Владимир Ханелис, Бат-Ям, Израиль.
О песнях "мезозойской культуры"
Есть грех. Маленький. Люблю такие песни. Блатные, студенческие, дворовые, туристские песни. Даже собирал их когда-то. Любил телепередачу из России "В нашу гавань заходили корабли...". Напоминала она двор, инвалидов-нищих, студенческие посиделки в колхозах, туристские походы... Авторы большинства этих песен неизвестны и никогда уже не станут известны. Но несколько имен сохранились в "анналах" и, признаться, они для меня были очень неожиданны. Вот, например...
Девушка из Нагасаки
Девушка родилась не в Нагасаки, а в Одессе, в приличной еврейской семье. Отец – Моисей Филиппович Шпенцер, владел типографией, был одним из руководителей научного издательства "Матезис". Мать – Фанни Соломоновна, преподавала русский язык и заведовала казенным еврейским женским училищем.
Их дочь, Вера (1890 – 1972), еще в гимназии начала писать стихи (первый сборник вышел в Париже в 1914-м), затем жила в Москве, стала поэтом, журналистом. Написала известное стихотворение о двоюродном брате своего отца – Льве Давидовиче Троцком (во время учебы в Одессе он жил в их доме):
Ни колебаний. Ни уклона.
Одна лишь дума на челе,
Четыре грозных телефона
Пред ним сияли на столе...
В 1920-е годы Вера написала стихи, ставшие популярной по сей день песней – "Девушка из Нагасаки". Кстати, посвящена она оставшемуся неизвестным Александру Михайлову. Ее пели и поют известные и не очень известные исполнители. Ее пел, поет и еще долго будет петь народ.
Вот ее оригинальный текст:
Он юнга, его родина – Марсель,
Он обожает пьянку, шум и драки
Он курит трубку, пьет английский эль
И любит девушку из Нагасаки.
У ней прекрасные зеленые глаза
И шелковая юбка цвета хаки.
И огненную джигу в кабаках
Танцует девушка из Нагасаки.
Янтарь, кораллы алые как кровь,
И шелковую юбку цвета хаки,
И пылкую горячую любовь
Везет он девушке из Нагасаки.
Приехав, он спешит к ней чуть дыша
И узнает, что господин во фраке,
Сегодня ночью, накурившись гашиша,
Зарезал девушку из Нагасаки.
Это уже потом юнгу превратили в капитана, господина в джентльмена, у девушки из Нагасаки появились "следы проказы на руках", а "на спине татуированные знаки" и т.д. А девушка из Одессы превратилась в маститого, скучноватого советского поэта, орденоносца, лауреата Сталинской премии второй степени Веру Инбер. Сегодня тридцать сборников ее стихотворений не переиздаются, забыта ее проза, забыты переводы – осталась "Девушка из Нагасаки"...
У немногих из подобных песен есть "мама" – автор слов, а уж "папа" – автор музыки – вообще редчайшее дело. У "Девушки из Нагасаки" полноценная "семья". Биография "мамы" хорошо известна, а вот на биографии "папы" следует остановиться поподробней.
У него, как и у юнги из песни, родина – Марсель. Марсель – и часть его имени – Поль Марсель Русаков. Родился в 1908 году. Родители его, российские евреи, приехали во Францию из Ростова. Отец был анархо-коммунистом, участвовал в демонстрации протеста против интервенции в Советскую Россию, за что его и выслали – обменяли на французских офицеров, находившихся в плену в Советской России.
В Петрограде Поль Марсель стал Павлом Александровичем, окончил консерваторию по классу фортепиано и теории композиции. Он сочинил музыку к знаменитому шлягеру "Дружба" ("Веселья час и боль разлуки..."), к романсу на стихи Сергея Есенина "Отговорила роща золотая...", к светловской "Гренаде". Поль Марсель Русаков писал романсы на стихи Блока, Пастернака.
2 июня 1937 года его арестовали. Получил 10 лет. Отбывал срок в Вятлаге, где работал в образцовом музыкально-драматическом театре этого лагеря. "За высокие производственные показатели" композитору сократили срок на одиннадцать месяцев. В январе 1947 года освободили. Реабилитировали в 1956-м. По ходатайству Дмитрия Шостаковича Полю Марселю Русакову разрешили вернуться в Ленинград. Он служил музыкальным руководителем и дирижером Ленинградского цирка.Репрессированы были и почти все члены его семьи. Сестра Эстер (жена писателя Даниила Хармса) погибла в лагере на Колыме. Брат Жозеф сидел три года, сестра Анита – пять.Поль Марсель (Павел Александрович) скончался в 1973 году в Ленинграде.
