
- Она мне предлагала, - Антон пожал плечами. – Говорит, у меня есть задатки. Только какой смысл?
- Ну как же, - Карташова поднялась. – А вдруг у тебя серьёзно что-то получится?
- В каком смысле – получится? – скривился он. – Я стану новым Доре?
- Не всё ли равно, кем ты станешь, - рассудительно отозвалась она. – Сейчас ты этого не угадаешь всё равно. Но если попробуешь, у тебя не будет мыслей о том, что ты что-то потерял или упустил.
- Думаешь, они у меня есть?
- Мне кажется, да, - Карташова серьёзно кивнула. – Ой, блин… - она покосилась на часы. – Уже бежать пора.
- На плаху?
- Ага, - она устало улыбнулась. – Завтра увидимся?
- Наверное… если в школу никто петарду не подбросит.
Он вышел следом за ней в прихожую.
- Заходи ещё как-нибудь, Карташова. Остальное досмотришь.
- Ловлю на слове, - засмеялась она, надевая туфлю на аккуратную белую ступню.
- Только еду больше мне не носи, ладно?
- Поглядим, - донеслось в ответ.
Он переступил с ноги на ногу, провёл пальцем по тумбочке.
- А с выставкой – зряшная затея. Мои рисунки точно раскритикуют.
- Наверняка, - Карташова набросила куртку. – Но ты и не обязан всем нравиться.
Помахав ему, она вышла, неторопливо направилась вниз по ступенькам. Антон потянул было дверь на себя – и толкнул её, выскочил на площадку.
- Карташова! – эхом разнеслось по лестничной клетке. – Ты тоже!
Она растерянно подняла голову, рука оперлась о перила.
- Что?
- Ты тоже не обязана!
Карие глаза смотрели на него удивлённо – и вдруг губы дрогнули в мягкой, радостной улыбке. Молча кивнув, Карташова пошла дальше, вниз.
Антон запер дверь, вернулся в комнату. На ходу сунув в рот дольку помидора, полез в ящик с карандашами.
У девушки-саламандры будут растрёпанные рыжие кудри.