Три женщины
Первой просто бывало страшно заснуть одной,
И тогда он читал ей сказки из добрых книжек.
Отгоняя ночные страхи, берёг покой,
И когда она касалась его рукой,
В целом мире к нему никого не бывало ближе.
И она была нежной дочкой, преданною сестрой,
И едва холода тайком пробирались в душу,
Согревался ею, словно лесным костром
И рождался снова в обыденном и простом,
Но редчайшем её таланте - смотреть и слушать.
А Вторая его ироничным и цепким взяла умом.
Вся она была - сплошной цельнокройный мрамор.
И она о нём знала больше, чем он о себе самом,
Снисходя к нему чуть рассеянно, но при том,
Оставаясь пристрастной, как к старшему сыну - мама.
У неё был орлиный взгляд, изящный разлёт бровей,
Он дрожал под её рукой, как в преддверьи удара плетью.
С ней дышалось горше, безвыходней и больней,
Он порой был готов бросить всё и остаться с ней,
Он порой был почти готов... Но являлась Третья.
Но являлась Третья - и ставила мир вверх дном.
Он сходил с ума по щелчку её тонких пальцев.
И она поила его собою, как дорогим вином,
И две первых казались просто случайным сном,
Да и сам он себе казался канвой на пяльцах.
И являлась Третья, и с ней мог справиться он один;
И когда иссякали силы и блекли звёзды,
И она замирала во сне на его груди,
Он шептал бесконечное: слышишь, не уходи,
Вдруг ещё неделя, ещё минута - и будет поздно...
И когда она засыпала, в который раз,
Он смотрел, цепенел, не верил, и ждал развязки.
И с её лица улыбались обе, кого он спас.
На одну из них он так и не поднял глаз.
А другая, кажется, очень любила сказки...