Гляделки, пустяки, дуй-передуй и другие великие игры, правилам которых учат герои Набокова, Милна и Линдгрен

Астрид Линдгрен.
«Приключения Эмиля из Лённеберги»
(перевод Лилианны Лунгиной)

[554x800]
Обложка первого издания книги «Эмиль из Лённеберги».
Иллюстрации Бьёрна Берга. 1963 год
© Bjrn Berg / Bildmakarna Berg AB

Дуй-передуй

---

Кто играет: Эмиль и его младшая сестра Ида
Что нужно для игры: ничего

---

«Папа отмылся наконец дочиста и пошел, в ожидании картофельных оладьев, на поле косить рожь. Не успел он уйти, как мама отодвинула засов на сарае и выпустила Эмиля.

— Давай играть в „Дуй-передуй“, — тут же предложил он сестренке Иде, чтобы размяться после долгого сидения.

Ида от восторга запрыгала на одной ножке. „Дуй-передуй“ была замеча­тельная игра. Ее выдумал сам Эмиль.

Заключалась она вот в чем: надо было прыгать на одной ножке по особому маршруту.

Со двора в прихожую, из прихожей на кухню, из кухни в спальню, из спальни снова на кухню, из кухни в прихожую, из прихожей во двор, со дво­ра снова в прихожую и так далее.

Причем всякий раз, когда Эмиль встречался с сестренкой Идой, они должны были одновременно ткнуть друг друга в живот указательным пальцем и громко крикнуть „Дуй-передуй“.

Вот и вся игра. Но Эмилю и Иде она казалась очень увлекательной. Когда же Эмиль в восемьдесят восьмой раз прискакал на кухню, он столкнулся с Линой, которая шла к плите с полной миской натертого картофеля, чтобы начать печь оладьи.

И так как Эмиль решил, что Лина обидится, если не принять ее в игру, а он не хотел никого обижать, он на скаку ткнул ее пальцем в живот и громко крикнул:

— Дуй-передуй!

По правде говоря, этого он, конечно, не должен был делать, ведь он отлично знал, что Лина больше всего на свете боится щекотки.

— И-и-и-и-и! — завизжала Лина и стала извиваться, как гусеница. При этом миска — представь себе, какой ужас! — выскользнула у нее из рук…

Никто, собственно, так и не понял, как это случилось, но папа, который, как назло, именно в этот момент распахнул дверь кухни, надеясь наконец пообедать, оказался опять с миской на голове.

— Б-л-у-р-п! — снова взревел папа Эмиля, потому что сквозь тертую кар­тошку ничего более членораздельного никто на свете произнести не может».



.