Ветер опять воет, опять гудит. Даже оконная рама скрипит и скрежещет машинерией.
Девчонка героически сидит, в марлевой повязке, подперев щёку рукой, и смотрит в занавеску.
Журчит капельница. Напарник дышит, пока нормально.

Интересно, почему я назвал его "напарником". Если честно, сам не пойму. Я никогда и никого так не звал, ни в каком деле, ни при каких условиях. А щас вдруг, "напарник". Что общий диагноз с этим скелетом у меня был, это да, но мне-то мой отменили, а ему оставили, и он от него сейчас умирает. Я никогда ни с кем не ходил ни на какое дело так, чтоб "на пару", если не считать нашего с Алексом блядства десятилетней давности. Да и то, Алекс был мне гораздо большим, чем просто товарищ, — это был и образец, и эталон, и любовь, и друг, и святый дух, преобразующий мир в мгновение ока. Чувства тогда царили в моей голове, о да... Нет, никак не напарник.

Не знаю, почему. Странное слово. Только некстати Алёна Апина вспомнилась, "дельфин и русалка не пара, не пара". Да уж точно, хм. В общем, нет вывода. Только воет ветер, скрипит рама, и девчонка разводит напарнику мирамистин для дезинфекции жёлтого сухого рта.

А мне остаётся только пойти в туалет покурить, и сфотографировать секретный ход в ад.
На руке красные полосы, это побочка от химии.


[700x525]

[700x525]

[700x525]

Общий вид сей готической композиции.
[700x525]