Это цитата сообщения Наталия_Кравченко Оригинальное сообщение
Творческий вечер «Семь лет спустя». Окончание.
Начало здесь
Это был первый мой творческий вечер за семь лет, когда болел Давид и я должна была за ним ухаживать. За это время публика наша частично состарилась, кого-то уже и не было на этом свете, прежние телефоны не отвечали… Распалась связь времён. Но всё-таки зал вопреки всему был полон.
В конце вечера — а это был своеобразный творческий отчёт за то время, что мы не виделись — я рассказала о своих публикациях. Ведь моя литературная жизнь — хоть в виртуальном пространстве — но продолжалась...
Публикации
Их можно просмотреть на сайте в графе «Публикации в журналах» со всеми ссылками на них: https://sites.google.com/site/sajtnataliikravcenko/home/publikacii-v-zurnalah
Я только перечислила те, что входили в Журнальный Зал. Это «Нева», две мои подборки в № 5 за 2017 год, № 12 за 2018 год. Там были стихи Давиду.
И от недружеского взора
счастливый домик охрани!
Пушкин. Домовому
Чур-чур я в домике! И домик был счастливый...
А вот теперь над бездною завис.
О берег бьется океан бурливый.
Как страшно мне смотреть отсюда вниз.
Здесь всё, что я без памяти любила,
что мне сберечь уже не по плечу.
Прощай, наш домик! Рушатся стропила.
Я падаю. Но я еще лечу.
Потоком волн земные стены слижет,
но я с собой свой праздник унесу.
Мы падаем, а небо к нам все ближе.
Не знаю как, но я тебя спасу.
* * *
Ива, иволга и Волга,
влажный небосвод.
Я глядела долго-долго
в отраженье вод.
И казалось, что по следу
шла за мной беда,
что перетекала в Лету
волжская вода.
Словно слово Крысолова
вдаль зовет, маня...
Мальчик мой седоголовый,
обними меня.
Мы с тобой — живое ретро,
серебро виска.
В песне сумрачного ветра
слышится тоска.
Я не утолила жажды,
годам вопреки
мы войдем с тобою дважды
в оторопь реки.
Мы еще наговоримся
на исходе дней,
до того, как растворимся
в темной глубине.
Были две подборки в журнале "Южное сияние", выходящем в Одессе, № 3 за 2017 год и №3 за 2018.
С последней публикацией в «Южном сиянии» вышла почти мистическая история. Уже готова была к выпуску моя подборка, но там были стихи лёгкого, юмористического содержания (стихи ведь долго ждут своей очереди). А в это время умирает Давид. Я чувствовала, что нельзя сейчас публиковать такие стихи в дни его смерти, это должны были быть стихи о нём. И думаю, как же мне отозвать те стихи или притормозить их публикацию, как вдруг, словно услышав эти мои мысли на расстоянии, мне пишет редактор журнала Сергей Главацкий о том, что вот публикация уже практически готова, но он прочёл мою подборку в журнале «Семь искусств» «Зима нашей любви» и очень хотел бы её у себя напечатать. И просит моего разрешения на замену. Я безумно обрадовалась, и стихи эти вышли. Но это был небывалый случай, чтобы просили опубликовать уже опубликованное, причём в этом же году. Обычно требуют новое. Мне даже подумалось, что это какие-то силы вселенной пошли мне навстречу.
И были подборки в журнале «День и Ночь», выходящем в Красноярске (потому такая зимняя обложка, но тоже очень красивая),
в №5 за 2016 год и № 6 за 2018 год . Прочла по одному стихотворению из каждой подборки. Из подборки 2016 года:
Стихотворение о дереве. Небольшая предыстория. На этот стих меня вдохновило дерево в сквере по пр. 50 лет октября на 2 Дачной, рядом с памятником директору «Тантала» Умнову, мимо которого часто хожу.
Оно очень необычной формы, напоминает скрипичный ключ в музыке:
Вот дерева скрипичный ключ,
которым отмыкают душу.
