1.
[600x383]

2.
[600x401]

3.
[600x450]

4.
[600x431] 
Однажды Ермолай предложил мне поехать в Льгов — поохотиться на уток – А поедемте-ка в Льгов, - сказал мне однажды уже известный читателям
Ермолай, - мы там уток настреляем вдоволь.
Льгов - большое степное село с весьма древней каменной одноглавой
церковью и двумя мельницами на болотистой речке Росоте. Эта речка верст за
пять от Льгова превращается в широкий пруд, по краям и кое-где посередине
заросший густым тростником, по-орловскому - майером. На этом-то пруде, в
заводях или затишьях между тростниками, выводилось и держалось бесчисленное множество уток всех возможных пород: кряковых, полукряковых, шилохвостых, чирков и пр.
     Хотя для настоящего охотника дикая утка не представляет ничего особенно

пленительного,  но  за  неименьем пока  другой  дичи  (дело  было  в  начале

сентября:  вальдшнепы еще не прилетали, а бегать по полям за куропатками мне

надоело), я послушался моего охотника и отправился в Льгов.

     Льгов  -  большое  степное село  с  весьма  древней каменной одноглавой

церковью и  двумя мельницами на болотистой речке Росоте.  Эта речка верст за

пять от Льгова превращается в  широкий пруд,  по краям и  кое-где посередине

заросший густым тростником,  по-орловскому -  майером.  На этом-то пруде,  в

заводях или затишьях между тростниками,  выводилось и держалось бесчисленное множество уток всех возможных пород: кряковых, полукряковых, шилохвостых, чирков и пр.

    Вёрст за 5 от Льгова эта речка превращается в широкий пруд, заросший густым тростником. На этом пруду водилось бесчисленное множество уток всех возможных пород. Охотиться на этом пруду оказалось делом трудным: собаки не могли достать подстреленную дичь из сплошных тростниковых зарослей. Мы решили сходить в Льгов за лодкой.

Во время охоты, вдруг, из-за густой ракиты нам на встречу вышел человек среднего роста в потёртой одежде и дырявых сапогах. На вид ему было лет 25, его длинные русые волосы торчали неподвижными косицами, небольшие карие глазки приветливо моргали, а лицо, повязанное чёрным платком, улыбалось. Он представился Владимиром и предложил нам свои услуги.

По дороге в Льгов я узнал его историю. Владимир был вольноотпущенный, в юности обучался музыке, потом служил камердинером, был грамотен и почитывал книжки. Выражался он очень изящно, как провинциальный актёр, играющий первых любовников, за что его любили девушки. Я спросил, зачем он повязал лицо платком. Владимир рассказал, что это его приятель, неопытный охотник, случайно отстрелил ему подбородок и указательный палец правой руки.

Мы дошли до Льгова, и Ермолай решил взять лодку у человека по прозвищу Сучок. Босоногому и взъерошенному Сучку на вид было лет 60. Лодка у него была, но плохая (так называемый дощаник). Мы всё равно решили воспользоваться ею, забив щели паклей. Я спросил Сучка, давно ли он здесь служит рыбаком. Оказалось, что Сучок сменил множество занятий и хозяев, прежде чем оказался в Льгове. Был он и кучером, и поваром, и садовником, и даже актёром; сменил пятерых хозяев, и вот теперь его сделали рыболовом на пруду, где совсем не было рыбы. Женат он не был — его покойная барыня, старая дева, не позволяла дворовым жениться.

Наконец лодка была готова, и мы отправились на охоту. К обеду наша лодка до краёв наполнилась дичью. Мы уже собирались вернуться в село, как вдруг с нами произошло неприятное происшествие. Лодка понемногу протекала, и, хотя Владимиру было поручено вычёрпывать воду. Он, увлёкшись охотой, забыл о своих обязанностях. Вдруг от резкого движения Ермолая наша ветхая лодка накренилась и торжественно пошла ко дну.Через мгновение мы уже стояли по горло в воде, окружённые телами уток.

Вода была очень холодной. Кругом росли тростники. Вдали, над их верхушками, виднелся берег. Ермолай пошёл искать брод. Он не возвращался больше часа, и мы успели замёрзнуть. Вывел нас Ермолай из пруда только под вечер. Через два часа мы уже сидели, обсушенные, в большом сенном сарае и собирались ужинать. 

Вёрст за 5 от Льгова эта речка превращается в широкий пруд, заросший густым тростником. На этом пруду водилось бесчисленное множество уток всех возможных пород. Охотиться на этом пруду оказалось делом трудным: собаки не могли достать подстреленную дичь из сплошных тростниковых зарослей. Мы решили сходить в Льгов за лодкой.
Во время охоты, вдруг, из-за густой ракиты нам на встречу вышел человек среднего роста в потёртой одежде и дырявых сапогах. На вид ему было лет 25, его длинные русые волосы торчали неподвижными косицами, небольшие карие глазки приветливо моргали, а лицо, повязанное чёрным платком, улыбалось. Он представился Владимиром и предложил нам свои услуги.
По дороге в Льгов я узнал его историю. Владимир был вольноотпущенный, в юности обучался музыке, потом служил камердинером, был грамотен и почитывал книжки. Выражался он очень изящно, как провинциальный актёр, играющий первых любовников, за что его любили девушки. Я спросил, зачем он повязал лицо платком. Владимир рассказал, что это его приятель, неопытный охотник, случайно отстрелил ему подбородок и указательный палец правой руки.
Мы дошли до Льгова, и Ермолай решил взять лодку у человека по прозвищу Сучок. Босоногому и взъерошенному Сучку на вид было лет 60. Лодка у него была, но плохая (так называемый дощаник). Мы всё равно решили воспользоваться ею, забив щели паклей. Я спросил Сучка, давно ли он здесь служит рыбаком. Оказалось, что Сучок сменил множество занятий и хозяев, прежде чем оказался в Льгове. Был он и кучером, и поваром, и садовником, и даже актёром; сменил пятерых хозяев, и вот теперь его сделали рыболовом на пруду, где совсем не было рыбы. Женат он не был — его покойная барыня, старая дева, не позволяла дворовым жениться.
Наконец лодка была готова, и мы отправились на охоту. К обеду наша лодка до краёв наполнилась дичью. Мы уже собирались вернуться в село, как вдруг с нами произошло неприятное происшествие. Лодка понемногу протекала, и, хотя Владимиру было поручено вычёрпывать воду. Он, увлёкшись охотой, забыл о своих обязанностях. Вдруг от резкого движения Ермолая наша ветхая лодка накренилась и торжественно пошла ко дну. Через мгновение мы уже стояли по горло в воде, окружённые телами уток.

Вода была очень холодной. Кругом росли тростники. Вдали, над их верхушками, виднелся берег. Ермолай пошёл искать брод. Он не возвращался больше часа, и мы успели замёрзнуть. Вывел нас Ермолай из пруда только под вечер. Через два часа мы уже сидели, обсушенные, в большом сенном сарае и собирались ужинать.