ОККУЛЬТНЫЙ МИР Е.П.БЛАВАТСКОЙ. (ПРОДОЛЖЕНИЕ 3 ...)

ВОСПОМИНАНИЯ И ВПЕЧАТЛЕНИЯ ТЕХ, КТО ЕЁ ЗНАЛ.

ЭМИЛИ КИСЛИНГБЕРИ [25]
Осень 1877, Нью-Йорк

Мое знакомство с Е.П.Б. началось осенью 1877 года, когда я воспользовалась возможностью взять трехмесячный отпуск, и отправилась из Англии, чтобы поискать ее в Нью-Йорке. Спиритуалистическое движение, с которым я была связана официально, приобрело к тому времени полный размах, и появление книги полковника Олькотта ";Люди из другого мира"; произвело заметное оживление...

Однако меня привлекла та часть книги, где полковник Олькотт рассказывает о появлении на месте действия русской дамы, недавно прибывшей с Востока, чье толкование феноменов совершенно отличалось от общепринятого. Как только я отыскала в американских спиритуалистических журналах адрес госпожи Блаватской, я написала ей, и в ходе нашей переписки я была приглашена посетить Америку.

В первый раз мы увиделись наедине. Я обосновалась на некотором расстоянии от того места... где в то время жила Е.П.Б., и однажды днем вскоре после моего прибытия я пошла ее навестить. После того как я трижды безответно позвонила в дверь и уже была готова, отчаявшись, повернуться и уйти, дверь вдруг открыла сама Е.П.Б.! Так как мы уже до этого обменялись фотографиями, то мы сразу узнали друг друга, и меня поприветствовали с необычайной радостью и сердечностью. Мы поднялись в квартиру на втором этаже... Я тогда не могла остаться, потому что уезжала из Нью-Йорка на следующий день в небольшое путешествие до Ниагары и еще кое-куда; но после моего возвращения спустя некоторое время я провела пять недель с Е.П.Б. до того самого момента, как мне надо было уезжать в Англию.

Именно в это время ";Разоблаченная Изида"; выходила из печати, и я провела множество счастливых часов, занимаясь корректурой гранок и обсуждая проблемы, которые затрагивались в этой чудесной книге...

Пока я находилась с Е.П.Б., я была свидетелем различных проявлений ее психических способностей, но большую их часть трудно описать, и они на самом деле непередаваемы... В одном случае месмерические силы были приложены ко мне самой. Я читала, сидя в таком месте, откуда видела отраженную в зеркале противоположную стену комнаты, и заметила, обращаясь к госпоже Блаватской, что мне кажется, будто отраженная в зеркале стена движется вверх-вниз. Она сказала: ";Это атмосферный эффект"; – и продолжала чтение своей русской газеты. Тогда я стала намеренно смотреть на зеркало, и видела, что госпожа Блаватская раз или два взглянула на меня. Я продолжала пристально смотреть: вскоре зеркало затуманилось, и я отчетливо увидела, хотя и на короткое время, две различные картины. Первой была картина волнующегося моря, в котором были корабли, – это было похоже на порт или бухту. Потом она рассеялась, будто растворившись, и на ее месте появилась картина, представлявшая группу людей в восточных одеждах – тюрбанах и длинных платьях, какие носят индусы. Люди казались живыми и, похоже, разговаривали между собой. Когда я сказала госпоже Блаватской о том, что я видела, она ответила: ";Именно так; именно это я и хотела тебе показать; мне жаль, что я не написала это на бумаге, чтобы ты могла взять это с собой в качестве доказательства";...

Не нужно было никакой особой проницательности, чтобы заметить постоянно поддерживавшееся общение с какими-то отдаленными или невидимыми умами. Частые сигналы различного рода были слышны даже за обеденным столом, и в таких случаях Е.П.Б. немедленно удалялась в свои апартаменты. Эти звуки, а также такие термины, как Махатмы и Братья, были настолько повседневным явлением, что в последующие годы, когда возникало столько дискуссий относительно их реальности даже среди тех, кто называли себя теософами, мне и в голову не пришло усомниться в их существовании...

ГРАФИНЯ ЕЛЕНА РАКОВИЦКАЯ [26]
Май 1878, Нью-Йорк

Мы с мужем подошли к двери, и я позвонила в квартиру госпожи Блаватской. Дверь открыла маленькая опрятная негритянка, которая, сверкнув в широкой улыбке рядом белоснежных зубов, указала рукой на дверь, прикрытую темными индийскими занавесками, сквозь которые до нас доносилась оживленная беседа. Мы вошли без предупреждения, и нас приветствовала громким, веселым криком Е.П.Б. – имя, на которое наиболее охотно откликалась госпожа Блаватская. Она восседала за своим столом в огромном удобном кресле, которое казалось частью ее самой, так же как и ее широкие одежды... Рядом с ней стоял самовар, из которого она непрерывно угощала гостей ароматным русским национальным напитком, в то время как ее красивые руки, не прекращая это занятие ни на секунду, скручивали изящными пальцами тонкие сигареты для нее самой и всех присутствующих; ибо Е.П.Б. была еще более неотделима от ящика с тонко нарезанным турецким табаком, чем от индийского одеяния, и как только она куда-то пересаживалась, что случалось весьма редко, маленькая негритянка несла его вслед за ней. Вокруг нее сидело или возлежало восемь или десять человек – мужчины и женщины всех возрастов, которые, как было видно, принадлежали ко всем возможным сословиям общества...

Когда мы вошли, какой-то человек очень выдающейся внешности рассказывал маленькой группе людей о своих самых последних переживаниях из ";мира духов";. Это был бывший посол Соединенных Штатов, хорошо известный своим личным обаянием, который к тому времени полностью отдался увлечению оккультными науками. Все эти люди... сидели или лежали в очень раскованных, удобных позах на низких диванах с подушками или маленьких сиденьях, сделанных из сундуков и ящиков, покрытых индийскими коврами и покрывалами. Они, вместе со всевозможными идолами и восточными побрякушками, и составляли меблировку комнаты... В ней царил шум и гам разговоров на различных языках, клубился дым благовоний и табака, выходивший из восточных кальянов и русских сигарет, которые курили все присутствующие, так что для того, чтобы ко всему этому привыкнуть, нужно было некоторое время, прежде чем глаза и уши начинали ясно различать, что происходит вокруг...

Мы в одно мгновение, как... выразилась Е.П.Б., полюбили друг друга до беспамятства. Она сказала, что от меня у нее осталось такое впечатление, будто от солнышка отделился кусочек сияния и проник ей прямо в сердце; в то время как я сразу же почувствовала себя очарованной этой чудесной женщиной. Внешне она выглядела необыкновенно тучной и, конечно же, никогда не отзывалась о себе иначе как о ";старом бегемоте";. Но это совершенно не производило неприятного впечатления; она всегда носила свободное платье, типа индийского, – нечто вроде широкого халата, который скрывал всю ее фигуру, оставляя на виду только ее действительно идеальной красоты руки...