Весной его ласкает луч,
зимой снежинками опушит.
Причудливо изогнут ствол,
и не один гадал фотограф,
что означает жест его,
замысловатый иероглиф.
А я на свой толкую лад:
как корчат их мученья те же.
Рай без любимых — это ад,
в каких бы кущах нас ни тешил.
Кривится, словно от резца,
как будто пламя жжёт утробу...
Но, чтоб глаголом жечь сердца,
сперва своё спалить попробуй.
И, сто ошибок совершив,
друг парадоксов — но не гений,—
спешу к кормушкам для души,
в места энигм и офигений,
здесь, на скамейке запасной,
в тиши дерев себя подслушать...
Укром, карманчик потайной...
Я рыба, я ищу где глубже.
Где небеса глядят в глаза,
где всё незыблемо и просто,
с души сползают, как слеза,
и позолота, и короста.
И ещё одно из подборки 2017 года. Подборка называется «О принцах». Первое — о самом первом принце, о принце из моего детства.
Принц
Когда мне было восемь лет -
раздался в дверь звонок.
За дверью принц. В руках букет.
Стою, не чуя ног...
Соседку Таню он спросил.
(Всё было как во сне).
И мне едва хватило сил
сказать: «А Тани нет...
Она на даче». Принц смущён,
расстроен, удручён.
Букет, потисканный ещё,
мне в руки был вручён.
А принц шагнул через порог
и канул в никуда...
Он стал причиной стольких строк,
написанных тогда!
Букет прижавши, как трофей,
приняв его всерьёз,
я на глазах у кухни всей
бегу, не пряча слёз.
И мысли об одном: скорей,
укрыться, словно тать,
от всех за створками дверей,
и плакать, и мечтать...
И было не понять самой
загадку бытия:
букет не мой, жених не мой,
а вот любовь — моя!
Улочки Саратова
А потом выступила Надя Шаховская со своей композицией по моим ранним стихам.
Надя не раз выступала на наших вечерах и всегда вносила какую-то ностальгическую нотку тепла и сердечности. Это качества, присущие ей самой. Сама я свои ранние стихи уже давно не читаю, но Надя не даёт их забыть.
А вот ссылка на её выступление несколько лет назад (в этот раз не удалось записать на видео):
https://www.youtube.com/watch?v=6jcFq2dtEQI&t=...DSzTXDpvOsLoVZ_sN4h2PNnBWYOO60
Завершала её композицию песенка об улочках Саратова, которая всем сразу полюбилась. (В зале было немало людей, живших неподалёку). Вот фотография одной из них.
улочка Лесная
Аллея улицы Лесной...
Там полисадничек резной
И травы по утрам в росе...
Она короткая совсем.
Каких-то метров тут пятьсот.
И нет особых тут красот,
и нет домов солидных.
Я здесь гуляю с Линдой.
Она так неказисто-хороша,
питаю к этой улочке я нежность.
Так выглядела бы моя душа,
когда б она имела тоже внешность.
Аллея улицы Лесной,
зимою, летом и весной
куда ведёт она меня,
вдруг обрываясь у плетня?..
Есть у меня ещё об этих улочках:
Весною я гуляю по Лесной,
ищу глазами клумбы на Цветочной.
Увы, там только вырубки и зной.
О как же те названия неточны!
На Луговой лугов нам не топтать,
а на Вишнёвой — вишен не отведать.
На Мельничной с надеждою шептать,
что время перемелет наши беды...
Есть журналы, где я сейчас печатаюсь постоянно. Это «Гостиная» - с 2016 года мои вещи там появляются в каждом номере. Журнал «Семь искусств».
Там эссе о Ларисе Миллер, подборка стихов о Давиде "Зима нашей любви" и в последнем январском номере — моё эссе «Такая же редкость как любовь» - это о дружбе, о том, чем она выше любви, какую роль играла в жизни известных поэтов, там важные и дорогие для меня мысли и откровения: http://7i.7iskusstv.com/y2019/nomer1/kravchenko/
И — журнал «Зарубежные Задворки», «За-За», который выходит в Германии, и у него есть бумажный эквивалент, «БумЖур», где у меня тоже у меня ряд публикаций, с предисловиями Елены Крюковой.
