СНЫ ТАМОЖЕННИКА РУССО

Об отношении современников к творчеству Анри Руссо или Таможенника, как его все называли, красноречиво говорит широко известный эпизод: сатирик, драматург Жорж Куртелин поместил картину Руссо «Свобода, приглашающая художников участвовать в XXII Салоне независимых» в коллекцию своего Музея уродств. А когда через несколько лет некий господин предложил заплатить за картину 10 тысяч франков, ответил: «Нет, вы не сделаете этого. Если вы так же глупы, как и автор этой стряпни, то я не из тех, кто способен воспользоваться вашей добротой».
При жизни многие считали Руссо простофилей и клоуном, а его живопись мазней самоучки, над которой беззастенчиво глумились. 
Бывшего скромного служащего налогового управления, пожелавшего стать художником, друзья и коллеги по ремеслу постоянно разыгрывали, над ним не уставали подшучивать, поскольку молва о его поразительной наивности и простодушии широко распространилась по Монмартру и Монпарнасу. Известно, что Гоген однажды передал ему приглашение якобы от самого президента Республики на вечер в Елисейском дворце. Руссо потом на полном серьезе рассказывал, что когда он попытался войти с главного входа, президент самолично вышел к нему из дворца и, дружески похлопав по плечу, сказал: «Как жаль, Руссо, что ты не во фраке. Видишь, как разодета здешняя публика. Я не могу оставить тебя с ними». 
Пикассо, купивший по случаю на каком-то развале картину Руссо за пять франков, устроил в честь ее автора шумный банкет в своей мастерской, воздав Руссо с лихвой всевозможные шутовские почести.
В общем, каждый изгалялся над бедным Таможенником как мог. Но когда он появлялся перед обществом в своем скромном сюртуке, видавшей виды фетровой шляпе, с маленькой детской скрипкой в руках, на которой играл собственные произведения, и принимался музицировать, читать собственные стихи, лицо его всегда светилось искренней радостью, почти счастьем. И совершалось чудо. Даже злостные насмешники не могли устоять - простодушие Таможенника их сражало, желание насмешничать уступало место раскаянию и умилению. Обобщая эти настроения, Аполлинер, сам не упускавший случая подшутить над простаком, в поэме «Воспоминание о Таможеннике» писал: «Два вестника из рая// Птенец и херувим// Склоняются над ним// Хвалу провозглашая».
По открытости, простодушию Руссо, кажется, походил на гоголевского Башмачкина или на князя Мышкина. Но он никогда не говорил насмешникам: «Зачем вы мучаете меня?», никогда на глазах у публики не впадал в отчаяние от черствости окружающего мира, не плакал детскими слезами. Казалось, он не замечал издевательств и грубых шуток, принимал всё за чистую монету. Даже сумел своим простодушием настолько потрясти присяжных, которые судили его за мошенничество, что они вынесли оправдательный приговор. 
А, может, Таможенник просто следовал правилам игры? Анекдотичные истории, связанные с ним, постепенно превращались в мифы, о нем не уставали судачить, популярность его среди широкой публики росла. Вместе с антиинтеллектуализмом, охватившим Европу, росла известность Руссо и в среде профессиональных художников. Презрительное: «он не может справиться даже с линейной перспективой», брюзжание по поводу угловатости рисунка уступали место признанию его оригинальности, высокого профессионализма, которого не наблюдалось у большинства «примитивистов», виртуозного владения цветом, колоритом, искусства стилизации. За всеми этими достижениями стояла напряженная учеба - у импрессионистов, прежде всего. Его черные тона вызывали зависть у Гогена, а тончайшие нюансы зеленого буквально преображали самый скучный городской пейзаж. 
В 1905-м году Руссо признали «фовисты», а его «Сон» и другие сказочно-фантастические полотна уже предвещали сюрреализм.
Параллельно шел и другой, не менее интересный процесс. Мистическая сказочность картин Таможенника: красные диваны в джунглях, львы, мандрилы, тигры с человеческими глазами, - начинала восприниматься, как продолжение жизни их автора, который и сам уже был похож на героя волшебных сказок. Миф о его жизни укрепляло участие в мексиканской военной кампании, которого в действительности, скорее всего, и не было, хотя Руссо повсюду в живописных подробностях рассказывал о нем. А еще он общался с призраками, видел вещие сны, его преследовали видения. Руссо даже утверждал, что его кистью часто водит рука умершей жены…
Но вот Таможенника не стало. И оказалось, что даже близкие друзья практически ничего о нем не знают. Ни о его подлинных творческих исканиях, ни о его реальной жизни. Известно только, что лет в сорок он потерял жену и остался с дочкой-подростком, которую отдал на воспитание своему брату; что он два раза был под судом, что из художников он отдавал предпочтение Бугро и Кабанелю, и почему-то не любил Матисса, что в старости воспылал безответной страстью к пятидесятичетырехлетней вдове, продавщице на базаре, и забрасывал ее нежными письмами, что, возможно, страдал алкоголизмом…
Он просто исчез. Как у Набокова в «Защите Лужина»: «Дверь выбили. «Александр Иванович, Александр Иванович! – заревело несколько голосов. Но никакого Александра Ивановича не было».