Ее голова на фоне ее шерстяных одеяний обычно темных тонов выглядела не менее живописно, хотя ее внешность скорее можно было бы назвать некрасивой, чем идеальной. Типично русский тип: широкий лоб, короткий, толстый нос, выступающие скулы, тонкий, умный, постоянно находящийся в движении рот с красивыми некрупными зубами, русые, довольно кудрявые, почти как у негров, волосы, в которых тогда еще не было ни одного седого волоса, желтоватый цвет лица, и пара глаз, подобных которым я не видела нигде – светло-голубые, почти серые, как поверхность воды, но обладавшие настолько глубоким, настолько пронизывающим, настолько уверенным взглядом, что казалось, они смотрят в самую суть вещей, и временами в них появлялось такое выражение, будто взгляд направлен далеко-далеко, выше и дальше пределов всего земного существования; огромные, продолговатые чудесные глаза, которые озаряли собой все ее совершенно удивительное лицо... Легко дать представление о внешности, но как я могу описать эту замечательную женщину, как я могу передать ее природу, ее способности, ее характер и то, что она могла творить?!

Она представляла собою смесь самых разнообразных качеств...В беседе она излучала такое обаяние, что никто не мог ему противостоять; корень его крылся, вероятно, по большей части в ее непосредственной и живой способности оценивать все великое и высокое и в ее неизменно горячем энтузиазме, который сочетался с оригинальным, а иногда и весьма язвительным юмором; а то, как она выражала себя, частенько приводило в самое комическое отчаяние ее друзей – англосаксов, которые, как известно всему свету, преувеличенно разборчивы при выборе слов для самовыражения. Ее пренебрежение, более того, бунт против всевозможных формальностей и установок общества заставлял ее иногда нарочно вести себя с нехарактерной для нее грубостью; и она ненавидела и вела открытую войну со слащавой ложью со всей храбростью и самопожертвованием истинного Дон-Кихота. Однако если к ней приходил сирый и убогий, голодный и нуждающийся, то он мог быть уверен в том, что найдет здесь такое теплое сердце и такие щедрые и открытые руки, каких не найдешь ни у какого другого ";культурного"; человека, каким бы ";воспитанным"; он ни был...

";The Daily Graphic"; [27]
10 декабря 1878, Нью-Йорк

Елена П. Блаватская... покидает... Америку навсегда, как она заявляет. Один очень пронырливый репортер сумел пробраться в симпатичную французскую квартиру на 8-й авеню и 47-й стрит этим утром, и на его звонок дверь открыл цветной слуга, который выразил серьезные сомнения относительно того, что его хозяйка захочет видеть кого-либо в столь ранний час. Однако интервьюера пропустили в столовую, которая имела совершенно разоренный вид, и попросили присесть на свободный стул. Этот беспорядок был закономерным следствием прошедшей вчера распродажи с аукциона, и единственным оставшимся признаком обитания были неубранные остатки завтрака и трое жильцов. Полковник Олькотт... сидел за столом, внимательно что-то внося в свою записную книжку и подпаливая свои замечательные усы наполовину выкуренной сигарой, которая безуспешно старалась достать до ближайших волосков его бороды...

...Когда репортера, наконец, допустили в комнату госпожи Блаватской, он обнаружил ее сидящей на краю заваленного письмами и табаком стола и скручивающей ароматную сигарету из множества рассыпанного табака знаменитого турецкого сорта. Эта комната была внутренним святилищем ламаистского монастыря, который приобрел столь широкую известность в последние годы... Репортер спросил:

– Итак, вы собираетесь покинуть Америку?

– Да, и ламаистский монастырь, где я провела такое множество очень-очень счастливых часов, тоже. Мне жаль оставлять эти комнаты, хотя теперь здесь уже мало о чем можно жалеть, – сказала она, окидывая взглядом голые полы и стены, – но я очень рада, что покидаю вашу страну. У вас есть свобода, но это и всё, и у вас ее слишком, слишком много!

...Репортер... спросил госпожу Блаватскую:

– Как же при вашем отвращении к Америке вы решились отказаться от русского подданства и стать жительницей Нью-Йорка?

– У вас есть свобода, а у меня ее не было. Меня не могли защитить русские консулы, поэтому пусть меня защищают американские.

– Когда вы уезжаете?

– Я не знаю ни точного времени, ни судна, но это произойдет очень скоро... Сначала я отправляюсь в Ливерпуль и Лондон, где у нас есть филиалы Теософского общества... Затем... я еду прямиком в Бомбей... О! Как я буду рада снова увидеть мой индийский дом! – И когда она встала, завернувшись в утреннее платье странного фасона, она была очень похожа на восточную жрицу, которой, как она утверждает, она не является.

Глава 4.
ИНДИЯ, 1879–1884
 

ЧАРЛЬЗ К. МЭССИ [28]
Январь 1879, Норвуд, близ Лондона, Англия

...Однажды вечером в январе 1879 года... я прибыл на поезде в Норвуд и обнаружил компанию, состоявшую из... примерно полудюжины людей, которые собрались в столовой дома доктора и миссис Биллинг. Когда я вошел, госпожи Блаватской в комнате не было, но она вскоре после этого присоединилась к нам. Я повесил свой плащ в холле... Госпожа Блаватская обратилась ко мне и попросила меня назвать какой-нибудь предмет, который она бы произвела для меня тотчас же, на месте... Я уже некоторое время ощущал необходимость в расческе – кстати, совершенно определенно, что я не упоминал об этой надобности ни при ком из тех, кто присутствовал, как, я полагаю, и вообще при ком-либо, – и я назвал этот предмет...

...Я... сразу после этого передумал и захотел назвать другой предмет для проверки и хотел предложить сделать замену, но мне сказали, что уже слишком поздно. Я должен был пойти в холл и засунуть руку в карман своего плаща. Необходимо заметить – и это я могу сказать со всей уверенностью, – что никто, кроме меня одного, не покидал комнаты после того, как я попросил о расческе, и я вышел в холл, как мне было сказано, при этом меня никто не сопровождал. Холл находился прямо рядом с комнатой, и в него не вело больше никаких дверей, кроме той, в которую вышел я. Я сразу же сунул руку в карман плаща и обнаружил там, совершенно точно, гребень из слоновой кости, который и до сих пор находится у меня. Это был большой, угловатый дамский гребень, а не маленькая продолговатая расческа, какими обычно пользуются мужчины. Когда я входил в дом, этого гребня у меня в кармане не было... Госпожа Блаватская не была подготовлена к этой моей просьбе... Я долгое время считал этот случай необъяснимым (кроме как исполнения его оккультными силами) через посредство тех фактов, которые я мог вспомнить.

