- Вас не подвезти, Анна Данииловна? 
Разогнувшись, заместитель министра спорта облегчённо перевела дыхание. Мокрые хлопья неслись прямо в лицо, и ей пришлось приложить руку козырьком ко лбу, чтобы лучше разглядеть фигуру в чёрной блестящей куртке.
- Ах, это вы, Александр Евгеньевич, - по губам скользнула слабая улыбка. – Что-то у меня с зажиганием не ладится – двадцать минут не могу поправить. А от центра такие пробки – пока Илья подъедет… 
- Так садитесь, я вас провезу в объезд, - Коршунов распахнул дверцу чёрного Порша. – Небось, за городом живёте?
- В Берёзовке, - кивнула она, косясь на откинутую крышку капота. – Или всё-таки ещё попробовать?
- Как знаете, - пожал плечами парень. – Я, честно говоря, думал, что всех шишек из правительства личные водители возят.
- Вот чего не люблю, того не люблю. Чем уже круг людей, от которых ты зависишь, тем меньше шанс нарваться на подножку.
- Не поспоришь.
Нырнув в машину и чуть приспустив стекло, он вопросительно глянул на неё, и, решившись, Анна Данииловна захлопнула капот.
- Напишу Илье, пусть подъедет и заберёт тачку.
Стряхнув с воротника налипший снег, она уселась, удобно вытянув ноги, с удовольствием вдохнула щекочущий запах лимона и мяты. Порш рванул вперёд, как срывается с места гепард, и помчался по дороге, которую ещё не успел запрудить поток машин.
- Вы бы не гнали так, Александр Евгеньевич, - Анна повернулась к стеклу, за которым едва можно было что-то разглядеть сквозь снежную кашу.
- Да сейчас на трассу выедем – встанем, - хмыкнул он. – До кольца минут сорок тащиться будем, не меньше. Хорошо ещё, суббота сегодня.
- С вами, наверное, страшно ездить без пробок, - шутливо заметила она, спуская с плеч шубу: в салоне было тепло.
- Совершенно справедливо. Наташа меня за руль не пускает, если с детьми едем.
- Наташа – это ваша жена? 
- Да, она дома с пацанами осталась: что-то сопливятся второй день. 
Анна улыбнулась:
- Жаль, что она не смогла прийти. Наверное, ей было бы приятно видеть, как вас объявляют лучшим спортсменом года.
В карих глазах Коршунова мелькнули искры веселья:
- Я вам больше скажу: она получила бы куда больше удовольствия, чем я. Дико не люблю все эти рассусоливания на три часа. Если бы не боялся остаться наедине с легионом таблеток и припарок, в которых ни хрена, простите, не соображаю, охотно поменялся бы с ней.
Анна беззвучно вздохнула.
- Честно говоря, я вам даже завидую, Александр Евгеньевич.
- Тоже хотели бы забивать головой из-за линии штрафной? – озорно подмигнул он.
- Да нет, я не о футболе. О мальчиках ваших.
- Ах, это! – рассмеялся Коршунов. – Ну, с ними тоже жизнь не мёд. Вчера мы с Натой снимали их с дуба, как котят. И вопили они – точь-в-точь наша Мурка.
- Так ведь это же хорошо, - серьёзно взглянула на него Анна. – Хуже, если некому вопить.
Притормозив, Коршунов встал у светофора. В такт тихим щелчкам заморгал синий огонёк поворотника.
- Я два раза замужем была, - Анна прислонилась щекой к холодному стеклу. – А вот с детьми так и не получилось. Живу одна. Приеду, чаю в себя волью – и за бумаги. Нелепо как-то, дико. Всю жизнь за карьерой гналась.
Коршунов наклонил голову:
- Я тоже лет пять назад думал, что победы – это самое важное. А ведь очень важно иметь кого-то, кто бы этим победам радовался, а?
Тонкие, сухие губы досадливо поджались, на лбу резче обозначились морщинки:
- Да просто не повезло мне. Когда я только начинала в министерстве работать, вдруг – вердикт врача как снег на голову. Муж убедил оставить ребёнка, а я как чувствовала… Больным родился. Безнадёжным.
- А что с ним было? – Легко, грациозно сманеврировав, Коршунов вывел машину в левый ряд. 
- Что-то с сердцем. Латинское название, я и не припомню сейчас. 
Потянувшись в карман, Анна выудила коробку сигарет.
- У вас можно курить?
