Мандельштам недаром не озаглавил своей «Оды». В державинском контексте русской лирической традиции над определением жанра этих стихов должно стоять одно слово – «Чёрт».

Работая над «Одой» и предупреждая грядущие ее линейные толкования, 20 января 1937 г. Мандельштам пишет стихотворение в четыре строки:

Как землю где-нибудь небесный камень будит,
Упал опальный стих, не знающий отца.
Неумолимое – находка для творца –
Не может быть другим, никто его не судит.

«Отец» с маленькой буквы – это то, как Гефест у Эсхила называет Зевса.

Поэту незачем было познавать «отца народов». Он сам был небесным камнем, будившим и землю, и своих современников. И в этом он честно повторил подвиг Прометея.

В русской литературе у него были предшественники: протопоп Аввакум, Радищев, Пушкин, Рылеев, Лермонтов, Галич, наконец, не раз цитируемый Мандельштамом в собственных его стихах автор «Слова о полку Игореве».

2003–2005

———

* В ноябре 1933 г. он написал еще одно антисталинское стихотворение: «Квартира тиха, как бумага». Помимо прочего, там есть четверостишие: «Пайковые книги читаю, / Пеньковые речи ловлю, / И грозные баюшки-баю / Кулацкому баю пою». Тут или Мандельштам описался (опечатался), или Надежда Яковлевна неверно запомнила. Надо: «…Кулацкому паю пою». (Такой вариант тоже есть.) Кулаки не были баями, своим черным трудом они кормили Россию.

ОТКЛИКИ В ФБ

Лев Тимофеев (16 марта 2016)
https://www.facebook.com/profile.php?id=100004640197961&fref=ts

Бахыт Кенжеев (3 апреля 2016):
https://www.facebook.com/bkenjeev?fref=ts

Леонид Баткин: Совершенно потрясен творением Андрея Чернова о «тайнописи» в гениальной поэзии Осипа Мандельштама. Он создал свой труд в сотрудничестве с замечательными друзьями, физиком (!) и лингвистом. Позволительно усомниться в некоторых наблюдениях и идеях Чернова, нет ли перебора в его расшифровке «темного стиля» Мандельштама. Усомниться вообще-то можно и нужно, думая, в чем угодно. Сам он тоже задается вопросом насчет перебора и считает, что нет, всё в самый раз. Но в любом случае это несравненно тоньше, чем известные внешне-академические рассуждения об «Оде» всеми нами почитаемого М.Л.Гаспарова, которые я всегда не принимал, но не мог бы вполне понять утверждение Бродского, что именно «Ода» самое гениальное стихотворение Мандельштама. А.Чернов взялся это раскрыть и доказать. Удивительны нити, протянутые им при поддержке друзей, между Мандельштамом — и Эсхилом , и Шекспиром, и Ветхим заветом. Разведите руками, но не смейте проходить мимо потрясающей работы.»Потрясающей» — одно из множества непереводимых русских слов от «трясти» — трясущих наше мышление. Почему же, черт побери (не ужасный мандельштамовский Чёрт-Сталин), я впервые узнал, благодаря ФБ, кто такой и в какую величину существует Андрей Чернов. Смотрите его труд в общем ФБ. Но нужно перенести его к себе на страницу, чтобы хранить и перечитывать.

ПОЛЕМИКА С ЛИТЕРАТУРОВЕДОМ ИРИНОЙ СУРАТ

ИС: Для общей картины приведу две цитаты: Ахматова: «О своих стихах, где он хвалит Сталина: «Мне хочется сказать не Сталин – Джугашвили» (1935?), он сказал мне: «Я теперь понимаю, что это была болезнь»». И еще одно, из Вяч. Вс. Иванова: «Пастернак мне говорил, что, когда после Воронежа Мандельштам приехал к нему доказывать, что он, Пастернак, недооценивает Сталина, тот производил впечатление умалишенного».

АЧ: Это классический случай, когда человек измеряет поступок другого своим аршином. И ничего не может понять в поступке. И интерпретирует в обратном значении. Да, была болезнь – «нашаманить», написать против тирана нид (хулительные стихи, которые скальдами обычно маскировались под драппу, хвалебную песню.).

Ахматова поняла по-своему. (А, может быть, и не по-твоему. Эта дневниковая запись амбивалентна. В ней не утверждается, что Мандельштам лизал сапоги Сталину.) Слова же Пастернака говорят только о давнем испуге писавшего («в другом случае им же было сказано: «Вы мне этих стихов не читали!») Он ничего не хочет слышать на эту опасную тему. «Недооценил Сталина», это, переводя с мандельштамовского, – не увидел в нем Сатанаила.

Так гости Фамусова приняли Чацкого за сумасшедшего. Кто первым пустил слух?.. Ну да, влюбленная в Молчалина Софья. Молчалинское поведение она понимает. Поведение Чацкого ее бесит. Потому что оно — вызов Софьиному мироустройству, продажной ее шкале ценностей.

Пастернак – не княгиня Марья Алексевна. Но у него с Мандельштамом разные начальные установки. И разные цели: Ахматова и Пастернак пытаются пройти мимо Сциллы и Харибды. Стараются выжить. А Мандельштам объявил тирану войну. И этого не понимали даже друзья-поэты. Как сегодня такой его самоубийственной позиции не могут понять друзья-литературоведы. Ну, например, ты.

И пока набоковско-пастернаковская парадигма «сумасшедший Мандельштам» не перевернется, мне ничего тебе не доказать. И аргументы будут отскакивать о броню инстинкта самосохранения и канон приличного поведения в обществе. Пусть и тоталитарном, но приличном. В том обществе, что Лермонтова объявило «тяжелым и неадекватным», а Чацкого и Чаадаева умалишенными.

А до того Радищева «бунтовщиком хуже Пугачева». И в наше уже время Рылеева «предшественником Нечаева» (Яков Гордин).

В изнаночном мире нормы мира лицевого оскорбительны для тех, кто научился приспосабливаться и вписываться, нашел свою относительно комфортную экологическую нишу. И называется это заговором изнасилованных. Кого не смог убить или растлить инфернальный режим сталинского СОСО-лизма, того он согнул. Деформации подверглась каждая личность, каждая душа. Матрицу той деформации мы, потомки выживших, до сих пор носим в себе.

Реклама