Антология восьмистиший
Сто восьмистиший ста поэтов

97. Сергей Александрович Есенин
(1895—1925)


Сергей Александрович Есенин
в 1922 году, Москва.

Чёрный человек (заключительное восьмистишие) ...Месяц умер, Синеет в окошко рассвет. Ах, ты, ночь! Что ты, ночь, наковеркала! Я в цилиндре стою. Никого со мной нет. Я один... И — разбитое зеркало... ‹1923 —›14 ноября 1925

Сергей Александрович Есенин «...начинал в традиционных „суриковских“ формах крестьянской поэзии, в 1917—1918 гг. увлекался свободным стихом и полиметрией, в 1919—1920 гг. — различными формами акцентного стиха („Пугачев“), в последние годы жизни — вольным ямбом, 5-ст. хореем и 3-иктным дольником (один из ритмических типов которого иногда называют „есенинским“).»

(М. Л. Гаспаров: «Русские стихи 1890-х-1925-го годов в комментариях» Москва: Высшая школа, 1993.).

Есенин — всенародно любимый поэт, о котором Осип Эмильевич Мандельштам писал:

«Есть прекрасный русский стих, который я не устану твердить в московские псиные ночи, от которого как наваждение рассыпается рогатая нечисть.

Угадайте, друзья, этот стих: он полозьями пишет по снегу, он ключом верещит в замке, он морозом стреляет в комнату: ...Не расстреливал несчастных по темницам.

Вот символ веры, вот поэтический канон настоящего писателя — смертельного врага литературы»

(О. Э. Мандельштам, Четвёртая проза. Глава 8. Зима 1929/30 годы. Сочинения в двух томах, т. 2, М., 1990, с. 93—94). Напомним эти стихи:

Я обманывать себя не стану, Залегла забота в сердце мглистом. Отчего прослыл я шарлатаном? Отчего прослыл я скандалистом? Не злодей я и не грабил лесом, Не расстреливал несчастных по темницам. Я всего лишь уличный повеса, Улыбающийся встречным лицам <...>

Из восьмистиший Есенина было бы естественно выбрать для антологии его предсмертное стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья…». История его создания подробно документирована, но споры о том, что в них правда, а что вымысел, до сих пор не утихают.

Высказывалось даже предположение, что стихотворение это — фальсификация чекиста Якова Блюмкина (см. Виктор Иванович Кузнецов: «Сергей Есенин. Казнь После Убийства»).

Поэтому здесь выбрано вполне аутентичное, хотя и не менее трагическое, заключительное восьмистишие из последней поэмы Есенина «Чёрный человек». Процитируем комментарий нему:
«Что ты, ночь, наковеркала! ~ И — разбитое зеркало... — См. эпизод, рассказанный П. И. Чагиным об этой рифме и стихотворении Мея (относится к 1924—1925 гг.), когда Есенин, скорее всего, "проверял" свою поэтическую находку: "Как-то меня спросил Сергей Александрович, какая может быть рифма к слову „зеркало“. Я подумал и сказал ему, что у Мея есть стихи:

Посмотрись, разбойник, в зеркало, Эк те рожу исковеркало.

Сергей применил эту рифму в „Черном человеке“. В его душе уже тогда, видимо, бродили трагические, самобичующие строки этой поэмы".

(Чагина М. А. У истоков „Персидских мотивов“ — газ. «„Лит. Россия”, М., 1970, 2 окт., № 40, с. 10—11).

Об увлечении Есенина Меем вспоминал И. В. Грузинов: „1919 г. ‹...›

Есенин увлекается Меем. Помню книжку Мея, в красной обложке, издание Маркса. Он выбирает лучшие, по его мнению, стихи Мея, читает мне. Утверждает, что у Мея чрезвычайно образный язык. Утверждает, что Мей имажинист“ (Восп., 1, 364).

Философская трактовка зеркала перекликается с пониманием зеркальности в поэзии символистов, см. в кн. К. Бальмонта „Морское свечение“. СПб.; М., ‹1910›, которая была в личной библиотеке поэта: „...чарующее яйцевидное зеркало овальным ликом своим уводит мечту к жизни, в которой царствует Демон, отвлекающий душу от самой себя, проводя перед ней миллионы масок. У души ‹...› три врага: Diablo, mundo y carne, Дьявол, мирское и плоть.

Скажем по-нашему: жизнь.‹...› Широта этой оправы говорит о степной воле крылатой души неугомонного бродяги...“ (с. 134—135).»

(Шубникова-Гусева Н. И., Самоделова Е. А. Комментарии // Есенин С. А. Полное собрание сочинений: В 7 т. — М.: Наука: Голос, 1995—2002. Т. 3. Поэмы. — 1998. — С. 435—718.)