Русские народные сказки и былины загадывают немало загадок нам, сегодняшним? Кто же на самом деле были “33 богатыря”, упоминаемые в написанных А.С. Пушкиным по мотивам северных сказок, стихах? И чем же на самом деле являлся “остров Буян” в народном представлении? И как русские сказки соотносятся с арийскими Ведами? Об этом и рассказывают ученые-этнографы, проделывая просто-таки детективную работу по поискам общих смыслов, разгадке символов. 

 

Так, остров Буян часто в народной поэзии связывался с “загробным миром”, “тем” светом. В сохранившихся заговорах кладбище или погост иногда называют “буевом”, и соотносят с тем местом, где хоронят умерших: “На мори на Кияни, на острови на Буяни, на камне на высоком стоит гробница, в гробе лежит красная девица...” А 33 богатыря русских сказок, жители Буяна, братья Царевны-Лебедь у Пушкина, тоже появляются в северных заговорах, собранных С. Жарниковой: “На море Океане, на острове Буяне лежат тридцать три мертвеца...” 

 

А почему же их именно 33 – не больше и не меньше? Тут имеет смысл обратиться к ведической мифологии, в которой именно такое количество древнейших богов и имеется – 11 небесных, 11 земных и 11 водных. В одном из гимнов Ригведы к богам Утра и Вечера обращаются так: “Сюда, о Насатьи, с трижды одиннадцатью” - то есть, со всеми обитателями мира Богов. 

 

В сказке Пушкина тоже намекается на то, что Буян – это совсем не земное место. Гвидон, княжащий там, может принимать любой облик, возвращаясь в царство Салтана, но не собственное обличье. У “навьих порождений” и духов умерших тоже нет своего облика, поэтому они принимали облики различных существ. Кстати, обычай ряжения на праздники, в которых почитались духи мертвых, тоже связан с такими представлениями – так, обязательными персонажами этого обряда были некие “предки” или “покойники”, “высокие старухи”, “чужаки”. При этом полагали – на ритуальном уровне – что душа человека, обряжающегося в покойника, чужака уходит в мир Нави, поэтому нельзя было “узнавать” надевшего такую личину человека, называть его истинное имя, а то душа поименованного рискует остаться на “том свете”, да и в целом общине принести большие беды. Что интересно, в сказке принявшего облик шмеля или комара Салтана тоже никто не “узнает” и даже не называют комара комаром – только “мошкой” или вообще “ею”. Так что ничто живое, что может перенести в мир живых хотя бы часть Нави, не может быть поименованно. 

 

Буян как аналог “того света” еще писывается как остров, где царит богатство и процветание, где даже “изоб нет, везде палаты”. Интересно, что в 20 веке этнографы записали подблюдную песню со строками: “За рекой мужики все богатые, они гребут деньги все лопатами”. Что интересно, песня эта считалась предвещающей смерть, а вовсе не богатство. 

 

Образы гостей-корабелов, курсирующих между островом Буяном и царством Салтана тоже вполне похожи на особых посредников между мирами Нави и Яви, упоминаемых в народных стихах. Известная поминальная песня Русского Севера, гласит: “на синем мори карабели плувут, как в том карабле да три ангела, как по морюшку, морю синему, рай душе, рай светлый”... То есть, в народном представлении корабли и море связывались с соединением двух миров.