Елена Образцова:
___
Внутренне я совершенно не была готова к этой встрече. Меня представили Каллас. Сориа что-то говорил ей обо мне. Не могу передать, что со мной творилось. Я хотела унять дрожь и не могла. Каллас засмеялась, когда я сказала, что она Mon Dieu. Я видела, ей это приятно. Она высокая, выше меня, очень худая, смуглая, как мулатка. Коса убрана в пучок. Узкие руки, узкие плечи. А глаза много страдали. Мне ее через две минуты стало жаль, и я ее еще больше полюбила. Одета она во все черное - брючный костюм, туфли с бриллиантовыми брошками. Маленькая черная сумочка...
Она посадила меня в ложе рядом с собой, и второй акт "Онегина" мы слушали вместе. Я смотрела на нее сбоку - с трепетом, с обожанием. Я плохо соображала, что происходит на сцене. Мария сказала, что "Гранд-Опера" уничтожила с ней контракт: она требовала слишком много репетиций. Сказала, что собирается приехать в Москву, чтобы я выучила Адальджизу, и мы вместе споём в "Норме".
Но я знала, что голос ее не в порядке. И мне больно было об этом думать. Неожиданно Каллас сказала, что женщина должна быть сильнее мужчины.
- Кто же нас защитит, как не мы сами себя!.
В предшествующие месяцы газеты много писали о сенсационной женитьбе Онассиса на Жаклин Кеннеди. Бесцеремонно задевали и Каллас, "подругу самого богатого человека в мире". Журналисты одолевали ее назойливыми вопросами. "Быть вдовой президента величественно"...
Вот все, что они услышали от нее.
Почти по наитию я спросила:
- Ты любишь его?.
- Люблю его, люблю! - быстро сказала Мария, напряженно глядя на сцену. - И очень страдаю!...
Вот такой внезапный разговор. Обжигающая откровенность…
После окончания "Онегина" Каллас пошла на сцену. Это произвело сенсацию. Мария вела себя великолепно. Среди суеты оставалась спокойной, величавой и очень простой. Давала на себя смотреть, стоять рядом, фотографироваться. И все с радостью этим пользовались...
Потом она ушла. Мы расцеловались, прощаясь...
Я смотрела, как она уходит...
Возвращаться в свой номер не хотелось. Я бродила по Парижу. Мне было и радостно и тоскливо весь тот долгий вечер…