ГЕНРИ С. ОЛЬКОТТ [29]
Январь 1879, Лондон, Англия

Наиболее впечатляющим происшествием во время нашей остановки в Лондоне была встреча с Махатмой, которая произошла во время прогулки по Кэннон стрит. В то утро был настолько плотный туман, что едва можно было видеть противоположную сторону улицы, и Лондон представал перед нами в своем наихудшем виде. Те двое, что были со мной, заметили его первыми, поскольку я находился ближе всех к бортику тротуара и в тот момент мой взгляд был направлен в другую сторону. Но когда они издали какое-то восклицание, я быстро повернул голову и поймал взгляд Махатмы, который смотрел на меня через плечо. Я не признал его за кого-то мне знакомого, но я рассмотрел в его лице черты одного из Достойных; ибо однажды увиденный образ забыть было невозможно... Мы, трое товарищей, держались в Сити вместе и вместе вернулись обратно в дом доктора Биллинга. Как только мы вошли, миссис Биллинг и Е.П.Б. рассказали нам, что Брат побывал здесь и упоминал о том, что встретил нас троих – назвав нас по именам – в Сити. Миссис Биллинг описала его как очень высокого и складного индийца, который обладал каким-то особенным, словно пронизывающим насквозь взглядом. Она на мгновение была настолько ошеломлена, что не могла и слова сказать, но незнакомец произнес: ";Я хотел бы видеть госпожу Блаватскую"; и двинулся к двери комнаты, где она сидела. Миссис Биллинг открыла перед ним эту дверь и пригласила его войти.

Он вошел, проследовал прямо к Е.П.Б., поприветствовал ее по-восточному, и они начали беседовать на языке, звуки которого были совершенно непривычны для уха миссис Биллинг...

ДЖОРДЖ ВИЛЬД [30]
Январь 1879, Норвуд, близ Лондона, Англия

...В первый раз я повстречался с госпожой Блаватской и полковником Олькоттом в 1879 году на праздничном обеде в доме мистера Биллинга. Когда я покидал этот дом в компании моего друга, он спросил меня о моих впечатлениях от характера госпожи, и мой ответ был таков: ";Она кажется мне в большой степени калмыком, и мое впечатление состоит в том, что она жутко напоминает какую-то потасканную актрису из пригородного театра в Париже";. Но ее несомненные медиумические способности, ее впечатляющие личные качества, ее ум и юмор и ее очевидно добрые побуждения заинтересовали меня; и поэтому, движимый любопытством и интересом, а также верой в ее обещания, я вступил в ее Теософское общество и примерно через два года стал президентом Британского филиала.

Однажды, обедая вместе с ней у Биллингов, я заметил, что она и полковник Олькотт весьма свободно употребляют животную пищу. Это взволновало меня, так как она всегда учила нас, что тот, кто ест животную пищу, никогда не будет допущен в более высокие слои оккультных сообществ, и я подумал: ";Я не удивлюсь, если узнаю, что эта персона вообще является мошенницей";. Когда я задал себе этот вопрос, она стукнула по своей тарелке ножом и сказала: ";Все не настолько плохо, доктор";, и мы оба по-доброму посмеялись над комичностью положения. Насколько я помню, на том же самом обеде она вдруг повернулась к полковнику Олькотту, который сидел через несколько человек от нее увлеченный поглощением мясного блюда, и сердитым и громким голосом провозгласила: ";Вы бабуин!"; Это шокировало меня, ибо полковник Олькотт был хотя и очень доверчивым, но, тем не менее, интеллигентным, самоотверженным и добрым человеком. После обеда я отвел его в сторону и спросил, что имела в виду госпожа Блаватская, так грубо обратившись к нему за столом. Он ответил: ";Доктор Вильд, ее поведение является частью моего обучения, и я полагаю, что во всех Соединенных Штатах не найдется другого человека, подвергающегося такому количеству постоянных оскорблений, которое приходится терпеть мне с ее стороны";.

В другом случае я сидел неподалеку от нее на ступеньках лестницы, ведущей в гостиную, когда она вдруг несколько раз что-то прокричала, при этом подпрыгивая. Я спросил ее, что все это значит, и она ответила: ";Они не оставляют меня в покое!"; А когда я задал вопрос: ";Кто не оставляет вас в покое?";, – она ответила: ";Эти Махатмы все время щиплют меня, чтобы привлечь мое внимание!"; Наконец, однажды, когда я находился в ее обществе с одной весьма утонченной и интересной женщиной, и эта дама спросила о ее взглядах на природу Иисуса Христа, она ответила: ";Мадам, я не имела чести быть знакомой с этим господином";.

Я делаю эти записи не ради праздного времяпрепровождения, но по той причине, что, как мне кажется, следует сделать известными ее вульгарность и богохульство. Ибо хотя она и знает кое-какие любопытные восточные оккультные секреты психического происхождения, тем не менее, мне всегда казалось удивительным, каким образом хоть сколько-нибудь разумный и образованный человек, будь то мужчина или женщина, может продолжать верить в то, что эта ненормальная женщина, которая так беспрестанно курит, является вдохновенным толкователем высочайших духовных секретов рода человеческого...

ГЕНРИ С. ОЛЬКОТТ [31]
Февраль-июль 1879, Бомбей, Индия

...17 января... мы отправились... в Ливерпуль после восхитительного двухнедельного пребывания в Англии среди наших добрых друзей и коллег... Следующий день мы провели в отеле ";Великий Запад"; в Ливерпуле, и в 5 часов пополудни под проливным дождем погрузились на ";Speke Hall";. Судно было грязным и неприбранным. Все это, вместе с ливнем, затхлым запахом дорожек и ковров в салоне и каютах, с отчаянным выражением на лицах сорока наших попутчиков-пассажиров, в равной степени внесло вклад в возникшее у нас отвращение.

Это было плохим предзнаменованием для нашего продолжительного вояжа в Индию...

...Е.П.Б. тем временем вносила в наше путешествие оживление для слуг и попутчиков-пассажиров, которые, за парой исключений, были шокированы ее способом выражаться и возмущены ее религиозной неортодоксальностью... Когда корабль сильно накренился под ударами огромных волн, Е.П.Б. ударилась о ножку обеденного стола и... получила жуткий синяк на колене. Ее положили в каюте из-за этого ушиба колена...

Со скоростью от 250 до 300 миль в день мы преодолели Средиземное море через Гибралтар, Алжир, Мальту... 2 февраля мы добрались до Порт-Саида [Египет]... и затем... два дня и две ночи провели в Суэцком канале. Наконец, мы вошли в Красное море, и начался третий, последний, этап нашего морского паломничества к Земле Обетованной...

