В студенческие годы я работал в Великом Новгороде во время студенческой практики. Меня поразил Новгород сохранностью предметов, органических материалов. Например, дерево, в первую очередь, береста, которая обычно не сохраняется в других почвах. Мощный культурный слой с постройками, которые видны при раскопках.

Но когда я увидел замороженный слой Надымского городка, я обомлел: там, в мерзлоте, сохраняется не только береста дерева — там сохраняются и волосы, и ткани, то, что обычно разрушается. Заморожен культурный слой — то есть все, что было во время существования человека, все в замороженном виде предстало передо мной.

Мы занимались раскопками за свои деньги — частично помогала администрация района, округа, но этих денег не хватало. Кроме аборигенных вещей, мы все чаще находили русские вещи. Попадались керамика, украшения русские, даже глиняная свистулька — чисто русская игрушка.

Потом мы нашли непонятные изделия из дерева — очень большие. Мы посмотрели и поняли, что это какие-то корабельные доски из бортового набора. Мы стали смотреть архивные источники и узнали, что неподалеку от этого места был Мангазейский морской ход, и мимо Надымского городка шли суда в Мангазею. Во время крушений, которые часто происходили, самоеды — «воровская», или «немирная» самоядь, — нападали на корабли для грабежа. У местных аборигенов остались предания о том, как они на небольших лодках пытались грабить крупные суда. Главной целью были металлические изделия и мука — это в условиях Севера куда важнее золота и других драгоценностей.Естественно, у нас возник вопрос — а что же с Мангазеей? Мы все читали знаменитую двухтомную книгу исследователей Белова, Овсянникова и Старкова, где написано, что памятник раскопан полностью. Один из наших знакомых съездил туда и выяснил, что это не так — вместо заявленных 30 тысяч квадратных метров они раскопали всего пять тысяч.Мы начали собственные раскопки и обнаружили судовые детали, части киля русского судна коч. Нас очень захватила эта тема — ведь это напрямую связано с освоением русскими Крайнего Севера, с политическим вопросом. Ведь сейчас в СМИ много говорят об Арктике, а как доказать право России на нее? Баренцево море, например, названо по имени голландца Баренца. Кто прошел по Северному пути? Амундсен.Хотя по письменным документам видно, что Баренц не проходил дальше Карских ворот, и ни одна другая иностранная экспедиция тоже не сумела — ни англичане, ни голландцы. Хотя они и рвались туда, искали путь в Китай и претендовали на северные ресурсы: моржовый клык и пушнину. В XVI—XVII вв.еках для России это было то же, что сейчас нефть.

Все освоение русскими Сибири прошло на кочах, благодаря этим судам и было возможно пройти по северным морям. А как выглядел коч — точно никто и не знал, остались только примерные гравюры.

Ни одной детали не нашли, кроме тех, что отыскала экспедиция Белова в Мангазее. Но исследования по ним были примитивными, зарисованы они были наспех, и представления толком никто и не имел о том, как они выглядят.

Так что нам было очень интересно раскопать эти детали, вывезти, законсервировать, музеефицировать. Последнее пока не удалось, потому что не находится ни одной заинтересованной структуры. Всем интересно до тех пор, пока не выясняется, как сложна транспортировка. Ведь коч в длину 25−30 метров, и везти нужно эти огромные детали.

 

Для чего это нужно? Вот, к примеру, у нас в стране проходит Арктический совет. В том числе он проходит и в Салехарде. Мы предлагали — хорошо бы на заседании этого совета представить иностранным гостям выставку о русском коче. Чтобы были детали судов, вещи. Ведь это же материальное доказательство нашего освоения Севера! Все письменные источники, в конце концов, пишутся человеком, пишутся с умыслом, их можно опровергнуть. А вещь попала в слой и в нем осталась — не из космоса же прилетела. Это объективный источник. И такая выставка была бы красивым, культурным намеком на то, что русские поморы плавали по Арктике в Мангазею раньше, чем кто-либо.

Обидно, что в этом отношении археология у нас недооценена. Сколько раз я бывал, например, в Китае — меня поражало то, как они подтверждают все свои идеи и проекты экономической экспансии с помощью археологии. Скажем, идет передача про почту: показывают города, которые возникли на почтовых путях; говорят, что современная эмблема экспресс-почты была когда-то знаком на конной сбруе у гонцов. Показывают археологические памятники на пути в Геную из Китая, потом сюжет про то, как у берегов Кореи нашли судно с восемью миллионами медных монет. Его подняли, сделали целый огромный завод, чтобы его реконструировать.

И дальше выясняют: куда могло плыть это средневековое судно с 25 миллионами монет? Предполагается, что в Японию, потому что тогда она пользовалась китайской валютой и не имела своей, как и Индонезия и Таиланд… И вдруг оказывается, что это все было не историческим фильмом, а вступлением к презентации новой финансовой банковской системы, которую они предлагают другим странам Азии! Вы представляете, они ради этого начали рассказ с X века.

