«... Он во многом еще не открыт. Он - до сих пор тайна …
Почему так? Одно это стоит специального исследования.
Не будем забывать - уже в день смерти Лермонтова
раздались голоса, что этот поэт в развитии своего
таланта пошел бы дальше Пушкина».
Д.С. Лихачев из предисловия к книге «Лермонтов в жизни»
15 октября (3 октября по юлианскому календарю) исполнилось
205 лет со дня рождения Лермонтова. Если помните, в 2014-м
мы толком не смогли на государственном уровне отпраздновать
200-й юбилей поэта: Украина, войны, санкции - не до изящной
словесности. Но так получилось,что в России до сих пор и не
удалось отметить ни одну из знаковых лермонтовских дат.
Мистика какая-то.
Конечно, это всё удивительные совпадения, но старая
литературоведческая шутка о том, что Лермонтов проклял Россию,
перестает казаться смешной, когда начинаешь исследовать ход
событий. Потому что на самом деле Лермонтов и правда сделал
нашей стране одну очень плохую вещь: он умер очень молодым
и не дал нашей истории шанса измениться… Смотрите сами:
1864 - 50 лет со дня рождения
Волнения, вызванные кривой крестьянской реформой, бунты
в отдельных губерниях, наступление реакции… Юбилей поэта
-вольнодумца был сочтен несвоевременным.
1891 - 50 лет со дня смерти
Страшный неурожай в Поволжье и Нечерноземье, к осени
начинаются голод и вызванная им эпидемия тифа, затронувшие
четверть населения империи. Бунты и экономический
кризис. Какой тут Михаил Юрьевич?
1914 - 100 лет со дня рождения.
Начало Первой мировой войны.
1941 - 100 лет со дня смерти.
Начало Великой Отечественной войны.
1964 - 150 лет со дня рождения
Наконец решено отметить событие рядом торжественных
мероприятий, концертов и прочим. Не получилось. Аккурат за
пару дней до юбилея происходит государственный переворот.
Смещают Хрущева, ставят Брежнева, спешно меняют
внутреннюю и внешнюю политику. Все в нервной панике и
опасливых предчувствиях. Торжества отменены
или проходят незамеченными.
1991 - 150 лет со дня смерти. Развал СССР.
«Собаке - собачья смерть!»
Да, именно так выразился император Николай Первый, узнав
о гибели Лермонтова на дуэли. Справедливости ради отметим,
что столь емко венценосец выразился в кругу исключительно
семейном и дружеском, тут же получил нагоняй от супруги,
после чего уже сделал официальное заявление на смерть
поэта-аристократа - политкорректное, высоко оценивающее
вклад Лермонтова в русскую культуру,
хотя и демонстративно сухое.
В том, что Лермонтов - гений (в смысле, в котором это понимали
тогда: человек, способный лирой увлечь за собой нацию), он,
как и большинство тогдашней элиты, не сомневался. И царь
считал личной обидой, что этот гений, вместо того чтобы
оттачивать духовные скрепы, крепить словом Русь, православие
и самодержавие, подкладывал под отечество такую мину,
которая могла бы разнести ко всем чертям
весь уклад здешней жизни.
В свое время много было неприятностей от Пушкина, но этот
веселый и страстный игрок словами был истинным французом
по духу: он нередко готов был продать серьезность за шутку,
обменять идею на красоту, а на сдачу прикупить пригоршню
анекдотов и щедро одаривать ими публику на светских раутах.
Пушкин был жизнелюбивым циником, и, если его очень уж
удручало то, что спустя век будет названо «свинцовыми мерзостями
русской жизни», он сплошь и рядом не выходил на борьбу, а
скрывался в мире фантазий и камерных радостей жизни.
То есть с Пушкиным, в общем, можно было иметь дело.
А вот с Лермонтовым - нельзя. Он от природы был мощнее своего
старшего собрата по перу, умнее, образованнее и ожесточеннее.
Возможно, этому способствовала и жизнь Михаила с юности.
Бабушка у него была барыня из знаменитого рода Столыпиных
и имела все основания не доверять людям. Ей муж изменял
всю жизнь. Единственного своего ребенка, дочку, красавицу и
дивную музыкантшу Машу, Елизавете Алексеевне пришлось
шестнадцатилетней выдать замуж за соседа Юрия Лермонтова,
происходившего из шотландского рода бардов и воинов. Его
предок еще в XVII веке приехал служить царю Алексею
Михайловичу, да и обрусел тут.
Это была не самая завидная партия, и жених Елизавете
Алексеевне не нравился, но дочь влюбилась в красивого соседа
так, что компрометировала себя безостановочно. Решили сыграть
свадьбу от греха подальше. Брак Маши оказался катастрофой.
Не успела она родить Мишу, как его отец обзавелся любовницами,
а когда Маша устроила супругу сцену с обвинениями, то избил ее.
Бабушка немедленно забрала к себе дочь и годовалого внука,
но было поздно: от переживаний и последствий побоев
Маша заболела и вскоре умерла.
