Три дня назад меня прихватила болезнь (не хрен было по морозу с голой жопой шастать).
Я честно пыталась взять больничный, но быстро вспомнила, что советские времена позади, что работаю я не на конвеерном производстве (хотя, это с какой стороны посмотреть) и что мою работу никто за меня делать не будет. Так что больничный продлился всего один день.
За этот день я успела насладится с десятком сериалов, двумя десятками тупых клипов, пожарить и умять с полкило свинины и, главное, сварить целую кастрюлю морса.

Морс, как известно, делают из клюквы. Доводят воду до кипения, опускают в нее дуршлаг с ягодами, толкушкой давят в воду сок (лучше при этом обернуться полиэтиленом и убрать из кухни все белые вещи), потом добавляют сахар и кипятят минут пять.

Клюква была. Клюкву пару недель назад прислали из Северного Мухосранска (откуда я благополучно лимитировала энное колличество лет назад). Она дождалась своего часа.
Проделав с ягодой все вышеперечисленные операции, я поставила морс в кастрюльке на деревянную подставку и водрузила все это хозяйство на подоконник. А на крышку кострюли положила белую кофейную чашку, чтобы морс было удобно наливать в кружку-мутант.
Наливаю морс, на покрашенном белой эмалевой краской подоконнике остаются алые брызги. Они быстро застывают.
Я так и села.

Много лет, с самого раннего детства я пила морс. Пила, когда болела, набиралась витаминов. Пила просто так, каждый день. Пила на праздники (в этом случае напиток переливался в хрустальный графин).
Сначала морс варила мама. Потом папа. Потом я сама варила папе.
И все эти годы кастрюля с варевом выставлялась на окно. И все это время на крышку кастрюли ставилась маленькая чашка, для удобства розлива. Годами на крашенном белом подоконнике застывали алые капли.

Я заплакала.