Последовательное убийство меня продолжается. Вчера был чудовищный скандал и море ненависти. Дело в том, что я разбирал стенной шкаф, и нашёл в дальнем углу журнал из 1990-х про death metal, абсолютно самопальное издание середины 1990-х. Всё чёрное, картинки черепов, сатанинских пентаграмм, кошмарные маски, козлы-рога, всё как полагается.

Ну, я пожал плечами, сказал, "хуйня какая", сунул его в помойный пакет, и забыл об этом.

Матушка его там увидела. Блядь, эти визги, это что-то. Это почти ощутимая физическая волна ненависти, это какой-то тепловой луч, только не линией, а фронтом. Так окатывает жаром из печи, когда дверцу откроешь. Визг, ненависть. Ненависть, визг. Девятый вал, как он есть.

Откуда он там взялся, этот журнал, я в душе не ебу. Откуда-то из прошлого, из 1992 или 1995 года. Кто-то принёс, оставил, я полистал, сказал "хуйня какая", и бросил в шкаф. И всё это время эта мина лежала там. И вот она сдетонировала. Это такая подстава, это что-то. В числе прочих выдуманных пороков, матушка мне приписывает сатанизм (несмотря на ношение крестика и пару икон на полках: какой сатанист потерпел бы это?), и вот её паранойа и получила своё "подтверждение". Тут-то и прорвалось всё накопленное, тут мне и настал пиздец.

Что она меня ненавидит, это мне как бы не новость, это давно. Зло она помнит оччень хорошо, а реальное добро, которое было, это так себе, хуйня на палке. Но щас, это был взорвавшийся вулкан. Брызги раскалённой лавы. Она и так меня ненавидит давно и всерьёз, а тут, такой повод.

Да ещё в такой момент с блядским хосписом-хуёсписом. Вчера с хосписом это была хиросимка, но чо-та маловато, нате вам ещё нагасачку вдогонку. Чтоб уж наверняка.

Это всё, это пиздец. Про это не скажешь, "забудется", не скажешь "это надо пережить". Это будет иметь ой какие долгосрочные последствия.

Что-то нихуя не кончились катастрофы с окончанием года змеи. Пущенные ею яды, похоже, долгосрочные, и чем дальше, тем действуют сильнее. Вот с дня рождения, когда всё было замечательно, так хорошо, так славно, вдруг бац, и адский пламень.

* * *

Снилось замёрзшее поле битвы. Ночь, яркая луна, мороз, иней. Повсюду трупы, раненные. И ходят туда-сюда солдаты, ищут ещё живых. Я хочу заорать, что я ещё живой, а не могу. Один подходит ко мне, внимательно смотрит, качает головой, проходит мимо. И, главное, всё спокойненька так, беззвучно, только шорохи и скрип снега.

* * *

Я не верю. Этого не происходит. Это не со мной. Так не бывает. Я отказываюсь верить своим глазам, ушам, и прочим органам чувств.

Что я собираюсь делать? Я пойду один в изначальный пункт, откуда всё началось, на Бауманскую. Буду искать приёма главврача или зама. Опишу ситуацию, и спрошу, что делать. Это тупик.

Ну, и закрою дневник. Я не хочу театра драмы, это тоже стресс, ещё одна гранатка в моё окошко. Оставлю друзей и избранных, наверное. И буду постить пароходы и самолёты.

Моё сознание уже просто не выдерживает, я не хочу его доламывать.