В ту ночь луна как будто вымостила серебром воды Суэцкого пролива, и мы чувствовали себя так, словно плывем по морю во сне. До 12-го числа не происходило ничего особенного, а потом лопнула труба в котельной, и нам пришлось сделать остановку для ремонта... 15 февраля днем мы были всего в 160 милях от огней Бомбея, и на следующее утро мы вошли в бухту Бомбея... Еще до восхода солнца я поднялся на палубу... корабль шел под парами к месту якорной стоянки, а я наслаждался красотой развернувшейся передо мной панорамы бухты. Впереди находился остров Элефанта, первое место, которое мы попросили нам показать, ибо оно было живым и типичным представителем древней Азии... Увы! Как только мы повернули к мысу Малабар Хилл, мечта быстро растаяла. Индия, которую мы увидели, состояла из богатых бунгало, утопавших в роскоши английских садов-цветников, вокруг которых можно было видеть все признаки достатка, полученного вследствие иностранной коммерции...

Едва корабль бросил якорь, как на борт взошли три индийца, которые разыскивали нас. Все они казались незнакомыми, но, когда они назвали свои имена, я раскрыл объятья и прижал их к своей груди... Мы отправились к берегу... в их лодке и высадились в Гавани Аполлона. Первое, что я сделал, ступив на землю, – упал на колени и поцеловал гранитную ступень – это был инстинктивный акт поклонения.

...Полуденное бомбейское солнце в середине февраля – это сюрприз для приехавшего с запада человека, и мы имели прекрасную возможность ощутить на себе всю его силу до прибытия мистера Харричанда...

Улицы Бомбея очаровали нас характерным восточным колоритом. Высокие жилые дома, отделанные стукко [разновидность штукатурного гипса], радующие глаз пестрые одеяния азиатского населения, чудные средства передвижения – все эти яркие впечатления наполнили нас восхищением...

Перед отъездом из Нью-Йорка я написал Харричанду письмо с просьбой снять для нас небольшой чистый дом в индийском квартале... Нас отвезли в дом на... Гиргаум Бэк Роуд, который располагался в сравнительно отдаленном месте, и его стеклянная крыша вплотную подходила к фото студии... Кокосовые пальмы склоняли свои кроны над нашей крышей, и восхитительный аромат душистых индийских цветов ощущался повсюду; после отвратительного морского вояжа все это казалось похожим на рай. Дамы из семей наших друзей навестили Е.П.Б. И еще несколько джентльменов, индусов и парсов, присутствовали в нашей компании; но настоящая лавина посетителей началась на следующее утро...

На ";Speke Hall"; мы познакомились с мистером Россом Скоттом, весьма благородным джентльменом и ирландцем в наилучшем смысле этого слова. Это знакомство впоследствии превратилось в продолжительную дружбу. Его долгие беседы с нами о восточной философии, в конце концов, привели к тому, что он вступил в наше Общество. Он навестил нас в первый же день после прибытия и стал причиной того, что Е.П.Б. произвела феномен, который оказался для меня совершенно новым. Они сидели рядом на софе, а мы с Харричандом стояли в центре помещения, и тогда Скотт укорил Е.П.Б. за ее очевидное намерение позволить ему уехать на север, чтобы приступить к своим официальным обязанностям, не дав ему ни малейшего доказательства наличия у людей психических способностей, о которых она так много говорила. Он ей очень нравился, и поэтому она согласилась удовлетворить его просьбу. ";Что я могу сделать для вас?"; – спросила она. Он взял платок, который она держала в руке, и, указывая на вышитое в углу имя ";Елена";, сказал: ";Сделайте так, чтобы это имя исчезло и вместо него появилось другое";. – ";Чье имя вы хотите?"; – поинтересовалась она. Посмотрев на нас (мы стояли в нескольких шагах от них), он указал на нашего хозяина: ";Пусть это будет Харричанд";. Услышав это, мы подошли к ним поближе и увидели следующее. Она велела Скотту крепко зажать в руке угол платка с вышивкой, а противоположный конец она взяла сама. Через минуту или около того она попросила его посмотреть. Он посмотрел, увидел, что требовавшаяся замена имен была произведена и имя ";Харричанд"; было вышито на том же месте точно таким же способом, и тогда в порыве волнения он выкрикнул: ";Ну и где теперь вся ваша физическая наука? Это опровергает умственные построения всех профессоров в мире!";

...17 февраля вечером проводился прием в фото студии, на котором присутствовало около 300 приглашенных друзей. Обычные обращения с добрыми пожеланиями в сопровождении цветов, подарков и розовой воды – и все это в нашу честь...

Мы сменили место жительства, приобрели мебель и другие необходимые вещи и 7 марта обосновались в небольшом домике на Гиргаум Бэк Роуд, 108, чтобы провести там следующие два года... Каждый вечер у нас происходил импровизированный прием, на котором обсуждались самые запутанные проблемы философии, метафизики и науки...

Толпа посетителей постоянно собиралась в нашем бунгало, и каждый вечер здесь допоздна обсуждались проблемы, связанные с религией... Мы были совершенно счастливы в нашем уединенном коттедже под кокосовыми пальмами... И под их тенистыми кронами мы неоднократно удостаивались личного посещения Махатм; их вдохновляющее присутствие придавало нам силы, достаточные для продолжения того пути, по которому мы шли...

15 июля Махатма Мория посетил меня во плоти в Бомбее, приехав при полном свете дня на лошади. Он попросил слугу позвать меня в переднюю комнату бунгало Е.П.Б. (она сама в это время находилась в другом бунгало, беседуя с посетителями). Он пришел, чтобы выразить мне свое недовольство тем, что я наделал в связи с ТО, и поскольку эта вина частично лежала также на Е.П.Б., он телеграфировал ей, чтобы она пришла, т.е. повернулся лицом и вытянул руку в направлении того места, где она находилась. Она вскоре поспешно пришла и, увидев его, упала на колени, выражая ему свое почтение. Мой и его голос слышали те, кто находился в соседнем бунгало, но видели его только я, Е.П.Б. и слуга14.

А.П. СИННЕТТ [32]
Декабрь 1879, Аллахабад, Индия

...О прибытии в Индию... полковника Олькотта и госпожи Блаватской было возвещено статьей в газете в несколько абзацев, в которой туманно говорилось о том, что госпожа Блаватская была удивительным человеком, связанным с современной разновидностью магии; кроме того, я видел ее огромную книгу ";Разоблаченная Изида";, которая, естественно, возбудила с моей стороны интерес к ее автору. В результате нескольких заметок, опубликованных в газете ";The Pioneer";, редактором которой я в то время являлся, возникла первая связь между нами. В соответствии с договоренностями, которые мы заключили по переписке этим летом, она в декабре 1879 года приехала в Аллахабад, чтобы посетить меня и мою жену в нашем зимнем доме, который там находился.