Марсель. ("Стою я раз на стреме, / Держу в руке наган...")
Снова их Марсель. Снова наша Одесса. Ну, что ж поделаешь. Так песня, вернее песни, складываются... У этой знаменитой песни "мама" был не блатарь, как многие считали и считают, а очень даже рафинированный интеллигент. Звали его... Ахилл (согласитесь – необычное имя для еврея). Ахилл Григорьевич Левинтон (25.04.1913 – 26.10.1971). И посвятил он "Марсель", назвав песню, кстати, "Жемчуга стакан", не оставшемуся неизвестным человеку, а вполне конкретной молодой женщине.
Но не будем ставить телегу впереди лошади. Расскажем все по порядку. Он родился в Одессе, в семье директора банка (а я-то вначале, судя по имени, был уверен – у преподавателя древней истории). После революции Ахилл много где жил. Учился, работал на разных работах... В 1935 году приехал в Ленинград. Поступил на германское отделение филологического факультета ЛГУ. Затем аспирантура, кандидатская диссертация, должность доцента, научная работа (исследование немецкой романтики), переводы...
16 февраля 1949 года литературоведа Левинтона арестовали. Приговорили к 10 годам. Но властям этого показалось мало – добавили еще 15. Ахилл Григорьевич отбывал срок в Свердловской области. И, вероятно, там, по одним сведениям в 1947-м, по другим в 1948-м, написал "Марсель". Написал не просто так, под настроение, а ко дню рождения своей знакомой: писателя, переводчика, одесситки, участницы войны в Испании – Руфи Александровны Зерновой (Зевиной). Как и Левинтон, она окончила филфак ЛГУ. Он в 1940 году, Руфь Александровна в 1947-м. Обоих "замели" в один год, по одному сфабрикованному делу. И освободили их по амнистии в один год – в 1954-м.
Историю песни "Марсель" Руфь Александровна описала в своих воспоминаниях. Выйдя на свободу, она с друзьями часто пела ее во всех вариантах. А вариантов было очень много. Приведу более-менее канонический авторский текст:
Стою я раз на стреме,
Держу в руке наган,
И вдруг ко мне подходит
Неизвестный мне граждан.
Он говорит: в Марселе
Такие кабаки!
Такие там мамзели,
Такие бардаки!
Там девочки танцуют голые,
Там дамы в соболях,
Лакеи носят вина,
А воры носят фрак.
Вытаскивает ключик,
Открыл свой чемодан.
Там были деньги-франки
И жемчуга стакан.
- Бери, говорит,- деньги-франки,
Бери весь чемодан,
А мне за это советского
Завода нужен план.
Советская малина
Собралась на совет.
Советская малина
Врагу сказала: Нет!
Мы сдали того суку
Войскам НКВД.
С тех пор его по тюрьмам
Я не встречал нигде.
Нам власти руку жали,
Жал руку прокурор,
И сразу всех забрали
Под усиленный надзор.
И вместо благодарности
Не дале как вчера
Последнюю малину
Прикрыли мусора.
С тех пор имею, братцы,
Одну лишь в жизни цель:
Ах, как бы мне добраться
В ту самую Марсель,
Где девочки танцуют голые,
Где дамы в соболях,
Лакеи носят вина,
А воры носят фрак!
Автор этих слов, Ахилл Григорьевич Левинтон умер в 1971 году. Похоронен в поселке Комарово под Ленинградом. Руфь Александровна Зернова, многие читатели ее знали и помнят, вместе с мужем, литературоведом, историком литературы Ильей Серманом, сыном и дочерью в 1976 году приехала в Израиль. Умерла в Иерусалиме в 2004-м.
Неолитическая. ("Ты помнишь мезозойскую культуру?")
Эту песню я впервые услышал пятьдесят лет назад. Нас, студентов-первокурсников, отправили в колхоз села Ястребиново Вознесенского района Николаевской области. Меня и еще одного студента, Вадика Махно, разместили на постой в хате бабы Вили. С хозяйкой договорились быстро – мы ей каждый вечер привозим с поля мешок кукурузы, ящик помидор, ящик баклажан, перца и т.д. (Тогда еще не знали исторической фразы Михаила Жванецкого: "Что охраняешь – то имеешь", и жили по принципу: "Что собираешь – то имеешь"). А она нам каждый вечер в летней кухне во дворе, ставила литр самогона и закуску. Пир горой с песнями под гитару шел до глубокой ночи...