З А Р У Б Е Ж Н Ы Е Za–Za З А Д В О Р К И МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ БУМАЖНЫЙ ЖУРНАЛ/«БУМЖУР»
№ 10 (40), октябрь 2017 «Себе в 20 век».
Наталья Кравченко! И сразу хлынул свет.
Сразу это сияние, по нему безошибочно можно узнать поэта, — сияние среди тьмы, сияние во тьме, светящаяся материя, подобная Рембрандтовскому свечению...
Этот поэт может запросто звонить самой себе в ушедший, в двадцатый век — так, как Марина Ивановна могла писать "имеющему быть рожденным / Столетие спустя — как отдышу...": "Я звоню ей по старому номеру в вымерший век..."
Наталья пишет сияющую, пьянящую ароматами сирень, как писали восхищенные этими космическими цветами художники до нее, и в изображении этих гроздьев видятся Рахманинов и Врубель, Кончаловский и Пастернак. Традиция здесь сама расцветает, как счастливые, пятилучевые цветы сирени.
Наталья Кравченко смело делает так, чтобы музыка русской лиры, которую мы издавна любим, звучала, продолжала звучать. Так она присягает уходящему времени — и протягивает руки ко времени наплывающему, наступающему. Будущему.
Мы имеем дело с поэтом, который не боится ситуаций и положений почти мистических, необъяснимых: "Прохожие оборачивались тобой. / Я не подхожу, так как знаю, что невозможно..."
Вся драгоценная ткань этой поэзии, этой поэтики (по Блоку, "растянутая на остриях нескольких слов"), вспыхивает и сияет перед нами, в который раз от сотворения мира говоря нам о его бессмертии.
Елена Крюкова
Я однажды нашла старую записную книжку со своим телефоном, которого уже давно не существовало, как и той квартиры, и самой меня той уже давно не было, и очевидцев той меня, и мне захотелось позвонить той, какой я была когда-то давно, предостеречь от ошибочных шагов, в чём-то переориентировать в жизни, понимая, конечно, всю бесцельность и бесполезность таких предостережений. Всё равно что должно свершиться — оно свершится.
Звонок себе в двадцатый век
Я звоню ей по старому номеру в вымерший век
(убираясь, нашла в телефонной заброшенной книжке).
И встаёт, проступая сквозь темень зажмуренных век,
всё, что было со мной, отсечённое жизнью в излишки.
Ни работы-семьи, не волшебник, а только учусь…
Неумеха, оторва, влюблённая девочка, где ж ты?
Ненадолго себя покидая, в тебя отлучусь —
подышать свежим воздухом детства и глупой надежды.
В этом городе юном, где нету снесённых домов,
а все улочки прежних названий ещё не сменили,
всё свершалось бездумно по воле нездешних умов —
по какой-то волшебной нелепой всевидящей силе.
Непричёсаны мысли, расхристанны чувства и сны.
Два сияющих глаза из зеркала с жаждой блаженства.
Это я — то есть ты — в ожидании первой весны,
в предвкушении самого главного взгляда и жеста.
Там витало рассветное облачко радужных грёз,
облачённых не в слово ещё, а в бурлящую пену.
Много позже подступят слова, что из крови и слёз,
и свершат роковую в тебе и во мне перемену.
Лишь порою напомнят бегущей строкою дожди,
как потом было поздно, светло и безвыходно-больно.
«Не туда ты идёшь, не тому ты звонишь, подожди!» —
я кричу сквозь года, но не слышит за толщей стекольной.
И не слушает, как и тогда — никогда, никого,
выбегая к почтовому ящику десять раз на день.
И мне жаль той тоски, за которой потом — ничего.
И мне жаль этих слов в никуда, этих слёз-виноградин.