Я хорошо запомнил то утро, когда она должна была приехать, и я отправился на железнодорожную станцию для того, чтобы ее встретить. В то время поезда из Бомбея приходили в Аллахабад рано утром, и когда я доставил наших гостей домой, было как раз подходящее время для раннего завтрака. Если судить по ее последним письмам, то она, очевидно, опасалась того, чтобы у нас не сложилось о ней некоего идеального представления, которое жестоко потом разобьется о реальность, и она, невзирая на возможные последствия, изображала себя в них как грубого старого ";бегемота в женском обличье";, совершенно недостойного цивилизованного общества; но она делала это с таким живым юмором, что необходимая для этого интеллигентность, выдававшая ее с головой, более чем устраняла отрицательный эффект ее предупреждений. Ее грубые манеры, о которых нам так много говорили, не представляли собой ничего особенно страшного, хотя я помню, как однажды, когда визит длился уже неделю или две, на меня напали приступы смеха, когда полковник Олькотт серьезно заявил мне, что до сих пор госпожа ";весьма сильно себя сдерживала";. У моей жены и у меня не создалось такого впечатления о ней, кроме того, мы уже привыкли к тому, что ее беседы были всегда и неизменно более чем интересны...

Я хочу дать моим читателям представление о госпоже Блаватской, как я ее знал, и постараюсь сделать это как можно более полно, и я не побоюсь включить в эту картину и отрицательные оттенки тоже. Первый визит, который она нам нанесла, достиг полного успеха во всех отношениях. Ее вспыльчивость, временами доходившая до смешного, иногда приобретала форму раздражительности, и тогда она давала выход своему нетерпению, если что-то досаждало ей, в виде неистовых тирад, которые она произносила громким голосом, адресуя их полковнику Олькотту, который в то время находился на ранней стадии своего ученичества тому, о чем она иногда обыденно отзывалась как об ";оккультном деле";. Каждый, кто обладал хотя бы малейшей проницательностью, не мог не заметить, что ее грубые манеры и неуважение ко всем условностям были результатом осознанного восстания против обычаев рафинированного общества, а не признаком невежества или незнакомства с ними. Часто это восстание принимало весьма решительный характер, и она иногда расцвечивала свою речь разнообразными словечками и оборотами, одни из которых были остроумными и забавными, другие – излишне крепкими, от употребления коих все мы, скорее, предпочли бы посоветовать ей отказаться. Она определенно не обладала ни одним из внешних атрибутов, каких можно было бы ожидать у духовного пастыря...

Воспоминания, относящиеся к данному периоду, предоставляют мне широкий набор самых разнообразных портретов госпожи, сделанных в те моменты, когда как ее нервы, так и характер были в самых разных состояниях. Иногда она предстает разгоряченной и многословной, излишне громко выражающей свое мнение по поводу тех или иных персон, позволивших себе неверно отозваться о ней или об ее Обществе; в других случаях – спокойной и приветливой, ведущей длинные и интереснейшие повествования о древностях Мексики, Египта или Перу, проявляющей познания в самых разнообразных и мало связанных друг с другом областях и воспоминания об именах, местах и археологических теориях, с которыми ей приходилось иметь дело, что приводило ее слушателей в полное восхищение. И еще я помню, как она рассказывала анекдоты из прошлой своей жизни, о волшебных путешествиях или истории о русских людях, которые преподносились с такой живостью, точностью и завершенностью, что это вызывало у присутствующих неописуемый восторг...

Я уже много говорил об ее импульсивности и неразборчивости в выборе слов и манер, и о том, что она могла вести разговоры часами, если ей это позволяли, о таких пустяках, на которые человек с более флегматичным (не говоря уже о более философском) складом ума вообще вряд ли обратил бы внимание. Но не следует забывать, что почти каждый раз обращение к ее интеллекту философа немедленно переключало течение ее мыслей в другое русло, и тогда точно так же часами она могла открывать перед любым благодарным слушателем свои бесконечные запасы сведений о восточной религии и мифологии, о тонкой метафизике индуистского и буддийского символизма или о самой эзотерической доктрине...

Описание жизни госпожи Блаватской в Индии, конечно же, неразрывно связано с историей Теософского общества, на которое она тратила прямо или косвенно всю свою энергию; и косвенно лишь в том виде, что в этот период ей приходилось выполнять кое-какую литературную работу для русских журналов, чтобы заработать на жизнь себе и пополнить те скудные ресурсы, на которые содержалась штаб-квартира Общества.

Ежемесячный журнал ";The Theosophist";, посвященный оккультным исследованиям, который она поставила на ноги осенью первого года своего пребывания в Индии, с самого начала стал приносить кое-какие деньги и, в конце концов, даже некоторую прибыль. Однако надо помнить о том, что все управление им проводилось лишь на добровольные пожертвования, а всю работу во всех отделениях выполняла небольшая команда теософов, размещавшаяся в штаб-квартире.

И, тем не менее, все это время недобрые критики этого движения в своих статьях то и дело принимались доказывать, что основатели имеют неплохой бизнес, принимая ";пожертвования за посвящение";, и живут при этом на дань, взимаемую с верующих, хотя на самом деле госпожа Блаватская с утра до вечера не вставала из-за письменного стола, работая, как невольник, над статьями для русских журналов. Она писала их с единственной целью – получить хоть какой-нибудь доход, который составлял значительную долю средств, необходимых на содержание штаб-квартиры и на поддержку движения, и намного превышал собственные деньги Общества...

Именно через... знакомство с госпожой Блаватской я приобрел некоторый опыт, связанный с оккультизмом... Первый вопрос, ответ на который мне был необходим, – это действительно ли госпожа Блаватская обладала, как я слышал, способностью производить феномены...

...Во время ее первого визита в мой дом у госпожи Блаватской появилась возможность продемонстрировать, что стуки, вроде тех, что спиритуалисты приписывают духам, можно производить по собственной воле...

Спиритуалистам известно, что если группу людей усадить вокруг стола и попросить их положить руки на стол, то в присутствии медиума они смогут вместе услышать несильные постукивания, которые отвечают на вопросы и могут передавать по буквам послания. Более обширный круг людей, не верящих в спиритуализм, полагает, что те миллионы, которые в него верят, становятся жертвами обмана. Должно быть, иногда им бывает довольно трудно объяснить столь широкое распространение данной иллюзии, но они считают приемлемой любую теорию, кроме той, которая допускает возможность общения умерших людей; или, если они придерживаются научной точки зрения, что какой-нибудь физический эффект, даже совершенно незначительный, может быть произведен без наличия физической причины. Таким людям должны понравиться те объяснения, которые я здесь привожу, стремясь, как и они, доказать, что теория всеобщего самообмана в связи со стуками духов... не является единственным способом, которым можно примирить факты, утверждаемые спиритуализмом, с неприемлемостью гипотезы о духах в качестве объяснения.