Привожу текст песни в том виде, в каком слышал и пел пятьдесят лет назад:
Ты помнишь мезозойскую культуру?
Как у костра сидели мы с тобой?
И ты мою изодранную шкуру
Зашивала каменной иглой.
Я сидел, нечесаный, небритый
Нечленораздельно бормотал
В эти дни топор из неолита
Я на хобот мамонта сменял.
Припев:
Есть хочешь – приди,
У костра посиди,
Хобот мамонта вместе сжуем.
Наши зубы остры,
Не погаснут костры,
Эту ночь у костра проведем.
Ты иглой орудовала рьяно,
Не сводя с меня мохнатых век.
Ты была уже не обезьяна,
Но, увы, еще не человек.
И с тех пор я часто вспоминаю
Холодок базальтовой скамьи,
Тронутые розовым загаром
Руки волосатые твои.
Автор слов этой, во всех смыслах слова доисторической, песни – Александр Владимирович Мень (1935 – 1990, Московская область) – протоиерей Русской православной церкви, богослов, проповедник, автор книг по богословию, истории христианства и других религий, основам христианского вероучения, православному богослужению. Его работы переведены на английский, французский, литовский, польский, украинский языки.
Слова "Неолитической" песни Александр Владимирович написал в 1953 году, студентом-первокурсником Московского пушно-мехового института в Балашихе. В марте 1958 года он был из института отчислен за религиозные убеждения, через месяц рукоположен в диаконы. С древними и современными мехами и шкурами было покончено навсегда.
В 1989-1990 годы отец Александр был настоятелем Сретенской церкви в Новой Деревне (микрорайон Пушкино). Утром 9 сентября он торопился в церковь. Предположительно произошло следующее: к нему подбежал какой-то человек и протянул записку... В это время из-за кустов выскочил другой человек и с силой ударил его сзади топором. Не из неолита. Самым обычным, современным... Несмотря на личное распоряжение президента России, убийство осталось нераскрытым.
Школа танцев Соломона Шкляра
У покойной двоюродной сестры, Лили Рабинович, были два сына-близнеца – Алик и Борик. Как только они слышали эту песню, то начинали реветь: ведь в ней упоминался и Алик Рабинович, и Боря, который "наделал лужу в коридоре"... Помните?
Это школа Соломона Шкляра,
Школа бальных танцев, вам говорят.
Две шаги налево, две шаги направо,
Шаг вперед и две назад.
Кавалеры приглашают дамов,
Там, где брошка, там перёд.
Две шаги налево, две шаги направо,
Шаг назад и две вперед.
Дамы, не сморкайтесь в занавески,
Это неприлично, вам говорят!
Это неприлично, негигиенично,
И несимпатично, вам говорят!
Кавалеры, не держите дамов
Ниже тальи, вам говорят!
Это неприлично, негигиенично,
И несимпатично, вам говорят!
Дамы приглашают кавалеров,
Там, где галстук, там перёд!
Две шаги налево, две шаги направо,
Шаг назал и две вперед.
Фима, Соня, бросьте разговоры,
Что за балаболки, вам говорят!
Две шаги налево, две шаги направо,
Шаг вперед и две назад.
Дамы, дамы, помогите Боре,
Помогите Боре, вам говорят!
Он наделал лужу в коридоре...
Шаг вперед и две назад.
Алик Рабинович, я имею выйти,
Я имею выйти, вам говорят!
Алик Рабинович, вы мне замените,
Шаг вперел и две назад.
Это школа Соломона Шкляра,
Школа бальных танцев, вам говорят!
Две шаги налево, две шаги направо,
Шаг вперед и две назад.
Дальше позвольте привести несколько цитат из статьи Георгия Кузьмина "Школа Соломона Шкляра" ("Киевские ведомости", от 27.08.2007): "Парикмахер Соломон Исаакович Шкляр жил на Большой Васильковской, 10 (Киев), в доме, принадлежавшем Генриху Генриховичу Пфалеру, а стриг и брил на Бибиковском бульваре, 5. Наводя лоск на кавалеров с помощью ножниц и расчески, а также одеколона, который он закупал у своего приятеля Фридриха Пульса на Подоле, зоркий Соломон обратил внимание, во-первых, на угловатые манеры киевлян среднего сословия, а во-вторых, на то, что у многих из тех, кому уже по возрасту было неловко слоняться по тому же Бибиковскому, просто негде познакомиться с барышнями для серьезных взаимоотношений. И Шкляр открыл школу по тому же адресу, что и жил, на Большой Васильковской, 10!