Я шепчу ей бессильно, что будет иная пора,
будут новые улицы, песни и близкие лица.
«Это лишь репетиция жизни, любви и пера,
это всё никогда, никогда тебе не пригодится!»
Только что им, с руками вразлёт, на беду молодым,
различить не умеющим в хмеле горчинки и перца!
А излишки ушедшего, жизнью отсеянных в дым,
ощущаешь сейчас как нехватку осколочка сердца.
Натянулись, как нервы, незримые нити родства,
сквозняком нежилым — из неплотно захлопнутой двери…
Почему-то мне кажется, девочка эта жива,
только адрес её в суматохе отъезда утерян.
Коль замечу, что почву теряю, в тревоге мечусь,
наберу старый номер в тоске ожиданья ответа.
Оболочку покинув, в былую себя отлучусь —
подышать чистым воздухом детства, надежды и света.
И вторая публикация в «БумЖуре» - «Тропка в никуда» № 3 (45), март 2018
Светлая боль. Сияющая боль. Только в поэзии наше прошлое и наше настоящее, наше страдание может легко становиться радостью и вечностью; и то, что рвало сердце на части, внезапно становится картиной на стене, — и глядим, закинув голову, любуясь на то, что обратилось из сиюминутного горя в царственное, вечное счастье.
Наталия Кравченко смело идет и по дорогам, и по бездорожью. Она глядит по сторонам и многое подмечает, и многое — навеки — запоминает. Но более всего она видит мир внутренним взором — кристальным, хрустальным. Чистейшим. Более чистой интонации в современной поэзии трудно найти.
"О как понимаю я эту потребу, —
пешком — через тернии — к тайному небу,
где сердце взлетает до солнечных врат
и мысли не знают табу и преград..."
Камертон ее души изначально настроен на счастье. Но...
"А счастье — это как журавль,
что скрылся вдаль за облаками..."
И сколько еще дорог надо пройти, сколько железных сапог износить, сколько всего увидать — и тайного, и явного, — чтобы прийти к своей
любви, единственной, небесной? Дождется ли любовь твоя — тебя?
"...Я стою одна как на ладони,
больше не спасаясь от погони,
подставляя холоду лицо..."
Но везде — в любом стихе — в любой легчайшей рифме — сквозит, радость, твоя улыбка.
Елена Крюкова
***
Я свернула в сторону
от больших дорог,
где цветы не сорваны
и рассвет продрог,
где лесное озеро —
словно лик судьбы,
где растут по осени
строки как грибы.
Я стою под ливнями,
на ветру планет.
Генеральной линии,
магистрали — нет!
Все дворцы с бассейнами,
светские пиры,
все пути шоссейные
в Скотные дворы —
всё, что здесь упрочено —
отвергаю прочь.
Жизнь моя — обочина,
шаг с обрыва в ночь,
где репейник колется
и поёт вода.
Жизнь моя — околица,
тропка в никуда!
Вот эти строки «Жизнь моя — обочина, жизнь моя - околица, тропка в никуда!» предвосхитили большой цикл стихов под названием «Неудачница», вызвавший в своё время большой резонанс. Большинство из них были написаны, когда я ушла из библиотеки.
Реквием по библиотечным вечерам
Чутких ушей и внимательных глаз
как не хватает сейчас мне.
Сердце об это споткнётся не раз
в мире, где всё безучастно.
Там где был свет и улыбки друзей -
темень захлопнутых ставен.
Зал — что разрушенный тот Колизей -
мёртвыми стенами славен.
Пусть не пустует подмосток амвон,
блещет красивая люстра,
но навсегда замолчал микрофон,
тот, что усиливал чувства.
Некого гнать вышибалам взашей -
публика больше не рвётся.
Им, потерявшим такую мишень,
скушно, поди, без эмоций.
Власть министерств секретарш и ментов, -
всё в этом духе и стиле.
О держиморды культурных фронтов!
Радуйтесь — вы победили.
***
Списали со счетов, а я ещё живая...