Не только китайцы так относятся к археологии. Вот пример времен Великой Отечественной войны: когда шли страшные, жестокие бои за Севастополь, в Крыму высадились немецкие археологи, которые раскапывали готские могилы, чтобы черепа потом показывать солдатам, — мол, это арии, это готы, вы бьетесь здесь за свои земли.

 

Да и в СССР после войны профинансировали большие раскопки в Новгороде — город толком еще не отстроился, а уже начали раскапывать. Почему? Потому что новые берестяные грамоты показали средневековых русских совсем в другом свете. К примеру, грамотность оказалась куда выше, чем раньше думали, среди рядового населения — в пример Европе. Ну, а сейчас, к сожалению, не понимают, зачем нужна археология, как ее используют. А ведь археологические памятники — это маркеры своей территории, своих политических интересов.

 

Я в своих лекциях сейчас об этом говорю: выступаю против точки зрения, по которой Россия — империя, которую надо раздробить. Это государство возникло естественным путем, из-за культурного единства — и я говорю не о титульной нации. Это единый скифо-сибирский мир от Карпат до Саяно-Алтая, с одними и теми же предметами, хозяйством. То же самое — в тундре, от Кольского полуострова до Енисея, даже до восточной Якутии. Мир кочевого оленеводства везде одинаковый, и очень трудно чум саама отличить от чума нганасана на Таймыре — а расстояния между ними огромные, взгляните на карту. Они то дробились, то объединялись, но причина появления такого большого государства на севере Евразии — не только колонизация и завоевания русских.

 

Впрочем, мы отвлеклись, вернемся к Мангазее. Этот памятник уникален тем, что город просуществовал всего 70 лет и был оставлен в неизменном состоянии, без более поздних наслоений. Благодаря мерзлоте великолепно сохранился XVII век, вплоть до всей органики — можно получить информацию даже о болезнях и паразитах людей того времени. Она, вместе с соседними памятниками, вообще перевернула наше представление о первопроходцах Севера. Кажется, что это были в первую очередь сильные, грубые люди, дикие и суровые.

Но вообще-то недалекие люди и сейчас вряд ли смогут ориентироваться во льдах, а уж тогда это было просто невозможно. Они очень хорошо питались: в Заполярье ели грецкие орехи, изюм, сушеные сливы. К тому же очень любили играть в шахматы и в кости: мы нашли множество костей, домино, шашек из мамонтовой и другой кости и столько шахматных фигур, сколько ни в одном археологическом памятнике мира: за 70 лет накопилось больше чем в Новгороде за все время. Мы между собой даже называли Мангазею «Северным Лас-Вегасом» — так популярны там были азартные игры.

Кроме того, мы нашли очень много надписей. Были надписаны все бочки, весь инвентарь: фамилии, имена, прозвища. Такого количества надписей не находят и в памятниках XVIII века. Множество берестяных грамот. Мы нашли две дощечки с азбукой — скорее всего, по ней учили детей в школе, несмотря на то что город был сравнительно небольшой. То есть Север осваивали достаточно образованные, грамотные люди.

Они неплохо разбирались и в навигации: мы обнаружили уже более десятка кожаных чехлов для компаса, несколько компасов и солнечных часов — это единый навигационный прибор. Кроме этого, найдено очень много импортных предметов: как предметов роскоши — украшений, посуды из европейской майолики, китайского фарфора, так и оружия, самого современного на тот момент. Почти нигде в России не было таких пищалей, которые мы там нашли, — их даже в Москве не находят.

В целом археология на Севере опережает всю остальную — благодаря нефтяной промышленности, которая как локомотив у нас работает. Я приезжаю в Петербург и вижу, что они такие технологии и методы, как у нас, видели разве что за границей.

 

А наши заказчики — нефтяники, и их не устроят технологии 30-х годов. Мы сейчас уже отказываемся от некоторых приборов, которые где-нибудь под Ижевском только мечтают использовать.

Что из себя представляют ваши коммерческие заказы по охранно-спасательной работе, заказы от нефтяников?

 

Ну, на самом деле это не только нефтяники — закон для всех. У нас в стране археологический памятник может быть исключительно государственным и ничьим больше. Это идет еще с царских времен. Государственная охрана памятников возникла у нас раньше всех в мире, в 1859 году. Тогда была основана Императорская археологическая комиссия, которая занималась надзором над проведением раскопок и выдачей разрешений на археологические работы. Финляндия и Польша, кстати, гордятся перед другими странами ЕС, что у них такая охрана памятников появилась раньше, чем, например, у Германии — но не упоминают, что это благодаря государю императору Александру II.