Школа почти сразу же захватила пальму первенства в городе. И не только потому, что плата в ней, как гласило объявление, была умеренной, а срок обучения коротким. Шкляр принимал желающих практически любого возраста. Сам танцевать не умел. Все показывал на пальцах и с помощью своих ассистентов, а главное, перемежал объяснения бесконечными шуточками и комментариями (знаменитым стало его выражение: "Начинать нужно от печки"), из которых впоследствии возник текст знаменитой песни".
История сохранила нам имя, вернее только фамилию, автора текста – В.Руденков. (Он же написал и музыку). И... на этом щедроты истории закончились. Нигде об этом человеке мне не удалось ничего узнать...
А что же Соломон Шкляр и его школа? Началась Первая мировая война. Его бывшие ученики, обосновавшиеся в Америке, собрали деньги на билет и уговорили Шкляра (последующие поколения называли его и Фляром, и Пляром, и Скляром) податься за океан... Ходили слухи, что там он снова стал знаменитым хозяином знаменитой школы танцев. Доподлинно известно только, что на корабль, уплывавший в США, Шкляр ступил с причала одесского порта. Это, наверное, и стал причиной того, что одесситы часто называют Шкляра своим земляком.
Вот такие немыслимые шаги, налево и направо, вперед и назад, выделывает история...
Поспели вишни
"Поспели" они относительно недавно – в 1968 году. Точно известно место их созревания и сбора, действующие лица этого процесса, настоящие имена хозяев сада (они же лица, мывшиеся в знаменитой бане). Известно даже, что вовсе и не вишни поспели в том саду, а черешни и т.д. и т.п. Итак, маэстро:
Поспели вишни в саду у дяди Вани,
У дяди Вани поспели вишни!
А дядя Ваня с тетей Груней нынче в бане,
А мы с тобою погулять как будто вышли.
Припев:
А ты, Григорий, не ругайся!
А ты, Петька, не кричи!
А ты с кошелками не лезь поперед всех!
Поспели вишни в саду у дяди Вани,
А вместо вишен теперь веселый смех.
- Ребята, главное – спокойствие и тише...
А вдруг заметят? Нет, не заметят.
А как заметят, так мы воздухом здесь дышим, -
Сказал с кошелками соседский Петька.
- А ну-ка Петька, нагни скорее ветку...
А он все вишни в рубаху сыпал.
Но, видно, Петька, перегнул ты слишком ветку
И вместе с вишнями в осадок выпал.
Пусть дядя Ваня моет тетю Груню
Солдатским мылом в колхозной бане.
Мы скажем вместе: "Спасибо, тетя Груня!"
И дядя Ваня, и дядя Ваня!"
Две цитаты. На этот раз из материала Дмитрия Быкова, опубликованного в "Собеседнике", №20, 2004. "Григорию Евгеньевичу Гладкову (не путать с его тезкой композитором Григорием Васильевичем Гладковым – В.Х.) было 18 лет, когда он, ученик слесаря на Южнотрубном заводе, сочинил песню "Сельские мотивы"...
Урожай черешни в 1968 году в Никополе был исключительный. На Саратовской улице, где проживали Гладковы, их соседкой была тетя Груня, у которой в свою очередь была любовь с дядей Гришей. Они ходили мыться семейственно, вместе, что до сих пор в обычае на юге России. Помывки происходили в бане на окраине Никополя, в районе, называвшемся почему-то Расчеган. Отсутствием немолодой, но страстной пары очень соблазнительно было воспользоваться, но Гладков до сих пор клянется, что черешню (которую для укладки в стихотворный размер назвал вишней) сроду не воровал. Когда он спел сельские мотивы своей маме, первой и наиболее доброжелательной слушательнице, она даже испугалась: вот, подумают теперь, что ты с Петькой обокрал Груню. Начнутся неприятности. А, сказал, Гриша, ладно, мало ли Грунь. Но на всякий случай перенес действие в колхоз, а соответственно колхозной сделал и баню. Впоследствии Гладков поступил в медицинский институт в Днепропетровске, а там в спортлагере затеялся КВН, еще не упраздненный. На этом КВН он спел свои "Поспели вишни " – просто так, без особой надежды на успех, – но песня почему-то вызвала общий восторг".
Забегая вперед скажу, что она стала его единственной известной нам песней, а он написал еще, по словам понимающих людей, несколько хороших песен, которые "пошла в народ". И народ стал петь про вишни от Владивостока до Калининграда. Где только не мыли бедную тетю Груню, и не собирали вишни! Барды Виктор Баранов и Леонид Мараков сочинили даже на нее пародию в стиле кантри "Поспел маис на ранчо дяди Билла".