Я стала лишь звездой, невидимой средь дня.
В погоне за рублём, за счастьем, за трамваем,
вам в суете сует не повстречать меня.
Я просто чуть взяла октавою повыше,
взяла себе в родню вечернюю зарю.
И вот парю себе невидимо над крышей
и с высоты на вас с улыбкою смотрю.
***
Непосильное сброшено бремя.
Налегке я вернулась домой.
«А хорошее было то время!» -
слышу я о себе же самой.
Это время подёрнуто дымкой.
«Ах, как жаль, что Вас слышать нельзя...»
Ощущаю себя невидимкой,
сквозь которую взгляды скользят.
Забросали цветами, списали,
на могилке насыпали холм.
Что ж я будто в пустующем зале
в отключённый кричу микрофон?
Что за дело, что пьеса всё длится,
молоточек стучит и стучит?
Расплываются в сумраке лица,
голоса угасают в ночи...
Разберите меня на цитаты,
фотографии, письма и сны.
Засушите как лук и цукаты
до какой-нибудь новой весны.
***
Голубь стучится клювом в окно.
Я насыпаю птице пшено.
Так вот и я, тетеря,
стучалась в закрытые двери.
Крыльями билась в чужое окно,
но тем, кто внутри, было всё равно.
Билась, теряла перья,
силы, года, доверье.
Но никто не открыл.
Иль не хватило крыл?
***
И не верила, и не просила,
не боялась... но что-то никто
не пришёл и не дал, как гласила
поговорка. Ну что ж, а зато -
всё! Цветаевские посулы
оправдались всему вопреки.
И мерцанье огня из сосуда
мне дороже дающей руки.
Но всегда, до скончания лет -
чёрный список и волчий билет.
***
Жизнь протекает в неизвестности
и в песни претворяет сны.
Но вечно у родной словесности
я на скамейке запасных.
И всё же лучше буду в падчерицах
искать подснежников зимой,
чем угождением запачкаться
и изменить себе самой.
Пронзать чужие души лезвием
и ткать невидимую нить,
пока хоть что-то у поэзии
в составе крови изменить.
***
Членства и званий не ведала,
не отступав ни на шаг,
высшей считая победою
ветер свободы в ушах.
И, зазываема кланами,
я не вступала туда,
где продавались и кланялись,
Бог уберёг от стыда.
Выпала радость и таинство -
среди чинов и речей,
как Одиссей или Анненский,
зваться никем и ничьей.
Но пронести словно манию,
знак королевских кровей -
лучшую должность и звание -
быть половинкой твоей.
Было много откликов, где пытались это опротестовать, доказывали, что я — напротив, «удачница».
«Дорогая Наталия Максимовна!
Не считайте себя неудачницей! Вы счастливица! Преклоняюсь пред Вами за Ваш талант и великую душу! Ваша Л.Д." (Людмила Дербина).
"А подборка под названием "Неудачница" - несомненно удачна! Как, впрочем, всё, опубликованное Вами! "(Рута Марьяш)
«Наташа, какие великолепные стихи и какие трогательные, в цикле "Неудачница". Вы не можете быть неудачницей при любых внешних обстоятельствах, Вы так богаты своим внутренним миром, своим талантом, что - Вы счастливый человек, очень гармоничный, я Вами просто восторгаюсь» (Леонид Подольский)
Валентин Панарин: «Неудачница... Ох, Наталья Максимовна, всё постигается в сравнении...
Называетесь - неудачница,
Словно шли Вы чужой тропой.
Вам и пишется, Вам и плачется,
А ведь кто-то совсем слепой.
Кто придумал, Вы неудачная?
Наделил Вас талантом Бог.
Вы простая и многозначная,
Я и доли вот так не смог.
Неудачница, неудачная...
А удачники, это кто?
Поглядишь - ну, простое жвачное,
А ведь гонору на все сто.
Вы Удачница, Вы счастливая.
Крошку счастья у Вас займу.
Вы и умная и красивая.