 

Сейчас это, конечно, регулируют уже другие органы. По закону, для любого строительства или добычи нужна историко-культурная экспертиза, которую проводят археологи, эксперты, аттестованные Министерством культуры. Это, по сути, археологическая разведка, которая обосновывает наличие или отсутствие объектов культурного наследия в определенном месте. Археологи выезжают и проводят обследование места, и в зависимости от их вердикта органы охраны культурного наследия разрешают проект, изменяют его или отменяют.

Объект наследия могут просто огородить, а могут и раскапывать. Если начинаются раскопки, то заказчик становится инвестором — но, в отличие от леса или нефти, все найденное не становится его собственностью, а передается соответствующим государственным фондам вместе с научным отчетом Академии наук. Все это частично финансирует и государство.

И прибыль от этого вы направляете на научные цели?

 

Не только ее. Мы к тому же участвуем в различных грантах — на уровне округов, субъектов, губернатора, президента…

И какие сейчас есть перспективные проекты на Русском Севере?

 

Ну, к примеру, русский город Березово, который мы раскапываем. Старинных русских городов сохранилось мало — везде новая застройка. Сургут, Томск, Тобольск, Тюмень… А вот в маленьких городах и поселках с одноэтажной застройкой можно отыскать много интересного.

 

Нам интересен не только период освоения Сибири — мы исследуем и проникновение в этот регион финского, неславянского населения, коми-пермяков… У нас в основном считают, что к Российскому государству Сибирь первым присоединил Ермак, разгромив Сибирское ханство. Но на самом деле проникновение началось куда раньше — уже в конце XII века Югра была частью Новгородских земель. В XIV веке в Новгороде возвели Троицкую церковь на деньги югорщины — промышленников, торгующих с Югрой. Новгородцы торговали, получали дань с этих территорий.

Сюда ходили походами и заключали договоры о подданстве сначала новгородские, а потом и московские князья. Здесь появлялись первые фактории, добывавшие пушнину, изготовлявшие металлические орудия для торговли с местным населением. Источников об этом времени сохранилось крайне мало. Сейчас мы раскапываем городище Шеркалы на Оби, в ХМАО, поселение с культурой, нехарактерной для местного населения: там рубленые деревянные дома XII—XV вв.еков с традиционной для коми керамикой, печами, топорами, новгородскими украшениями.

Другая тема — раскопки древности. Неолита, раннего неолита. На территории Нефтеюганского района, в лесоболотной зоне, вдали от крупных рек, нашли городище. Укрепленное поселение с очень сложной для кочевников кольцевой планировкой, которое мы уже второй год копаем с привлечением коллег из Германии.

 

Нашли там искусную керамику, инструменты, характерные больше для Передней Азии. Как это появилось, почему? О миграции из этого региона на северо-восток ранее не было известно. Нашли в Западной Сибири системы из сотен волчьих ям — здесь массово охотились на оленей.

Мы вообще плохо знаем свою страну. В ХМАО, к примеру, найдено шесть тысяч археологических памятников, из них примерно 700−800 городищ, укрепленных поселений. Если сравнить с ним сопредельную территорию — бывшую Коми ССР вместе с Пермским краем, — то выяснится, что там всего 2,5 тысячи памятников, хотя климатически более благоприятные условия. Еще меньше памятников найдено в Тюменской области, в Красноярском крае. Почему так вышло — вопрос для отдельного исследования.

Правдивы ли слухи, что в Мангазее бывали европейские купцы — английские, голландские?

 

Импортные европейские товары там были. Но не знаю, как сами европейцы могли бы туда попасть — поморы держали морской мангазейский ход, и ни одно судно не могло бы попасть туда через Карские ворота. Да и не умели они ходить по такому мелководью. А когда в 20 году морской ход запретили, все пошло реками через Тобольск и Обдорск — и точно никто не смог бы так туда попасть. А почему там были товары — ну, было кому за них платить, пушной промысел же приносил сверхдоходы. Поморы напрямую торговали с европейцами через Архангельск — потому морской путь в итоге и перекрыли.

В Березове мы нашли чехол от европейского кавалерийского карабина, находили бритвы, помазки — хотя бритье тогда не было принято, голландские курительные трубки, которые и в Голландии-то тогда только появились. Возможно, такие предметы появлялись там вместе со взятыми в плен польскими офицерами — их порой отправляли в гарнизоны в Сибирь. И на деньги, которые им платили, они наверняка могли заказывать привычные себе предметы.

 

Расскажу вот еще что: в Мангазее впервые в России был найден древний самогонный аппарат — медный перегонный куб с трубкой, полностью целый. В Москве находили такой же, но не поняли, что это, потому что он был мятый.

Достоверных сведений о западноевропейских купцах в Мангазее нет. За этим путем следили еще со времен Ивана Грозного, чтобы никто не проник. Единственное, что есть — при Алексее Михайловиче какие-то люди европейской внешности якобы оказались в плену у самоедов. Но это письменный источник, которому не стоит полностью верить.

Беседовал Степан Костецкий

Источник: https://news.mail.ru/society/39370621/?frommail=10