Отныне Миша стал единственным светом в окошке для
Елизаветы Алексеевны. Ей было чуть больше сорока, но она
переоделась в старушечьи одежды, стала привирать про свой
возраст, добавляя себе добрый десяток лет, жаловалась на
старость и дряхлость. Отцу ребенка фактически не давали
к нему приближаться. Бабка сообщила, что если отец заберет
у нее Мишу или будет встречаться с ним без ее соизволения,
то она лишит мальчика наследства. Отцу пришлось подчиниться.
При всем своем самодурстве и властности Елизавета Алексеевна
не была ни садисткой, ни равнодушной барыней-рабовладелицей,
каковые водились тогда во множестве. И Лермонтову повезло
вырасти одним из немногих русских дворян без травматического
опыта насилия. Без опыта, который заставлял с детства поверить,
что есть люди стоящие, а есть ненастоящие, с коими можно
говорить лишь языком кнута и пряника, ибо они неразумные
дети и почти скот по природе своей.
К четырнадцати Мишиным годам даже любящий бабушкин взгляд
не мог не видеть очевидного: он вырос в крепкого, коренастого
и демонстративно здорового подростка. Заботясь о будущем внука,
бабушка оторвала его от сердца и отправила сперва в хороший
пансион, а потом и в Московский университет.
Вот эпитеты, которыми награждали Лермонтова современники:
дерзкий, мрачный, угрюмый, гордый, жестокий, насмешливый,
презрительный, резкий, нелюбезный, молчаливый. И, видимо,
они полностью соответствовали действительности.
Михаил видел, что в самых высших сферах чины и деньги
значат больше чести и достоинства; что откровенный подлец
будет охотно принят в обществе; что дамы ценят в кавалерах
стройные ноги и пышные усы куда больше, чем ум и благородство;
что священники представляют собой жадную стаю толстобрюхих
и невежественных лицемеров...
В общем, юному Мише было на что посмотреть. И разочарование
- глобальное, разъедающее душу - не заставило себя ждать. Он
уже давно пишет стихи, необычно сильные для такого возраста,
и то и дело в них всплывает уверенность в том, что выжить в
этом уродливом мире взрослых молодой поэт не сможет. Он
абсолютно уверен, что в будущем его ждут трагедии: ссылки,
аресты, противостояние властям.
 [760x220]
Послушай! Вспомни обо мне,
Когда, законом осужденный,
В чужой я буду стороне -
Изгнанник мрачный и презренный…
1831
Когда к тебе молвы рассказ
Мое названье принесет
И моего рожденья час
Перед полмиром проклянет,
Когда мне пищей будет кровь
И стану жить среди людей,
Ничью не радуя любовь
И злобы не боясь ничьей…
1830
Из университета Миша вскоре вылетел - за шутку над
преподавателем и вследствие общего нежелания подчиняться
правилам. По желанию бабушки он поступает в петербургскую
Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров.
Незадолго до поступления в военную школу Лермонтов пишет
знаменитый «Парус». «А он, мятежный, ищет бури, как будто
в бурях есть покой» - это финальный аккорд его юношеских
убеждений, вера в то, что даже пошлость и бессмысленность
жизни могут превратиться во что-то прекрасное в минуту
величайших потрясений.
Когда Лермонтову было 23 года, убили Пушкина. Убийство было
некрасивым, скандальным, смешным, замешенным на
адюльтерном бульоне. После первого шока пошли анекдоты,
хихиканья и рассудительные рассуждения светских бабенок о
том, что «вольно же было такому уроду на красавице жениться,
какое право он имел ее ревновать, а Дантес - такой интересный
господин». Каждому было приятно макнуть в родную грязь гения,
чье интеллектуальное и творческое превосходство так долго
подавляло почтенную публику. А гений - он такой же, как все…
Спустя несколько дней Лермонтов написал стихотворение
«На смерть поэта». Ну, то самое, всем известное:
Погиб поэт! - невольник чести -
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести...
Стихотворение было сочтено очаровательным, разошлось в
списках, но многие, однако, поругивали Лермонтова за то, что тот
в таких жестких выражениях порицал Дантеса: «пустое сердце»,
«ловец чинов» - к чему такое неуважение? Да и светское общество
тоже слегка обиделось на «свет завистливый и душный»,
«клеветников ничтожных», «коварный шепот насмешливых невежд».
Когда Лермонтову донесли эти мнения, он дописал к
своему стихотворению еще 16 строк. Вот этих.
А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда - всё молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!
А это уже был, извините, экстремизм - оскорбление социальной
группы «стоящие у трона», затрагивающее - о ужас! - и сам трон.
Трон отреагировал моментально. Люди, распространявшие
стихотворение, были арестованы и допрошены, самого Лермонтова
отправили под суд. За делом следил император лично. Будь поэт
из более захудалого рода, ждала бы его солдатчина или что похуже,
но бабушка напрягла все свои связи, к императору потянулись
вереницей столыпинские родственники, так что Лермонтова всего
лишь сослали на фронт военных действий, на Кавказ, откуда
бабушка выудила Мишу уже через несколько месяцев.
