«Скажите, верите ли вы в Б-га? Верите?! Это правильно. Умный человек должен верить в Б-га!» – сказал мне как-то Анатолий Георгиевич Алексин.  А дальше рассказал, что лично он пришел к вере после двух случаев в его жизни. 

– Совершенно случайно я знаю, чем могу вам помочь, – сказала Фрида Абрамовна. – Как раз вчера в Москву из Питера для получения правительственной награды прибыл профессор Карл (Анатолий Георгиевич назвал тогда его фамилию, но я запамятовал. – Прим. автора), и он остановился у моих приятелей. Это один из самых выдающихся кардиологов мира и, кстати, кажется, большой ваш поклонник.  Записывайте номер телефона!

Я позвонил незнакомому профессору, рассказал, что у меня умирает мама, а он и, в самом деле, оказался моим преданным читателем. Вдобавок выяснилось, что он находится в десяти минутах езды на такси от нашего дома.

– Если я приеду, вы мне книжку с автографом подарите? – спросил он по телефону.

– Если вы спасете мою маму, я вам не только книжку, жизнь вам подарю! – ответил я.

Менее чем через полчаса он появился в нашей квартире.  Чех по национальности, высокий, статный, моложавый, он был очень красив, и форма капитана первого ранга эту красоту еще больше подчеркивала.  Осмотрев маму, он позвонил знакомому врачу в больницу, и вскоре молоденькая медсестра привезла сумку с медикаментами, шприцы, стерилизатор.

– Успокойтесь! – сказал Карл. – Глупость вам сказали.  Вылечим мы вашу маму.  У вас тут натоплено, так что я с вашего позволения разденусь… Он скинул китель и остался в одной майке.  И тут я увидел у него на груди крестик.  Для меня, воспитанного убежденным атеистом, это было настоящим потрясениeм.

– Простите, профессор, вы что, верите в Б-га? – спросил я.

– Да, конечно.  А как можно в Него не верить?! – откликнулся Карл, делая маме укол.

Через некоторое время он снова послушал ее через фонендоскоп.

– Ну вот, – сказал он удовлетворенно, – сердце вашей мамы начало биться получше.  Хотя действительно была опасность, что оно остановится, так что я прибыл вовремя.

– А с чего оно может остановиться? – по-детски спросил я.

– Вы бы лучше спросили, почему оно вообще бьется, – ответил профессор. – Нет, конечно, любой из моих студентов вам это в два счета объяснит.  Но лично я этого не знаю.  Теоретически, если хорошо задуматься, оно биться не должно.  То, что наше сердце работает – это самая большая загадка природы.  И, думаю, без Б-га объяснения этому нет.

Второй случай произошел в санатории Союза писателей, куда я уговорил поехать со мной отдыхать Льва Давидовича Ландау, с которым близко дружил.  На пляже в один из дней мы оказались рядом с «братьями Тур» – были когда-то такие драмоделы.  На самом деле, братьями они не были, настоящая фамилия одного была Тубельский, а другого – Рыжея.  Лежа на топчанах, они громко рассуждали, как смешно в наши дни верить в бога и что хорошо написать пьесу, которая клеймила бы тех, кто в это еще верит.

– Простите, – приподнялся со своего места Ландау. – А вы что, не верите в Б-га?!

– Смешные вопросы задаете! – рассмеялся Тубельский. – Как может образованный человек в наши дни верить в бога?!

После этих слов Ландау вдруг резко поднялся, бросил мне “Пошли отсюда!” – и зашагал с пляжа.  Мне не оставалось ничего другого, как последовать за ним.  Он был явно зол.

– Лева, в чем дело? – спросил я на ходу. – Что тебя так распалило?

– Терпеть не могу человеческого невежества, да еще с таким апломбом! – ответил он. – Люди сами не знают, что мелют!

– А ты что же, веришь в Б-га?!

– Ну, в бога, который сидит на облаке и следит за каждым из нас, я, само собой, не верю.  Но вот в Б-га как Творца Вселенной верю однозначно!  Физик не может в него не верить!

Я мгновенно вспомнил разговор на ту же тему с Карлом и подумал:  если такие люди в Него верят, то кто я такой,  чтобы отрицать Его существование?!  И потом не раз убеждался:  надо верить!» 

Со времени того нашего разговора с Анатолием Георгиевичем прошло лет 15, но я помню его почти дословно – уж очень сочно он умел и, надеюсь, все еще умеет рассказывать.  Привести же его сегодня я решил, потому что надоело читать в интернете, как некоторые «афтары» с омерзительным апломбом клеймя т&laqu o; религиозное мракобесие», «религиозных фанатиков» и так далее.  А заодно повторяют за братьями Тур их благоглупость, что современный образованный человек не может верить в бога, так как «наука давно доказала», «человечество идет вперед», «образование и религия несовместимы» и все такое прочее.

Лично я пришел к убеждению – не к вере, а именно к убеждению, – что Б-г существует еще в годы учебы в физматшколе, где все мои одноклассники мнили себя либо будущими новыми Эйнштейнами, либо, на худой конец, Фарадеями.  Помню, фраза Ньютона – кстати, считавшего себя в первую очередь не физиком,– что сама царящая во Вселенной гармония является лучшим доказательством существования Творца, поразила меня и врезалась в память на всю жизнь.  И уже потом, студентом, я оценил всю красоту и точность максимы Эйнштейна:  «Наука без религии – безнравственна.  Религия без науки – слепа!»

Да и потом я не раз встречал весьма известных в своих кругах физиков, математиков, химиков, да и биологов, прекрасно совмещающих свои научные взгляды с глубокой верой во Всевышнего.  И это кстати, в отличие от многих гуманитариев, среди которых мне чаще попадались антиклерикалы.  Да и сейчас в Израиле На уроки Торы и молитвы в синагоги приходит больше тех, кого принято называть «представителями русскоязычной научной интеллигенции».

Началось обращение израильской русскоязычной интеллигенции к религии, надо заметить, не вчера и не сегодня.  Еще в 2005 году я попросил 20 известных русскоязычных жителей Израиля ответить на вопрос, верят ли они в Б-га.  Среди опрашиваемых были, помнится, профессор физики Михаил Зениград, геофизик Лев Эпельбаум, математик Арье Мишне и многие другие.  Почти все они заявили, что в той или иной степени верят в Б-га.  Многие из них утверждали, что достижения современной науки и, особенно, последние прорывы в области компьютерных технологий, не только не опровергают «гипотезу о существовании Б-га», но и напротив, все больше и больше ее подтверждают.  Возможно, именно появление таких технологий как раз и приближает нас к постижению Его сущности.

Помнится, героем одного из моих первых интервью в Израиле, сделанных вскоре после приезда в 1991 году, стал главный раввин Холона Мордехай Нахимовский.  На вопрос, не пугает ли его и других религиозных такое количество свалившихся на Израиль неверующих евреев, он ответил:  «А кто сказал, что вы – неверующие?!  На протяжении десятилетий вы ничего не знали об иудаизме и о своем еврействе.  У вас просто не было выбора между верой и неверием, и вот сейчас этот выбор появляется.  Вы – “замороженное мясо”.  Давайте подождем и увидим, что будет, когда оно “разморозится”.  Пока рано о чем-то говорить, но, уверен, результат поразит многих».  Кстати, я думаю, что «разморозка» еще не закончилась.  Но она, безусловно, идет.  И похоже, рав Нахимовский может оказаться прав.

 Петр Люкимсон