Так вот, я вскоре обнаружил, что эти стуки за столом, где сидит госпожа Блаватская с целью получения подобных результатов, не только возникают постоянно, но и что все допустимые гипотезы об обмане в данном эксперименте быстро опровергаются сравнительным анализом различных способов, которыми он проводился. Во-первых, не было ни малейшей необходимости, чтобы за столом сидели другие люди. Мы работали за любым столом, при любых обстоятельствах, а также вообще без стола. С равным успехом использовались оконные стекла, стены, дверь или любой другой предмет, который мог издавать звук от удара. Оказалось, что очень удобным инструментом является слегка приоткрытая стеклянная дверь, поскольку при этом было можно стоять напротив госпожи Блаватской, наблюдая за ее руками (или рукой), на которых не было никаких колец, неподвижно лежащими на дверной раме, и отчетливо слышать негромкие щелчки, похожие на постукивания кончиком карандаша, или на звук, возникающий при проскакивании электрических искр с одного шарика электрической машины на другой. Другой весьма хороший способ получить стуки, который мы часто использовали по вечерам, был такой: мы ставили большой стеклянный колпак от часов на каминный коврик и просили госпожу Блаватскую, чтобы она, сняв с рук все кольца, села так, чтобы ее одежда не касалась колпака, и положила на него руки. Поставив на полу напротив нее лампу и усевшись на коврик, можно было наблюдать за ладонями ее рук, лежащих на стеклянной поверхности, – и даже при таких совершенно удовлетворительных условиях стуки могли производиться ясно и отчетливо благодаря звонкому стеклу колпака.

Объяснить точно, как именно производились эти стуки, – это уже задача госпожи Блаватской... Но тот факт, что эти стуки определенно подчинялись силе воли, был доказан вне всякого сомнения следующим способом: при работе с оконным стеклом или с колпаком от часов я просил выстучать имя по буквам, выбирая имя произвольно. Затем я называл по буквам алфавит, и на нужной букве раздавался стук. Или я заказывал определенное количество стуков, и их раздавалось ровно столько, сколько нужно. Или серию стуков в какой-нибудь определенной ритмической последовательности – и это происходило. И это было еще не всё. Иногда госпожа Блаватская клала руки (или только одну руку) на чью-нибудь голову и производила стуки, которые можно было услышать при определенной концентрации; они были ощутимы для самого человека, до которого дотрагивались, который чувствовал каждый маленький ударчик точно так же, как если бы на него попадали искры от электрической машины.

На более позднем этапе моих исследований я смог получить эти стуки при еще более простых условиях, чем эти, – а именно вообще без контакта между предметом, с помощью которого они производились, и руками госпожи Блаватской... Госпожа Блаватская производила эти стуки с помощью маленького столика, установленного посреди внимательно прислушивавшейся компании, и при этом никто к нему не прикасался. Для начала она как бы заряжала его, оказав на него некое воздействие прикосновением рук на несколько мгновений, а потом держала их на расстоянии примерно фута, делая при этом месмерические пассы, после каждого из которых столик издавал знакомый звук. Это проделывалось не только в нашем доме и не только с нашим столиком. То же самое проводилось в домах наших друзей, при посещении которых госпожа Блаватская нас сопровождала. При дальнейшем развитии вышеописанного эксперимента было обнаружено, что несколько человек могут почувствовать один и тот же стук одновременно. Четверо или пятеро участников эксперимента клали свои руки одна на другую на столе; затем госпожа Блаватская накладывала сверху на эту пирамиду свои руки. При этом ток (или что бы это ни было), проходивший через все руки, вызывал звук, который проявлялся в виде стука на поверхности стола под руками, – и его чувствовали все одновременно. Каждый из тех, кто участвовал в создании пирамиды из рук, должно быть, понимал, что... выдвигаемые... скептиками гипотезы о... том, что эффект стука производится посредством ногтей на пальцах госпожи Блаватской или щелканьем суставов, были достаточно глупыми... Эти стуки... дали мне полную уверенность в том, что она обладала определенными способностями анормального характера...

АНОНИМ [33]

Май 1880, борт судна, направлявшегося из Бомбея, Индия, в Коломбо, Цейлон

В начале мая 1880 года я приобрел билет из Бомбея в Коломбо, Цейлон, на один из удобных маленьких пароходов Британско-Индийской компании. В течение этой поездки я развлекался, наблюдая, как эта пожилая дама [госпожа Блаватская] портила жизнь первому помощнику капитана этого судна. Это был грузный, грубоватый, неуклюжий шотландец с косматыми рыжими усами и бакенбардами и врожденной ненавистью ко всему, что хотя бы немного отличалось от веры, которую исповедовала его собственная пресвитерианская церковь.

С первого же часа после отхода из Бомбея первый помощник начал пререкаться с госпожой Блаватской, затеял с ней спор и, в конце концов, открыто заявил, что полагает, что именно она является единственной дочерью Отца лжи, добавив, что он молит небеса, чтобы корабль, на борту которого находится столь безбожная персона, смог бы дойти до порта без несчастья. Что касается его самого, то он в этом сильно сомневается, но молит Бога, чтобы он уберег их. Подобные высказывания со стороны моряка вызывали у пожилой дамы лишь раскаты смеха. Наконец однажды вечером... после обеда она сказала ему, что устала от его дубоголового неверия в ее способности заставлять законы природы помогать ей при выполнении того, что ему так нравилось называть цирковыми трюками, и что она намеревается приучить его немедленно, прямо на этом месте, держать свой язык за зубами. ";Очень хорошо, миссис, сделайте это, если сможете. Я даже уверен, что у вас и впрямь что-нибудь получится";, – ответил он с усмешкой.

";У вас в кармане найдется платок?"; – спросила она. Он расстегнул китель и подал ей свой платок – простой хлопковый платок с голубой каемкой. Госпожа Блаватская бросила его на стол перед собой, отодвинула тарелку, чашку с кофе и стаканы и придвинула свой стул как можно ближе к столу. Я сидел прямо напротив нее и наблюдал с большим интересом, как, впрочем, и все остальные, а первый помощник смотрел на все это, находясь примерно в футе от стола, с весьма презрительной усмешкой на грубом лице.

Очистив пространство перед собой, она поставила локти на край стола, взяла платок и принялась скручивать его как можно туже, делая что-то вроде палочки. Сделав это, она стала стискивать его в кулаках, пока ее лицо не сделалось почти красным, а затем багровым. На лбу у нее выступил пот и побежал по щекам, но она стискивала платок все крепче и крепче, при этом плотно зажмурив глаза, и мы увидели на ее лице выражение боли, а затем красный цвет с ее лица стал постепенно пропадать, и лицо сделалось иссиня-черным, как у трупа. Я полагаю, все это продолжалось минуты две, не более того, а затем она разжала руки и закашлялась, словно ее горло пересохло от жажды. Полковник Олькотт подал нам знак сохранять тишину, и через мгновение она открыла глаза, и слабый румянец снова окрасил ее лицо. Она попыталась что-то сказать, но смогла лишь прошептать: ";Отдайте это ему";, – указывая на платок.

