- Я придумала это на балконе, - сказала Татьяна, отхлебывая черного кофе, - Понимаешь, Петька орал, не переставая. У Гошки от стресса преждевременно наступил переходный возраст. Можно было запросто сойти с ума. Я курила на балконе и хотела умереть. А еще я представила себе, сколько таких как я по всей Москве. Несчастных баб. Может быть, как и я сейчас они стоят на балконе, нервно курят и думают о том, как бы им сигануть с этого балкона ласточкой.

Как ни странно, консультации для горемычных женщин стали пользоваться спросом. Не знаю, насколько танина трудовая деятельность согласовывается с законодательством, но мне на это наплевать. Я ведь не налоговый инспектор. Важнее, что тетки прут толпой, а это значит, что голодное детство ее пацанам не грозит.

Как справиться с мужем-тираном? Как бороться с собственным алкоголизмом? Как дать отпор похотливому начальнику и сохранить работу? Ответы на эти и другие вопросы она вначале раздавала на дому, а когда желающих стало больше, сняла комнату в каком-то Доме культуры на окраине. Сейчас ее мероприятия уже не нуждаются в рекламе. Сарафанное радио из числа бывших клиенток работает куда эффективней прочих средств массовой информации.

Каким образом она исцеляет женщин, оставалось для меня загадкой до тех пор, пока я сам не оказался на одном таком сеансе. Однажды Таня затеяла групповое лечение для женщин, оказавшихся в такой же ситуации, что и она когда-то. Тема звучала: "Мой муж - гей".

Нам с Кирычем предписывалось выступить в роли агнцев на заклание. Татьяна сочла, что ее клиенткам обязательно нужен пример положительного гомосексуала. Марк, с которым мы к тому времени уже съехались, был забракован ввиду его инфантильной внешности и чрезмерной экзальтации. По словам Тани, именно в таких субъектах жены мужеложцев и видят первейших врагов. По неведомым мне мотивам она чуть было не отмела и мою кандидатуру, но Кирыч, одобренный Таней к эксплуатации, наотрез отказался сдаваться гомофобкам в одиночку.

Увидев тетенек, я вначале испугался, что живым не выйду.

- Война миров! - шепнул я Кирычу, оглядев восемь женщин, сидевших перед нами полукругом, и улыбнулся как можно дружелюбнее.

Казалось, сейчас они нас схватят и с утробным урчанием разорвут на кровавые куски мяса. Для того чтобы получилась не бойня, а доверительная беседа, нам потребовались железные нервы, два часа и беспримерная откровенность.

- Как вы занимаетесь сексом? - спросила одна красавица с фиалковыми глазами и копной блестящих черных волос, глядя на которую страстью мог не загореться только евнух. Евнух или гей.

- Вот именно, скажите, кто из вас - мальчик, а кто - девочка? - призвала к ответу суровая толстуха.

Я вежливо сообщил о нецелесообразности подобного ролевого разграничения, хотя на языке вертелся ответ, который наверняка заинтересовал бы ее больше: похудела бы, милая, глядишь и супруг не вспомнил бы о подростковых сексуальных экспериментах. Впрочем, это звучало бы не по науке, которая гласит, что геями, как правило, не становятся, а рождаются.

Глядя, как мы вертимся, словно черти на сковородке, женщины потихоньку оттаяли, а допрос с пристрастием обернулся серией чистосердечных признаний.

- Я однажды своего в шутку спросила, не голубой ли он, - рассказывала толстуха про своего мужа - учителя биологии. - А знаете, мне что ответил?

- Что? - хором спросили мы. Наш с Кирычем интерес был совсем не дежурным. Таких историй в учебниках не найдешь.

- Чем я хуже Чайковского?