Остановите над пропастью!

«Прочла «Люди добрые!», и мороз по спине. Это ведь обо мне, о моем сыне Сергее крик души. Сколько нужно пережить, перемучиться, чтобы вслух сказать: я мать алкоголика. А я дожила до этой черты. Только путь у меня иной.

Я старшая дочь в семье военного. Возили нас троих детей по гарнизонам. После десятого класса поступила я в сельскохозяйственный институт. На втором курсе вышла замуж за сокурсника, а на четвертом – родила сына. По распределению поехали в Киргизию. И жили хорошо, и работали. Муж работал директором плодопитомнического совхоза. За год спился. Свои же собраться по руководящей работе утопили в водке. Дважды меняли совхозы. Были клятвы, обещания – все было, но…

Уехала я от него с сыном от позора – директор совхоза пьяный валяется. Это было в 1961 году. Очень переживала. Еле отошла и решила, что в деревне мне не выжить, а в городе агрономы не нужны. Научилась работать сварщицей. Ох и тяжело мне было. Через десять лет вышла за муж за инженера с 3-я детьми. Да лучше бы не выходила. Упустила я своего сына, а когда и сама не знаю. Учился он неровно. Видно неродных старалась не обидеть, а родного обидела. В армию ушел, да там и женился. Потом развелся, опять женился и опять развелся. Да и выпивать стал крепко. Я и просила, и грозила, и из дома гнала. Думала поймет, бросит, считала пьянство распущенностью. И только три года назад поняла, что алкоголизм – болезнь, а сын – алкоголик.

Ему сейчас 33 года, хороший сварщик, но запойный, как его родной отец. На работе не держится, жить ему негде. В общежитии – пьянки, дома отчим волком смотрит. Вот и встал передо мной вопрос: что делать? Как помочь сыну? Сейчас он в наркологической клинике, потому что после ЛТП сорвался, а выйдет, боюсь, опять сорвется, ведь дома обстановка тяжелая. И выходит, что ради спасения сына, нужно мне расходиться с мужем, с которым прожила 17 лет. Да еще смогу ли? Не поздно ли хватилась? И как же я казню себя, как мучаюсь своей виной перед сыном. Вот уж и впрямь кричать: «Люди добрые!». Да только где они добрые-то? Алкоголиков лечат скопом-толпой. На каждого не напасешься чуткого врача. Да и, наверное, противное это дело – лечить алкоголиков, общаться с ними. Ведь это мне он сын родной, а для посторонних, для отчима – мразь, подонок, пьяница…

Как обрадовалась я Указу о борьбе с пьянством, да не долго это было. Опять пиво в выходной возле магазина. И пьяные опять на улице. Я понимаю, что отрезвеет наше общество еще не скоро, еще многие успеют сорваться, если алкоголь будет также доступен, как сейчас. Так что же делать нам, несчастным матерям пьющих сыновей? На командирование в Феодосию и в Донецк годовые очереди! А что делать сейчас, завтра, тем, кто и хотел бы бросить, да силы воли не хватает и соблазнов кругом много. А если еще и дома нет, а это не редкость среди пьющих, так и совсем не вырваться им из порочного круга.

Слыхала что есть в Америке общество «анонимных алкоголиков», где бывшие алкоголики поддерживают друг друга от соблазна, встречаются, у них и клуб свой есть…А может, уже и есть такое, да только о нем не слышно ничего. А надо бы начать с наркологических отделений, там и желающих искать, …Может, и стройку домов им доверить, чтобы квартиру заработать, ведь многим просто жить негде. Ради этого и пить можно бросить. Вот там и клуб устроить. И другие к ним потянутся.

Начала написание и подумала, что никому мое письмо не нужно, только ведь нам и пожаловаться-то некому, нам не сочувствуют, нас презирают. А помочь мне никто не сможет, это я знаю, да и не жду помощи. «Каждый живет так, как он того стоит». Разве только сын родной, да и то, если пить бросит.

                                                                                     Г. Кутасова»

                                                                                        г. Жданов

           «Прочитала исповедь М. Андреевой, и так стало горько на душе, хоть волком вой.