Его подали шотландцу, который выглядел слегка обеспокоенным, разворачивая его, и совершенно остолбенел, когда увидел там в центре платка свою собственную монограмму, вышитую белым шелком самым изысканным способом, в ободке светло-голубого цвета, точно такого же, как окрашенная каемка платка. Диаметр круга был примерно около двух дюймов.

Несколько секунд первый помощник внимательно рассматривал монограмму, затем бросил взгляд на бледную, но торжествующую пожилую даму, которая глядела на него сверкающими глазами, затем изрыгнул страшное ругательство, и удалился в свою каюту на передней палубе. В течение всего остального плавания он и близко к ней не подходил, не разговаривал с ней, не садился за стол, если за ним находилась она, и единственное, что он сказал обо всем этом, – что он все же надеется, что провидение позволит судну благополучно дойти до Цейлона.

ГЕНРИ С. ОЛЬКОТТ [34]
Май-июль 1880, Цейлон

Было принято решение о визите на Цейлон, о важности и срочности которого так долго говорили священнослужители и прихожане буддийского сообщества, и мы занялись приготовлениями...

7 мая, когда все было готово, мы взошли на борт небольшого парохода Британско-Индийской компании, направлявшегося на Цейлон. Группа состояла из двоих основателей, мистера Эдварда Уимбриджа, Дамодара К.Маваланкара и других...

Мы отдали якорь в бухте Коломбо утром 16 мая, и через некоторое время подошла большая лодка, в которой находились Мохоттиватте Гунананда, буддийский проповедник, Джон Роберт де Сильва и несколько священнослужителей пониже рангом... Мы увидели знаменитого Мохоттиватте, который излучал абсолютную уверенность в себе и просвещенность, монаха среднего возраста, выбритого, довольно высокого роста, с живым взглядом, очень большим ртом... это был самый блестящий буддийский проповедник-полемист на острове, гроза христианских миссионеров... Е.П.Б. выслала ему из Нью-Йорка подарочный экземпляр ";Разоблаченной Изиды";, и он перевел те части из книги, где она описывает феномены, свидетелем которых была в своих путешествиях. Он особенно сердечно приветствовал нас. Он попросил нас следовать на этом пароходе до Галле, где были сделаны необходимые приготовления для нашего приема; а сам он тем же вечером отбывал туда на поезде...

17 мая еще до темноты мы были уже около Галле... Разразился муссон, был жуткий ветер и дождь, но вид открывался настолько прелестный, что мы остались на палубе, чтобы им насладиться.

Прекрасный залив: на севере – покрытый зеленью мыс, о который бился прибой, пенными потоками взметаясь высоко на скалистый берег; длинная дуга песчаного пляжа, позади которого, почти скрытые океаном зеленых пальм, – бунгало с черепичными крышами; старая крепость, таможня, маяк, пристань и угольные сараи – на юге, а на востоке – волнующееся море с полосой скал и рифов, которая отделяла его от бухты. Вдали на суше виднелся Пик Адама и соседствующие с ним горы.

После завтрака, когда шторм поутих, мы сели в большую лодку, украшенную пальмовыми ветвями и гирляндами ярких цветов, к нам присоединились местные буддийские лидеры. На пристани и берегу нас ожидала огромная толпа... От ступеней пристани до дороги, где были приготовлены кареты, для нас было постлано белое полотнище, и в знак приветствия нам махали тысячами флагов. Множество людей плотно окружило наши кареты, и процессия направилась к месту, предназначенному для нашего пребывания, – к дому мистера Виджератне... По всему пути дороги были переполнены народом, и поэтому продвигались мы очень медленно... На пороге дома нас приветствовали и благословили три верховных священнослужителя... Затем был официальный прием и неисчислимое количество представлений; при этом простые люди толпились в каждом проходе, протискивались в каждую дверь и смотрели на нас через каждое окно. Так продолжалось весь день... Наши хозяева оказывали нам всевозможные знаки внимания...

Монахи, которые читали... отрывки из книги Е.П.Б. в переводе Мохоттиватте, настояли на том, чтобы она проявила свои способности, и мистер Виджератне, узнав о феномене с платком на борту судна, попросил повторить его для себя. Она проделала это, а потом еще раз для доктора Диаса, каждый раз заставляя исчезнуть с платка свое собственное вышитое имя и заменяя его их именами... Возбуждение, естественно, приняло просто горячечный характер и дошло до кульминации, когда она заставила некие волшебные колокола издавать резкие звуки в воздухе у потолка и на веранде. Мне пришлось по просьбе собравшейся толпы обратиться к ней дважды в течение дня с импровизированными речами...

Весь день наши комнаты были забиты посетителями. Не было конца метафизическим дискуссиям со старым верховным священнослужителем Булатгамой Суманатиссой... Старый Булатгама был особенно настойчивым собеседником, очень многоречивым и очень добрым. Среди всего остального обсуждалась также и тема психических способностей. Е.П.Б., относившаяся к старому священнослужителю с большой симпатией, заставляла звонить колокола в воздухе (издававшие низкий звук, похожий на удары по громадному рельсу), вызывала спиритические стуки, заставляла дрожать и двигаться огромный обеденный стол и т.п., к удивлению всей аудитории...

В стране цветов и великолепной тропической растительности, под улыбающимися небесами, вдоль дорог, скрытых в тени пальмовых деревьев... люди не знали, как нас ублажить, – ничто не казалось им достаточно хорошим; мы были первыми белыми приверженцами их буддийской религии, говорившими о ее величии и о блаженстве тех, кто сделал ее основой своей жизни, перед лицом христианских миссионеров, нападающих и возводящих клевету на них.

25 мая Е.П.Б. и я приняли Панча Шила от досточтимого Булатгамы в храме Раманья Никайя... и были официально признаны буддистами... Сами-то мы провозгласили себя буддистами задолго до этого, еще в Америке, как перед собой, так и перед обществом, так что эта церемония была лишь официальным подтверждением нашего вероисповедания... Е.П.Б. встала на колени перед огромной статуей Будды, и я вместе с нею. У нас было множество проблем с пониманием слов из языка пали, которые мы должны были повторять за старым монахом... Здесь также присутствовала огромная толпа, которая откликалась на слова священнослужителя сразу после нас и сохраняла мертвое безмолвие в то время, пока мы осмысливали незнакомые нам фразы. Когда мы завершили последнюю из Шила и по обычаю возложили цветы, прокатился мощный крик, заставивший вздрогнуть наши нервы, и народ не мог успокоиться в течение некоторого времени, чтобы послушать краткую речь, которую я произнес по просьбе верховного священнослужителя...

На следующее утро мы начали путешествие на север... Когда мы покидали город, почти все буддийское население Галле вышло проводить нас, оглашая воздух приветственными криками...

