Ботанический сад МГУ («Аптекарский огород»), что на Проспекте Мира, скрылся за домами на зависть изощренному тайному агенту. Только от большой тоски праздный гость Москвы способен ненароком толкнуть заурядную дверь стеклянного трехэтажного торгового павильона, отделанного зелёными поперечными планками. Зато, даже черствые сердца смягчатся, когда в пяти метрах от входа в проеме им откроется скромная панорама: продолговатый прямоугольник пруда, обрамленный зеленью сада, упирающийся в изящный фасад здания оранжереи. У входа в райский уголок щеголеватый охранник спросит билет, а если денег нет, то можно просто постоять немного и подышать прохладой бесплатно, опомниться от чада и городской суеты.
Я абориген здешних мест, и сорок лет не срок для моей памяти. Детство и юность моей мамы, мое раннее детство, а позже и детство моей дочки, прошло под сенью этого сада. Древние красавцы дубы, дуплистая ива возле пруда, каштаны, клены – все те же. Спокойно наблюдают они за изменчивой жизнью у своих подножий. Увитая диким виноградом пергола в дальней аллее, по-прежнему покровительствует влюбленным. Старинные оранжереи отстояли свои дома и насельников, а череду ремонтов и реконструкций приняли, как справедливую плату за лучшую жизнь. Кустарники, травки и цветы, существа более зависимые и легкие на подъем, год за годом следуют командам своих временных ученых хозяев. Собственно, «аптекарский огород», не претерпел существенных изменений, но теперь его уже нельзя увидеть сквозь зеленую деревянную ограду, меланхолично протянутую вдоль Грохольского переулка. Вместо ограды, прихватив часть территории, вплотную друг к другу расположились новые одноэтажные строения, приватизировавшие вид на огородные грядки, оранжерею и свернувшуюся возле неё змеёй могучую лиственницу.
«Большие перемены» случились уже в 21-м веке. Однако, слава Богу, сад живет, вписываясь в изгибы времени, готовый подыграть вкусам теперешних управителей, во имя охраны собственных исконных прав – расти и цвести. Собственники сокровища разумны: в саду проводятся только камерные садово-парковые выставки и фестивали цветов, дабы обилие публики не загубило его.
В начале 20-х годов прошлого века семья моей мамы, поселилась в большой коммунальной квартире на третьем этаже трехэтажного доходного дома №24 по 1-й Мещанской улице (теперь Проспект Мира). Этот дом, с облегчением расставшийся с хлопотливым племенем жильцов, ветхим флигелем, пристройками и земляным двором, и теперь стоит напротив Ботанического сада, на углу Грохольского переулка. После осторожной реконструкции его нарядный фасад все ещё очень похож на себя в молодости. Для постороннего глаза незаметно, что дом «прибавил» себе этаж росту. Теперь его роскошные, отделанные мрамором, парадные подъезды превратились в неприступные приемные бизнес центра. Надменно встречают они заглянувшего в родные пенаты гражданина: лощеные администраторы и крепкие охранники с решимостью не пропустить, миловидные секретарши, покорно потупив взоры.
Три огромных окна нашей комнаты смотрели на выстроившиеся от угла Проспекта Мира вдоль противоположной стороны переулка столетние липы, крайняя из которых упиралась в красную кирпичную стену двухэтажного административного здания перед входом в сад. Летом могучие кроны деревьев почти закрывали от глаз деревянные строения, гуськом протянувшиеся по направлению к станции метро Ботанический сад (теперь Проспект Мира). Зимой же замысловатый тонкий узор ветвей позволял хорошо рассмотреть за липами фасад идиллического домика, а по утрам и бородатого дворника, стража места, степенно приводящего в идеальный порядок дорожку, ведущую к входу в сад. Перед деревянной калиткой, а это и был вход, стояла небольшая будочка, где продавались входные билеты, похожие на трамвайные. Летом за калитку иногда выносились для продажи одно, два ведерка свежесрезанных сезонных цветов, фантастических по тем временам ирисов, разноцветных георгин. Позже будка трансформировалась в небольшой стеклянный павильон, в окошке которого помимо билетов можно было купить цветы в горшках, случалось гортензии, а то и пальмы.
Непосредственно при входе в сад посетителей встречала большая лужайка, обсаженная нарядными бордюрными цветами. Детство привечает каждую былинку. Почему-то вспоминаются восхитительные шеренги малиновых львиных зевов. Когда росту в тебе три вершка все видится иначе – цветы так близко, рука тянется попросить «собачку» полаять, нежно прижать пухлые шелковистые губы цветка. Но сделать это невозможно, «нельзя». Зато можно ходить по дорожкам, а осенью на территории кленов, даже и по траве, собирая невообразимые шуршащие листья. Ещё можно открыть дверь оранжереи и внезапно окунуться во влажную атмосферу другого мира, не подозревающего о смене времен года. Основную площадь малой оранжереи, особенно любимой, занимал неглубокий овальный бассейн с золотыми рыбками и водяными растениями. Плававшие на поверхности воды огромные темно-зеленые, похожие на сковороды, листья Виктории регии так и манили покачаться на них.
Так случилось, что мы с малышкой дочкой вернулись в этот дом и сад, и её ножки бегали по тем же тихим дорожкам, как когда-то мои и мамины, а распахнутые глаза братски приветствовали многообразие мира растений. Цветущий в каменных недрах города сад, как артефакт, ободрял нас неизменным своим присутствием.