А автор песни работал врачом на две ставки в больнице и в санатории. Потом настал "разгул демократии" – перестройка... Композитор, пианист и певец Михаил Шуфутинский увез песню в США. (Впервые он услышал ее, когда работал в магаданском ресторане "Северный").
Григорий Гладков оставил медицину, стал бизнесменом. В канун тридцатипятилетнего юбилея песни, в 2003 году, он, к тому времени уже директор рынка, получил авторские права и право собирать авторские с исполнителей "Поспели вишни". Наверное, этот "вишневый урожай" приносит ему неплохой доход, потому, что "тетю Груню" по-прежнему "моют" в ресторанах, на теле- и радиостанциях от Магадана до Мичигана...
Но не пора ли нам прогуляться по улице? Естественно, по Мясоедовской...
Одесса, Мясоедовская, 6
Мясоедовская улица моя
В свою последнюю командировку в качестве советского журналиста я ездил на строительство Байкало-Амурской магистрали (БАМ). Сутки мы вместе с латвийским комсомольско-молодежным отрядом ехали из Риги до Москвы, а оттуда четверо – до Улан-Удэ. В столице Бурятии нас разместили переночевать в центральной гостинице, а на утро отряд должен был на вертолетах добраться до Нижнеангарска.
Вечером мы с коллегой-журналистом пошли поужинать в гостиничный ресторан. Веселье там было в разгаре, дым коромыслом. Сели за столик, сделали заказ, и в этот момент оркестр грянул... "Мясоедовскую". Посетители ресторана (в основном, это были местные жители, буряты) повскакивали с мест и начали отплясывать что-то свое, национальное. Я спросил у сидевшего радом с нами бурята, а что это за улица такая, Мясоедовская? И гордый сын степей ответил: "Это наша улица, она здесь в Улан-Удэ, на окраине города... Мы – буряты любим мясо". Его не смущали такие детали в песни, как Утесов, Мишка-Япончик, Еврейская больница и т.д. А может быть, он посчитал их бурятами? А Еврейскую больницу ведь легко можно изменить на Бурятскую...
Есть у нас в районе Молдаванки
Улица обычная, друзья.
Старенькие дворники подметают дворики,
Чтоб сияла улица моя.
Припев:
Улица, улица, улица родная,
Мясоедовская улица моя.
Улица, улица, улица родная
Мясоедовская милая моя.
Здесь живут порядочные люди,
Никто здесь не ворует и не пьет,
Если вы не верите, сходите и проверьте,
Но какой дурак на улицу пойдет.
Есть на этой улице больница,
Все ее Еврейская зовут
Я желаю вам, друзья, не бывать там никогда,
Пусть туда враги наши идут
Были годы, здесь бродил Утесов,
Под гитару песни пел свои,
А когда он создал джаз, то исполнил в первый раз,
Песенку про улицу мою.
Мишку тут Япончика все знали,
Хоть на Мясоедовской не жил,
Прошлое ушло давно вместе с старым миром,
Но – он по этой улице ходил
Предложили мне сменить квартиру
С чудным видом на Москву-реку.
Я согласен на обмен, но прошу учесть момент –
Только вместе с улицей моей.
Песня создана, как нетрудно догадаться, в Одессе в 1960-е годы, но единого мнения об обстоятельствах создания и авторе нет. При этом все сходятся на том, что написана она экспромтом в ресторане "Тополь", который находится в конце улицы Мясоедовской, в парке культуры и отдыха им. Ильича, для ресторанного оркестра.
Сейчас остались две версии авторства. Согласно одной, текст написал поэт и инженер Морис Бунимович, сидя в "Тополе" за бутылкой "Алигате". Он умер в молодом возрасте. По другой, песню сочинил кларнетист Михаил (Майкл) Блехман. Он живет и работает в США. Причем, и Блехман и, согласно воспоминаниям, Бунимович, говорили, что они написали песню вместе с музыкантами ресторана "Тополь" (ансамбль "Гномы") – то есть не претендовали на единоличное авторство.
В конце материала вставлю, как говорили в Одессе, свои 20 копеек. Мне приятно вспомнить, что наша с женой свадьба проходила в 1967 году в "Тополе", и на ней играли "Гномы", сочинившие "Мясоедовскую"...
"Прошлое ушло давно, вместе со старым миром – но...". И мы по этим улицам ходили, и мы эти песни пели.Здесь и поставим точку.
Владимир Ханелис, Бат-Ям, Израиль.