          Да, у меня трагедия, похожая на трагедию Юрия, только не спился сын мой, ему еще нет 16-ти лет, но душа его пуста от равнодушия окружающих.

          Страдаю я, призываю к помощи, но все равнодушны к судьбе моего сына. Как похожи наши истории, разница лишь в том, что мой сын не учиться в школе. В 1986 году мы переехали в новый микрорайон и перешел он в другую школу. Здесь попал под дурное влияние парней. Классная руководительница взялась его «переломать», стала унижать, обзывать при ребятах в классе. Сын отвечал тем же, затем угнал с группой ребят машину. Правда не судили, а иск предъявили. Сколько пережила я унижений. Меня  срамили в милиции, в комиссии по делам несовершеннолетних. Задавали глупые вопросы, вроде: «Как вы могли преступника родить?» Дорогие товарищи, да где же найти такую мать, которая преступника носила под сердцем? Нет, нет такой матери! Месяц сын отбыл в приемнике. Сколько пролито моих слез! Оставили на год учиться в седьмом классе. А он твердит одно: «Не пойду, будут смеяться, обзывать». Учился он всегда слабо. Я в комиссию, в инспекцию, в школу. Помогите люди добрые! Умоляла трудоустроить, что бы он посещал вечернюю школу. Кто же прислушался, откликнулся? Везде встретила полное равнодушие. Вот откуда начинается преступность!

                                                                           Н.    Мущинина»

                                                                            г. Владивосток

          «Прочитала в журнале «Люди добрые!», и так стало тяжело на душе, так захотелось с кем-то поделиться. Даже не знаю с чего начать. Все это очень тяжело, да уж разбередила сердце – не остановишь. Ровно год и месяц назад у меня был муж. Хороший добрый и красивый, любил меня и детей. А еще любил выпить, а выпив – любил «проявить» себя. Вроде и редко выпивал: ругать-то не за что было, да теперь уже не вернешь. Как говорят «близок локоток, да не укусишь». Выпил в тот вечер, сел на мотоцикл и уехал. Уговоров не послушал, да и некогда было уговаривать: дома дети – одному четыре года, другому – семь месяцев. Ночь не спала, думала вот-вот вернется. Выбегу за околицу, кругом темно, страшно, хоть и мать, а самой всего 24 года. Наступило утро, сердце рвется, да детей не с кем оставить: родных нет, к соседям каждый раз не набегаешься. А в семь утра звонят из соседней деревни, говорят: «приезжайте с гробом, забирайте». Как я все это выдержала, не знаю, как осталась жива до сих пор удивляюсь. Сначала все ждала: четыре часа, сейчас появиться он с работы. Но проходил день, другой. А жить-то надо, так вот и крутилась. Может чего не успевала, да ведь что же сделаешь. Иногда детей одних оставляла и на два и на четыре часа. Сердце разрывается, а на работу бежать надо. Работаю я почтальоном. Оставила как-то на час их,  так маленький попал за батарею отопительной системы и обжег животик. Бросила все, поехала в больницу. Из района на самолете отправили в Горький в институт, сделали пересадку кожи. Приехали домой, а тут суды да пересуды. Чего только не наговорили, вспомнить страшно. Год прошел, как мужа нет, а душа все болит и от каждого грязного слова наворачиваются слезы на глаза. Вот где надо кричать-то, да кричать толку нет, кому кричать? Кого такое горе не коснулось – не поймут, а у кого есть, им и без нашего крика тяжело. Хочется только одного, чтобы молодые люди: мальчики, парни, мужчины – поняли, какое горе они приносят тем, кого сами любят и кто их любит. Прежде чем выпить, поглядите какие глаза у жены, матери, детей. Ведь это хуже чем война: сколько вдов и сирот, сколько таких детей, как мой маленький, тянут руки к прохожим и говорят «папа».

  Как объяснить малышу, которому нет и двух лет, что его папа не придет?

                                                                                                Б. В. П»

                                                                                          Горьковская область

«Трезвость и культура», 1988, №7