Стремительно приближающиеся железные телеса легковушки, я отталкиваюсь от них руками, падаю на асфальт и с глухим звуком за телом следует голова.
Меня поднимают оказавшиеся рядом люди. Спрашивают всё ли в порядке. Я поднимаюсь на ноги – от движений правое бедро не начинает болеть сильнее, переломов там нет – я убеждена. Двигаю правым плечом – боль тоже не усиливается. Значит, просто ушиб, и это пройдёт. Но я не помню, почему оказалась на пути у тачки. Вообще ничего не помню с того момента, как спустилась с платформы. Я отвечаю, что со мной всё нормально, но только не помню ничего.
Всё кружится, в голове стоит шум и хочется блевать.
Меня отводят на обочину, придерживают. Рядом со мной несколько мужчин. Я до сих пор не могу вспомнить, сколько их было на самом деле, и для меня остаётся загадкой, почему все они ниже меня ростом. И это всё полицейские?!
Меня ещё раз спрашивают, всё ли у меня хорошо, и почему я стою неровно (привычка скосолапить, чуть-чуть прибавляет пасс). Я отвечаю, что у меня всё хорошо, и что мне бы пойти домой.
Кто-то говорит о возможном сотрясении.
Стоящий рядом со мной полицейский – насколько я понимаю, из ППС – спрашивает, где я живу. Я отвечаю, что здесь рядом, называю улицу. Он просит мои документы. Я достаю паспорт, он изучает его, потом шепчется со своими коллегами. Те начинают изучать меня чуть внимательнее.
- Она сама прыгнула! Она сама бросилась под колёса! – какой-то мужик бегает, орёт и машет руками. Ага! Щас! Я, конечно, не помню, как и что произошло, но прыгать под колёса в мои планы точно не входило.
И тут мне надо набрать полную грудь воздуха и заорать гроулингом следующее: «Какая я тебе нахуй девушка, блядь! Здесь переход пешеходный! Вон, зебра и знаки висят! Меня, вместо того, чтобы пропустить, попытались объехать по встречке! Хлебало своё заткни! Сейчас на освидетельствование и протокол оформлять будем! Подпишешься под своими словами, гной?»
Но я нихера не помню, как что было, и вспомню частично только через две недели и после начала курса ноотропила. Времени уже начало одиннадцатого вечера и мне совсем не улыбается ехать сейчас в районный травмпункт, чтобы все там разглядывали мои сиськи, к собравшимся там в это время алкоголикам, неудавшимся суицидалам и прочим преинтереснейшим личностям. Мне не улыбается составлять протокол, где будет со смаком расписаны показания свидетелей о том, как девушка оказалась парнем. Я саркастично улыбаюсь полицейскому, у которого в руках остаётся мой паспорт, он улыбается мне в ответ, подзывает орущего мужика. Тот, не прекращая орать, выслушивает на ушко слова полицейского о том, видимо, что я не девушка, говорит «угу», и продолжает орать то же самое.
- Я домой пойду, - говорю я. Со мной всё нормально.
Мне возвращают паспорт и дают неодобрительные комментарии.
Подбегает, я бы даже сказала, подлетает второй мужик, и тоже орёт «Она бросилась сама под колёса!»
- Претензии есть?! – Тем же тоном надрывается он.
- Нет претензий, – отвечаю я.
Мужики перестают орать.
Меня отпускают с миром. Водилу и свидетеля, который начал орать первый, тоже.
Кто же тот пилот, что меня сбил?
Придя домой, я увидела на голове огромный кровоподтёк, по совету Кота промыла его хлоргексидином, и кровь постепенно остановилась. Позавчера башня ещё побаливала.
Так, события в моей жизни разделились на «до» и «после».
На фоне постоянного пиздеца на работе и недосыпа, я однажды осознала, что очень дохера не помню. Дошло до того, что я забыла, послала меня А. или нет. То есть, я помнила, что мы разошлись, помнила, что пытались сойтись, но чем эта тряхомудия закончилась, и почему я больше не приезжаю к ней – вылетело из памяти. Я не помню тех обид, которые она, наверное, наносила мне. Я не помню точно, как и почему Кот теперь проводит со мной выходные.
Я теперь как будто занимаю чужое место и пытаюсь освоиться на нём. Жить здесь непросто. Подпускать к себе я никого не хочу, так как понимаю, что раз тут плохо мне, будет плохо и кому-либо угодно другому. Я по-доброму, без обид, которые, возможно, были раньше, попыталась понять, что у нас с А. По-доброму объяснила Коту, почему я хочу оставаться здесь и почему никого не хочу подпускать на постоянной основе к себе пока.
Мне теперь можно заново рассказывать истории из жизни и анекдоты – я помню их не все. Осваиваюсь в этой жизни, в общем.
Меня поразило, какой железной хваткой я держалась за работу, за режим, за возможность поспать. Возможно, я и правда была обижена на А. в том плане, что она не поступала подобно мне. Но точно уже не помню. Публикую пост, и возможно, поищу ответы в дневнике. А может, и не поищу. Что ворошить прошлые обиды, если я так удачно забыла о них?
А вот о А. мне напомнили сны. Первый – о том, как я обижаю её, а второй о том, как она вернулась. Я, хер его знает, смогу или нет, сделать так, чтобы она вернулась. Ведь мы много прожили вместе, это для меня родной человек – это-то я помню. Но я со спокойствием чуть было не приняла утверждение о том, что она послала меня уже давно. Не подхожу ей – значит, так тому и быть. Но сама не пошлю её. Не могу переступить собственные чувства.
Я всё-таки обзавелась HDD и более не использую те два, полные воспоминаний. Я начала во многом с чистого листа. Трескаю ноотропил, пытаюсь вспомнить. Сейчас, например, вспомнила, что Кот ведёт днявочку, и что в ней можно прочесть что-нибудь новое – я не заходила давно.
Пыталась вчера долго вспомнить пин-код от зарплатной карточки. Вспомнила минут через сорок напряжёной мозговой деятельности и одной неверной попытки.