В Панадуре... нас разместили в доме, где были маленькие спальные комнаты, выходившие на веранду, которая тянулась во все стороны, а посредине дома находился небольшой холл. Ванных не было... В окнах были только деревянные ставни, и когда их в дневное время закрывали, в комнатах становилось темно. Е.П.Б. жила в одной из комнат с южной стороны. Она хотела помыться, и поскольку других мест для этого не было, я распорядился, чтобы ванну поставили прямо в ее комнате. Так как при закрытых ставнях она оказалась бы в кромешной тьме, я прикрепил большой мягкий матрас к краям ставней, оставив их открытыми, и она занялась своим туалетом. Мы, все остальные, сидели за углом, на другой веранде, и вели легкую беседу. Вдруг я услышал, как меня громко позвали по имени. Я вскочил и побежал узнать, в чем дело. В этот момент я застал двух сингальских женщин, которые осторожно выползали из-под края матраса, а Старая леди проклинала их самыми последними словами. Услышав мой голос, она пожаловалась, что эти недостойные, стремясь удовлетворить свое любопытство, протиснулись под матрас, и когда она случайно повернула голову, то увидела, что они стоят прямо возле окна, безмолвно наблюдая за ее омовением. Свое негодование она выражала столь трагически, что, выпроваживая непрошеных гостей, я не мог не рассмеяться от всего сердца. Бедные женщины! Они не имели в виду ничего плохого...

9 июня мы выехали поездом в Канди и после полуторачасового путешествия по одной из наиболее живописных местностей в мира прибыли в 7 часов вечера на место. На станции... нас встретила делегация кандийских верховных [священнослужителей] вместе с привычной уже толпой. До места жительства нас сопровождала громадная процессия, которая несла ярко пылавшие факелы и издавала пронзительные звуки с помощью тамтамов и местных инструментов типа труб. К нам обратились с двумя речами – от имени представительства верховных священнослужителей и от сообщества буддистов... связанного с храмом священного зуба Будды, Далада Малигава... В 2 часа [на следующий день] мы отправились в храм, где я прочитал лекцию... Утром 14 июня нам была оказана необыкновенная честь: нам позволили посетить специальный показ реликвии – зуба Будды. Он хранится в отдельной башне, вход в которую защищен толстой дверью, обитой железом и запертой на четыре громадных замка... Реликвия имеет размер примерно с зуб крокодила, она лежит на сплетенной из золотой проволоки подставке, которая поднимается из цветка лотоса, изготовленного из того же металла, и она весьма заметно потеряла свой цвет от времени. Если, конечно, она настоящая, то ее возраст насчитывает не менее 25 столетий...

По возвращении домой один образованный сингалец из сопровождавших нас людей очень стремился узнать мнение Е.П.Б. относительно подлинности реликвии: является она или нет настоящим зубом Будды? Это был хороший вопрос, особенно если принять во внимание его щекотливость... Шутливый ответ Е.П.Б. задавшим этот вопрос был таков: ";Конечно же, это его зуб; тот самый, который он имел, будучи рожденным тигром...";

В 2 часа дня мы сели на поезд до Коломбо. Затем мы проследовали до Бентоты... Поездка была восхитительной – и по железной дороге, которая тянулась вдоль морского побережья, временами чуть ли не задевая прибой, и по обычной дороге, окаймленной рядами пальм... В Бентоте для нас был организован королевский прием. Там была процессия длиной, по крайней мере, в милю и... около 10 миль украшений вдоль дорог и аллей... Я читал лекцию, стоя в огромном разукрашенном павильоне... Мы провели ночь в бунгало для путешественников, принадлежавшем государству. Все мы согласились, что никогда прежде не видели в тропиках столь замечательного дома. Высокие потолки, крыша из красной черепицы, толстые и прохладные стены из красного кирпича, на задней стороне дома – широкая веранда, нависшая над скалистым берегом моря, комнаты, по меньшей мере, в 30 квадратных футов, в которые день и ночь морской бриз приносил свежий воздух, место для купаний на пляже, изобилие цветов... Е.П.Б. заявила, что не прочь провести здесь целый год...

Наконец, мы возвратились в Галле... 12 июля стал нашим последним днем на острове Цейлон. 13-го прибыл наш пароход, и в 2 часа мы поднялись на борт, оставляя позади немало плачущих друзей, и унося с собой множество воспоминаний о настоящей доброте, бескорыстной помощи, прекрасных путешествиях, оптимистически настроенных толпах людей и о непривычных переживаниях.

АНАГАРИКА ДХАРМАПАЛА [35]
Июль 1880, Коломбо, Цейлон

Когда мне было 10 лет, я однажды присутствовал на большом состязании, которое проходило в помещении храма, находившегося в 16 километрах от Коломбо (Цейлон), где христиане, с одной стороны, и буддист Мохоттиватте Гунананда – с другой, проводили дискуссию относительно истин своих уважаемых религий... Тысячи людей пришли из самых отдаленных районов острова, чтобы стать слушателями этого знаменитого состязания. Мохоттиватте Гунананда прочитал проповедь, а досточтимый Сумангала снабдил его для этого необходимыми научными и справочными материалами. Состязание продолжалось три дня.

Доктор Дж. М. Пиблс, американский спиритуалист, посетивший Коломбо в это время, достал отчет на английском языке об этой дискуссии между буддистами и христианами и по возвращении в США показал его полковнику Олькотту и госпоже Блаватской, которые в 1875 году организовали в Нью-Йорке Теософское общество. Это произвело на них сильное впечатление, они написали Гунананде и Сумангале о том, что в интересах создания всемирного братства они недавно организовали Общество, вдохновляемое восточной философией, и о том, что они посетят Цейлон, чтобы оказать помощь буддистам. Письма от полковника Олькотта и госпожи Блаватской были переведены на сингальский язык и широко распространены.

Я почувствовал сердечную теплоту по отношению к этим двум незнакомым мне людям, таким далеким и все же таким мне симпатичным, и принял решение присоединиться к ним, когда они приедут на Цейлон.

Они действительно посетили Коломбо через несколько лет, когда мне было шестнадцать. Буддисты встречали их по-королевски. Я помню, как ходил приветствовать их. В тот момент, когда я коснулся их рук, мое сердце переполнилось радостью. Стремление к всемирному братству, к полной самоотдаче ради человечества затронуло струны в моей душе. Я стал читать их журнал... Прогуливаясь среди садов, заросших душистыми цветами, или вдоль берега, в тени тика и кокосовых пальм, я предавался размышлениям о беседах, которые были у меня с этими двумя теософами... Я принял решение не запутываться в сети мирских желаний. Отныне я решил посвятить свою жизнь благополучию других. Как именно я должен претворять в жизнь свое решение, я не знал, но чувствовал, что этот путь можно отыскать в трудах госпожи Блаватской.

Продолжение 4 следует ...