Из ссылки Лермонтов возвращается всенародно известным
поэтом. Теперь почти все его стихи печатают, сражаясь с цензурой
за каждую строчку. Его поэмы «Демон» и «Мцыри» вызывают
восхищение у самой императрицы, что совсем не так умиляет
императора. Пылкий восторг супруги, скорее, заставляет
его ощущать некоторую ревность.
Само же творчество поэта - идеи свободы, которая превыше
всего, презрение к общественному мнению, отвращение к
единомыслящей толпе, крайний индивидуализм - вызывает
у властей понятную тревогу. Распространись такое широко
в народе - и все устои российской государственности
пойдут вразнос.
Поэтому, когда Николай Первый слышит о дуэли Лермонтова
с сыном французского посла - Эрнестом де Барантом, он
принимает крайне жесткое решение. Сама по себе дуэль
оказалась пустяком. Но повод оказался подходящим. Баранту
посоветовали на несколько месяцев уехать в Европу -
проветриться, а Лермонтова снова сослали на Кавказ, на
передовую, с личным распоряжением царя: с передовой не
отпускать, задействовать по максимуму в боевых действиях.
Лермонтов воевал хладнокровно и вполне героически,
несколько раз был отмечен. В перерывах между боями он
стал писать роман «Герой нашего времени».
Первая глава, вышедшая в «Отечественных записках», очень
понравилась царю. Он решил, что герой нашего времени - это
описанный в ней штабс-капитан Максим Максимыч. Рассудительный,
спокойный, с крестьянской хитринкой, всецело покорный царям и
властям вояка, добродушный и недалекий, но «с неимоверной
гибкостью ума, позволяющей ему приспосабливаться к любым
обстоятельствам», не чуждый нехитрым радостям жизни и
в целом славный малый и бравый офицер.
Царь с удовольствием прочитал журнал, с аппетитом обсуждал
«новое замечательное произведение Лермонтова» с приближенными
и высказался в том смысле, что суровая армейская школа творит
благие чудеса даже с самыми сложными натурами.
Вторая глава, понятное дело, доставила царю куда меньше
радости. Выяснилось, что героем нашего времени Лермонтов
видит этого бессовестного мерзавца Печорина - человека
непредсказуемого, своевольного, попирающего традиционные
ценности, равнодушного и вечно всем недовольного.
Запретить печатать «Героя» было не можно: явной крамолы
произведение не содержало, порок в произведении ощутимо
наказывался, положительные персонажи высказывали
положенные слова осуждения, а ощущение фиги в кармане
все-таки не могло быть поводом для конфискации тиража.
Царь решил игнорировать.
«Отечественными записками» взахлеб зачитывалась просвещенная
молодежь - это, конечно, плохо. Но, с другой стороны, политическая
полиция бдит, все недовольные берутся в жесткий оборот - ничего…
Тем более что Лермонтов и похуже вещи пишет. Конечно, анонимно,
конечно, такое никто не напечатает, но списки ходят по рукам,
а в списках - уже крамола бесспорная.
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ.
Быть может, за стеной Кавказа
Сокроюсь от твоих пашей,
От их всевидящего глаза,
От их всеслышащих ушей.
1841
От ушей и глаз скрыться, возможно, и удалось, от смерти - нет.
В 1841 году Лермонтов ссорится с отставным майором Николаем
Мартыновым, получает от того вызов на дуэль, стреляет в
воздух - и получает пулю в грудь от противника.
Так в 26 лет, в самом начале творческого пути, Россию покинул,
пожалуй, самый талантливый поэт и писатель, потенциальный
гений всепланетного и всевременного уровня вроде Шекспира
и Данте. Скорость и сила, с которыми ежегодно раскрывалось
новыми сторонами его дарование, не позволяют в этом
сомневаться даже самым горячим критикам лермонтовского
творчества - они могут лишь порицать его мысли, но не могут
усомниться в его мощи.
Да-да, история не знает сослагательного наклонения. Возможно,
не нажми Мартынов на курок - Лермонтов умер бы через месяц
от холеры. Или сбежал в Америку и был бы там разорван дикими
опоссумами. Или, что менее вероятно, забросил бы литературу,
помирился бы с властями, дослужился бы до генерала,
унаследовал бабкино имение и женился бы на хорошенькой.
Но факт остается фактом: других либералов-западников с
талантом, хоть в чем-то сравнимом по масштабу, у нас более не
рождалось. Лермонтовых у нас больше не было. Проживи он
хоть на десяток лет дольше, напиши хотя бы еще несколько
книг - и была бы создана иная традиция, иной образ мысли,
изменился бы национальный тренд: возможно, мы бы сумели
повернуть от хорового воспевания всеобщего рабства к
чему-то более перспективному.
Не удалось. Гад ты, Мартынов...
Источник: полная интересная статья - здесь
Картины в записи в основном Михаила Юрьевича Лермонтова
Музыка: играет хорватский пианист Максим Мрвица
 | 
Lyarder |
|
