Короткометражка обыгрывает библейский сюжет, рассказывающий о вкушении плодов с древа познания добра и зла.... Дедушка, кормящий рыбок и дружащий с голубями, молча выслушивает исповеди людей... И название отличное: "Не всерьез"!)
![]()
Отличная иллюстрация для повести Льва Толстого под символическим названием "Дьявол". В лексиконе иудейских дворняжек нет слова, описывающего притяжение двух людей, понятие "ЛЮБОВЬ" не доступно для их мировоззрения. Все по закону, по плану, по расписанию, по догмам. Только с ровней ты должен детей заводить и дела иметь, негоже высшему, брахманскому сословию до "неприкасаемых" опускаться! Повесть автобиографична, через образ Женечки Лев Толстой показывает свои нравственные искания. Природа берет верх над разумом. Лев Толстой пытается ее обуздать, переиграть, женится на равной себе - Соне Берс. Не тут-то было. Нет в Сонечке той живости, той изюминки, которая притягивает Льва Николаевича в крестьянке Аксинье. Повесть рассказывает о том, что страсть непреодолима и молодой граф объясняет все это проделками дьявола. Видит только один выход из сложившегося положения - убить одного из участников "недостойной" связи, только так можно остановить "преступление".... У повести две концовки, на выбор читателя: убийство крестьянки или самоубийство героя. Союз выходцев из разных сословий - это в уме молодого писателя не укладывается. Это нечто запредельное. То, чего не может быть, не должно....
"В середине этих забот случилось обстоятельство хотя и не важное, но в то время помучавшее Евгения. Он жил свою молодость, как живут все молодые, здоровые, неженатые люди, то есть имел сношения с разного рода женщинами. Он был не развратник, но и не был, как он сам себе говорил, монахом. А предавался этому только настолько, насколько это было необходимо для физического здоровья и умственной свободы, как он говорил. Началось это с шестнадцати лет. И до сих пор шло благополучно. Благополучно в том смысле, что он не предался разврату, не увлекся ни разу и не был ни разу болен. Была у него в Петербурге сначала швея, потом она испортилась, и он устроился иначе. И эта сторона была так обеспечена, что не смущала его.
Но вот в деревне он жил второй месяц и решительно не знал, как ему быть. Невольное воздержание начинало действовать на него дурно. Неужели ехать в город из-за этого? И куда? Как? Это одно тревожило Евгения Ивановича, а так как он был уверен, что это необходимо и что ему нужно, ему действительно становилось нужно, и он чувствовал, что он не свободен и что он против воли провожает каждую молодую женщину глазами.
Он считал нехорошим у себя в своей деревне сойтись с женщиной или девкой. Он знал по рассказам, что и отец его и дед в этом отношении совершенно отделились от других помещиков того времени и дома не заводили у себя никогда никаких шашен с крепостными, и решил, что этого он не сделает; но потом, все более и более чувствуя себя связанным и с ужасом представляя себе то, что с ним может быть в городишке, и сообразив, что теперь не крепостные, он решил, что можно и здесь. Только бы сделать это так, чтобы никто не знал, и не для разврата, а только для здоровья, так говорил он себе. И когда он решил это, ему стало еще беспокойнее; говоря с старостой, с мужиками, с столяром, он невольно наводил разговор на женщин, и, если разговор заходил о женщинах, то задерживал на этом.
На женщин же он приглядывался больше и больше.
III
Но решить дело самому с собой было одно, привести же его в исполнение было другое. Самому подойти к женщине невозможно. К какой? где? Надо через кого-нибудь, но к кому обратиться?
Случилось ему раз зайти напиться в лесную караулку. Сторожем был бывший охотник отца. Евгений Иванович разговорился с ним, и сторож стал рассказывать старинные истории про кутежи на охоте. И Евгению Ивановичу пришло в голову, что хорошо бы было здесь, в караулке или в лесу, устроить это. Он только не знал как, и возьмется ли за это старый Данила. «Может быть, он ужаснется от такого предложения, и я осрамлюсь, а может, очень просто согласится». Так он думал, слушая рассказы Данилы. Данила рассказывал, как они стояли в отъезжем поле у дьячихи и как Пряничникову он привел бабу.
«Можно»,— подумал Евгений.
— Ваш батюшка, царство небесное, этими глупостями не займался.
«Нельзя»,— подумал Евгений, но, чтобы исследовать, сказал:
— Как же ты такими делами нехорошими занимался?
— А что же тут худого? И она рада и мой Федор Захарыч довольны-предовольны. Мне рубль. Ведь как же и быть ему-то? Тоже живая кость. Чай вино пьет.
«Да, можно сказать»,— подумал Евгений и тотчас же приступил.
— А знаешь,— он почувствовал, как он багрово покраснел,— знаешь, Данила, я измучался. — Данила улыбнулся. — Я все-таки не монах — привык.
Он чувствовал, что глупо все, что он говорит, но радовался, потому что Данила одобрял.
— Что ж, вы бы давно сказали, это можно,— сказал он. — Вы только скажите какую.
— Ах, право, мне все равно. Ну, разумеется, чтоб не безобразная была и здоровая.
— Понял! — откусил Данила. Он подумал. — Ох, хороша штучка есть,— начал он. Опять Евгений покраснел. — Хороша штучка. Изволите видеть, выдали ее по осени,— Данила стал шептать,— а он ничего не может сделать. Ведь это на охотника что стоит.
Евгений сморщился даже от стыда.
— Нет, нет,— заговорил он. — Мне совсем не то нужно. Мне, напротив (что могло быть напротив?), мне, напротив, надо, чтобы только здоровая, да поменьше хлопот — солдатка или эдак...
— Знаю. Это, значит, Степаниду вам предоставить. Муж в городу, все равно как солдатка. А бабочка хорошая, чистая. Будете довольны. Я и то ей намесь говорю — пойди, а она...
— Ну, так когда же?
— Да хоть завтра. Я вот пойду за табаком и зайду, а в обед приходите сюда али за огород к бане. Никого нет. Да и в обед весь народ спит.(кстати, Лжедмитрия так и раскусили в Смутные времена, он кушал телятину, что на Руси было грехом и не спал после обеда!)
— Ну, хорошо.
Страшное волнение охватило Евгения, когда он поехал домой. «Что такое будет? Что такое крестьянка? Что-нибудь вдруг безобразное, ужасное. Нет, они красивы,— говорил он себе, вспоминая тех, на которых он заглядывался. — Но что я скажу, что я сделаю?»
Несчастный Женечка...Вернее, Лев Толстой. Лев Николаевич так до конца жизни и не решил эту проблему для себя. И на склоне лет он пишет в своем дневнике о том, что ДОЛЖЕН любить свою жену. По закону он обязан любить свою супругу. Но душа отказывается ее принимать.) Он так и не дорос до понимания того, что Любовь неуправляема разумом.
Пы. Сы. В комментариях к видео многие повторяют фразу из короткометражки "Ты бы не без дела, милая". Какая замечательная игра слов! Иностранцам не понять ее смысл.)