Плачьте, жалуйтесь - я пойму».
Если судить по принципу Цветаевой: «А зато… а зато — всё!» - в чём-то это, может, и так, но… Много лет замалчиваний, травли в прессе, когда приходилось с боем пробивать объявления на лекции, когда требовали за них деньги - на бесплатные вечера, когда были закрыты для меня все двери — и «филологические субботы», и музей Федина, и радио, и ТВ - всё это было не для меня… Не странно ли, не дико ли, что нам с Давидом приходилось защищать и отстаивать то, что должны были, казалось бы, в городе беречь, ценить, помогать тому, что мы делали четверть века самоотверженно, бескорыстно и небесталанно. Вместо этого — пасквильные статейки в «Богатее», подмётные письма в министерство культуры — якобы я читаю «скабрезные лекции», рытьё на меня компромата в библиотеке, когда хотели опорочить и стереть с лица земли то, что так нужно было сотням людей. Как говорила Гурченко, «меня никто не любит кроме народа», да, народ был всегда за меня, и если бы не он, не письма моих читателей и слушателей в мою защиту с многими десятками подписей, не их звонки в редакции и визиты в министерство - то меня просто бы заклевали, одна бы я не выстояла в этой борьбе и мышиной возне. Но зато… «А зато — всё!» Хоть в реальном исчислении это всё - ничто, но в метафизическом — всё. Смотря на каких весах взвешивать.
Время доказало нашу правоту. И мои лекции сейчас читает весь мир, и письма пишут со всего света, так что я не очень уже завишу от Саратова. Но конечно, живое дыхание зала, когда видишь устремлённые на тебя глаза людей, аплодисменты, единение душ — это ни с чем не сравнится. И в заключение вечера прозвучала песня, которая уже стала нашим гимном и по традиции завершала наши вечера, песня Светланы Лебедевой на мои стихи, которая называется «Моим слушателям». В 2009 году она вошла в финал грушинского фестиваля. https://yadi.sk/mail?hash=gHdPIh%2FhyU2CObYabS80lcNBw2iRabGCxhFYVoetlUoL%2FputBngU4Yww3AVRy2Apq%2FJ6bpmRyOJonT3VoXnDag%3D%3D
Люди с хорошими лицами,
с искренними глазами,
вы мне такими близкими
стали, не зная сами.
Среди сплошной безликости
не устаю дивиться:
как их судьба ни выкосит —
есть они, эти лица!
Вихри планеты кружатся,
от крутизны шалея.
Думаю часто с ужасом:
как же вы уцелели,
в этом бездушье выжженном,
среди пигмеев, гномов, —
люди с душой возвышенной,
с тягою к неземному?
Вечно к вам буду рваться я,
в зал, что души бездонней,
радоваться овациям
дружественных ладоней.
И, повлажнев ресницами,
веровать до смешного:
люди с такими лицами
не совершат дурного.
Я вас в толпе отыскиваю,
от узнаванья млея,
я вас в себе оттискиваю,
взращиваю, лелею.
Если б навеки слиться мне
с вами под небесами,
люди с хорошими лицами,
с искренними глазами...
А закончить хочу вот этим стихотворением:
А я не заметила, что собеседника нет, -
должно быть, ушёл, а быть может, и не появлялся, -
и всё говорю — в пустоту, в микрофон, в Интернет...
Как мир переделать хотелось, а он мне не дался.
Но что мне укоры его, и уколы, и суд, -
превышен порог болевой и бессмысленна пытка.
Какую бы форму мирскую не принял сосуд -
единственно важно горящее пламя напитка.
Не в полную силу любя, отдавая, дыша,
в эфире тебе никогда не дождаться ответа.
С последним лучом, как с ключом — отворилась душа,
и мгла озарилась доселе невиданным светом.
Сверкающий искрами вечный струится поток,
что движет неистовой силы небесное тело.
От дна оттолкнувшись, выходишь на новый виток,
где будет всё то, что когда-то от мира хотела.