- Окно только откройте.
Струйка холода обдала нос и рот, снежинки щипнули голую шею.
- Короче, не могла я его содержать. Это ж надо было всё похерить: жизнь, работу… Кухня – спальня – больница, вот и всё.
- Вы отдали его в детский дом?
- Ну конечно, - скривилась Анна, - что мне оставалось делать? Муж сначала спорил, а потом я ему предложила самому из прокуратуры уйти – сразу по-другому запел. Нина Владиславна, директриса, мне обещала, что постарается найти семью для усыновления – ну да кому он, калека, нужен был…
- Всякое бывает, - пожал плечами Коршунов. – Недавно в газете писали, какой-то бизнесмен девочку с пороком сердца из приюта забрал, оплатил ей операцию.
Анна дёрнула плечом:
- Сказки. Не про нашу честь.
Очередной светофор мазнул Коршунова по щеке зелёным лучом. Съехав с автострады, Порш повернул на тряскую дорогу, изрытую ухабами.
- Так мы доедем напрямик.
- Вы бывали, что ли, в Берёзовке?
- Мимо ездил. У нас лагерь для сборов неподалёку.
Помолчав, он негромко спросил:
- А детдом не шестой, часом? Женька Михайлов, мой одноклубник бывший, оттуда.
Анна мотнула головой:
- Я ж тогда ещё не в Москве жила – в Брежневске. Там и детдом один был на весь район, пока не слили с каким-то соседним. И документы все посеяли… 
- Значит, теперь уж ничего не выяснишь.
- Да всё равно, врач сказал, с таким диагнозом больше пяти лет не живут, - с жаром вырвалось у неё. – А операция миллионы стоила. Я ничем бы не помогла этому бедняге. Уж, наверное, судьба такая.
- Судьба, - отозвался Коршунов. – У вас какой дом?
- Что, уже приехали? – она изумлённо повернулась к стеклу. – Вон тот, коричневый, с башенкой. Спасибо, что подбросили, Александр Евгеньевич. Уж не взыщите, что я вас так проблемами загрузила.
- Ничего, - пробормотал он. – Вам спасибо. Приятно было получить награду из ваших рук.
- Ну так заслужили, Александр Евгеньевич! – рассмеялась она, поправляя под шапкой крашеные медные волосы. – Удачи в следующем сезоне.
- И вам удачи.
Подождав, пока статная фигура в высоких лаковых сапогах скроется за воротами, Коршунов поддал газу.
Заторы уже почти рассосались, и он успел припарковаться у своего особняка до того, как мглистая слякоть превратилась в настоящую метель. С громогласным «Натка, я дома!», не разуваясь, взбежал по лестнице, зашлёпал в спальню.
Коленки опустились на белый ворсистый ковёр, от пыли под кроватью зачесалось в носу. Одна коробка полетела в сторону, другая… Выудив из груды нужного и ненужного тонкую серую папку на завязках, Коршунов уселся за стол.
Всего два листика: справка – на ней давно выцвели чернила – и выведенный карандашом домик с покосившимися стенками, двумя огромными окнами в ярко-розовых занавесках.
Из ящика стола Коршунов на ощупь достал коробку спичек. Свернув оба листа трубочкой, опустил в вазу и поднёс к пожелтевшей бумаге огонёк.
Душно и терпко запахло гарью, пеплом. Затрещала, морщась, бумага. Подперев подбородок руками, он смотрел, смотрел.
«Нина Владиславна, а когда за мной мама вернется?»
Позади стукнула дверь, огонь дрогнул от сквозняка.
- Ты чего тут один сидишь, Сашка? Жжёшь инструкции разведки?
- Натка!
Он поднялся, шагнул вперёд и сгрёб её, худенькую, в охапку. Потёрся носом о тёплую щёку:
- Что наши головорезы? Заснули?
- Какое там! – хихикнула она. – Тебя ждут с наградой. Скачут по кровати, как мартышки – не угомонишь.
- А микстуру эту ядрёную от кашля пили?
- Еле влила. Грозились объявить бойкот.
- Ничего-ничего, в субботу мы идём в парк – все вместе. И кое-кому надо очень постараться выздороветь к этому времени.
- Гениально, - расплылась в улыбке Наташа. – Пошли к ним?
Приоткрыв форточку, Коршунов высыпал пепел вниз, в снежный кисель. Опустил ручку и повернулся к жене:
- С разведкой – всё. Пошли.