Антология восьмистиший
Сто восьмистиший ста поэтов
95. Владимир Владимирович Маяковский
(1893—1930)


Владимир Владимирович Маяковский в 1914 году в Казани

ЛУННАЯ НОЧЬ Пейзаж Будет луна. Есть уже немножко. А вот и полная повисла в воздухе. Это Бог, должно быть, дивной серебряной ложкой роется в звезд ухе. <1916>

Владимир Владимирович Маяковский, по чрезвычайно краткому определению Михаила Леоновича Гаспарова, «…писал и классическими размерами („Необычайное приключение…“), и вольными хореями („Товарищу Нетте…“), и дольниками, и акцентным стихом; объединяются же эти разнородные формы в его творчестве стилем, интонацией и полиметрией.

Термин „стих Маяковского“ до сих пор можно встретить в учебниках, но это не стиховедческий термин». (М. Л. Гаспаров: «Русские стихи 1890-х-1925-го годов в комментариях» Москва: Высшая школа, 1993.).

Интересные рассуждения о творчестве Маяковского оставил Осип Эмильевич Мандельштам: «Маяковским разрешается элементарная и великая проблема „поэзии для всех, а не для избранных“.

Экстенсивное расширение площади под поэзию, разумеется, идёт за счет интенсивности, содержательности, поэтической культуры. Великолепно осведомлённый о богатстве и сложности мировой поэзии, Маяковский, основывая свою „поэзию для всех“, должен был послать к чёрту всё непонятное, то есть предполагающее в слушателе малейшую поэтическую подготовку.

Однако обращаться в стихах к совершенно поэтически неподготовленному слушателю — столь же неблагодарная задача, как попытаться усесться на кол.

Совсем неподготовленный совсем ничего не поймет, или же поэзия, освобожденная от всякой культуры, перестанет вовсе быть поэзией и тогда уже по странному свойству человеческой природы станет доступной необъятному кругу слушателей.

Маяковский же пишет стихи, и стихи весьма культурные: изысканный раешник, чья строфа разбита тяжеловесной антитезой, насыщена гиперболическими метафорами и выдержана в однообразном коротком паузнике. Поэтому совершенно напрасно Маяковский обедняет самого себя».
(О. Э. Мандельштам. Литературная Москва (с. 274). — Россия, М., 1922, № 2 (сентябрь), с. 23 — 24.)

За два года до появления этой статьи в черновиках стихотворения Мандельштама «Чуть мерцает призрачная сцена...», кстати, написанного восьмистишиями, во второй строфе возникают такие строки:

[Вновь кипит подъезда суматоха
Розу кутают в меха
А на небе варится не плохо
Золотая, дымная уха]

Вариант зачёркивается и затем пишется другой вариант:

Снова челядь шубы разбирает.
Розу кутают в меха
А взгляни на небо — закипает
Золотая дымная уха:
Словно звёзды мелкие рыбёшки
И на них густой навар
А на улице мигают плошки
И тяжёлый валит пар.
1920

Откуда же взялась эта «звёздная уха», так и оставшаяся в черновиках поэта?* Напрашивается ответ: это похоже на перекличку с восьмистшием Маяковского Лунная ночь, которое было напечатано в журнале «Новый сатирикон» № 49, Петроград, 1 декабря 1916 года.

Непонятно по какой причине, но оно не вошло ни в один из прижизненных поэтических сборников Маяковского. Трудно поверить, что автор не слишком высоко ценил этот свой вдохновенный поэтический «пейзаж». Как сей пейзаж был сотворён, нетрудно себе вообразить:

Очень чуткий к рифме поэт вдруг набрёл на весьма оригинальную составную рифму: в воздухе — звёзд ухе. И сразу возникло представление о звёздном небе, как об огромной кастрюле с рыбным супом, где луна выполняет функцию поварёжки — «дивной серебрянной ложки».

Так появляется другая рифма: немножко — ложкой. Этих двух пар рифм оказывается достаточно для короткого стихотворения. Чуть воображения — и перед нами образ Бога с луной-поварёжкой в руке, которой Он роется «в звёзд ухе».

Ударение тут необходимо, так как без него уху легко можно перепутать с ухом, и тогда концепция стихотворения становится совсем иной. Кстати, слово Бог Маяковский по традиции писал с прописной буквы, которая по понятным причинам во всех советских изданиях была заменена на строчную.

Стихотворение состоит из восьми кратких разноформатных строк, четыре из которых незарифмованы. Восьмистишием его можно назвать только условно — с тем же успехом его можно было бы изложить в виде четверостишия, где каждая строка всё же оканчивается рифмой.

Однако запись в виде восьми строк в столбик формирует особый внутренний ритм «паузника» построенного основе двух- и трёхстопного дактиля.

Если обозначить начало каждой стопы знаком |, а каждую паузу знаком /\, метро-ритмическая схема стихотворение могла бы быть представлена так:

|Будет лу|на. /\/\
|Есть /\ у|же /\
нем|ножко. /\
/\/\ А |вот /\ и |полная
|/\/\ по|ви- /\ сла |в воз- /\ ду|хе.
|/\ Это |Бог, /\ дол|жно быть, /\
|дивной сер|ебряной л|ожкой /\
|роется |в звёзд /\ у|хе. /\/\



.