Мне было 9 лет, когда мы в очередной раз переехали. Район был далек от моих школ, поэтому мама приняла решение о переводе сразу в две школы: общеобразовательную и музыкальную.
В новой музыкальной школе учителем по профилю инструмента был немолодой немец, прошедший через репрессии, высланный из Поволжья в Казахстан во время ВОВ 1941-1945 гг. Учеников у него было немного, все разные. И к каждому он пытался подобрать свой ключик. Мне, обладающей малым ростом и весом, тяжело было играть сложные классические произведения на аккордеоне, из под которого тогда я была почти не видна. Поэтому для меня часто подбирались короткие народные вещи. И однажды, уже во втором классе, мне было предложено сыграть «Отговорила роща золотая». Никак не давалась мне эта вещь. И тогда мне было предложено прочитать стихотворение Сергея Есенина, к которому была написана музыка. Я прочитала и … заболела. Заболела Есениным. В годы моего детства не приветствовалось изучение и чтение его стихов. Дома его книг не было. Однако книжки его были в районной библиотеке. И я пошла туда, перечитала все, что смогла найти.
«Отговорила роща золотая» я уже не просто играла, я играла и пела одновременно. И так проникновенны были строки про умирающую осенью природу и улетающих журавлей, что именно с этой вещью я победила на районном музыкальном конкурсе.
Потом я увлеклась Есенинским циклом стихов «Хулиган», знала все стихи наизусть. А когда увидела фильм «А завтра была война», где одна из героинь фильма любила Есенина и дала почитать его сборник стихов другу, я никак не могла взять в толк, почему же в 30-50-е годы 20 века в СССР он был запрещен? До сих пор ответа на этот вопрос у меня нет. Есть только глубокая душевная боль за человека, который разменял свою жизнь на медные пятаки. Понимал это, страдал, мучился все больше и больше, и ничего не мог поделать. Словно жизнь свою выпивал по капле, а когда показалось дно, перестал сопротивляться судьбе и трагически ушел из жизни.
Без слез не могу читать его «Песнь о собаке». Мне хватило одного раза прочтения, чтобы сразу запомнить ее наизусть. Но нынче сил читать вслух не хватает, сильнейшую боль ощущаю в груди, спазмы душат, и я снова плачу.
И какой-то стыд накатывает уже за самого Есенина. Стыд за время, в которое он жил, стыд за то, как его подло убили, стыд за то, что из его могилы вынули гроб с останками и никто не знает, где они теперь. Однако подозреваю, что это было сделано для того, чтобы история не указала на тех, кто подло убил этого человека. Не раскрыла правду о его гибели. А вот в том, что его подло убили по указанию властей, я нынче не сомневаюсь.
И вот с этим, разросшимся во мне до громадных масштабов стыдом, я поехала в Константиново Рязанской губернии. Поехала знакомиться с местом, где родился и жил Сергей Есенин, где посетило его вдохновение, где были написаны стихи о природе и Родине.

Русь моя, деревянная Русь!
Я один твой певец и глашатай.
Звериных стихов моих грусть
Я кормил резедой и мятой.
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
Гляну в поле, гляну в небо —
И в полях и в небе рай.
Снова тонет в копнах хлеба
Незапаханный мой край.

Снова в рощах непасеных
Неизбывные стада,
И струится с гор зеленых
Златоструйная вода.

О, я верю — знать, за муки
Над пропащим мужиком
Кто-то ласковые руки
Проливает молоком.

Поехала для того, чтобы понять его, почувствовать хоть малую толику того, что чувствовал он, глядя на ширь полей и лесов, на Оку, на березки, полевые цветы и все то, что было ему дорого.
И порадовалась тому, что много людей посещают Константиново, что благоустраивают это место, помнят его и не забыли. И говорят, что в Константиново яблоку некуда упасть, когда проходят поэтические чтения его стихов. Что все больше и больше художников пишут его портреты.
И власти не дают толстосумам нынешней эпохи застроить местность помпезными домами и закрыть красивейшие виды на Оке, которые так любил Есенин.
И всё здесь его и о нем. И господский дом, куда он был вхож, а его молодая хозяйка стала прототипом Анны Снегиной.

Приехали.
Дом с мезонином
Немного присел на фасад.
Волнующе пахнет жасмином
Плетнёвый его палисад.

И нынче здесь жасмин и палисад, множество цветов на грядках и в саду.
И дом его родителей, где нынче тоже музей.

Низкий дом с голубыми ставнями,
Не забыть мне тебя никогда,–
Слишком были такими недавними
Отзвучавшие в сумрак года.

До сегодня еще мне снится
Наше поле, луга и лес,
Принакрытые сереньким ситцем
Этих северных бедных небес.

Восхищаться уж я не умею
И пропасть не хотел бы в глуши,
Но, наверно, навеки имею
Нежность грустную русской души.

Полюбил я седых журавлей
С их курлыканьем в тощие дали,
Потому что в просторах полей
Они сытных хлебов не видали.

Только видели березь да цветь,
Да ракитник кривой и безлистый,
Да разбойные слышали свисты,
От которых легко умереть.

Как бы я и хотел не любить,
Все равно не могу научиться,
И под этим дешевеньким ситцем
Ты мила мне, родимая выть.

Потому так и днями недавними
Уж не юные веют года.
Низкий дом с голубыми ставнями,
Не забыть мне тебя никогда.
1924 г.
Поэт любил свою мать и сестер. И хоть сестры были много моложе его, поддерживал их и общался с ними почти до самой смерти. И милые его взору домашние вещи воспевал в стихах.

Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет.

Пишут мне, что ты, тая тревогу,
Загрустила шибко обо мне,
Что ты часто ходишь на дорогу
В старомодном ветхом шушуне.

И тебе в вечернем синем мраке
Часто видится одно и то ж:
Будто кто-то мне в кабацкой драке
Саданул под сердце финский нож.

Ничего, родная! Успокойся.
Это только тягостная бредь.
Не такой уж горький я пропойца,
Чтоб, тебя не видя, умереть.

я по-прежнему такой же нежный
И мечтаю только лишь о том,
Чтоб скорее от тоски мятежной
Воротиться в низенький наш дом.

я вернусь, когда раскинет ветви
По-весеннему наш белый сад.
Только ты меня уж на рассвете
Не буди, как восемь лет назад.

Не буди того, что отмечталось,
Не волнуй того, что не сбылось,-
Слишком раннюю утрату и усталость
Испытать мне в жизни привелось.

И молиться не учи меня. Не надо!
К старому возврата больше нет.
Ты одна мне помощь и отрада,
Ты одна мне несказанный свет.

Так забудь же про свою тревогу,
Не грусти так шибко обо мне.
Не ходи так часто на дорогу
В старомодном ветхом шушуне.
Мать Сергея Есенина переживет его, умрет в 1955 году. И когда ее станут хоронить в одной могиле с сыном, то гроба его там не обнаружат. Узнав об этом, я подумала, хорошо, что мать его об этом не знала, иначе горевала бы еще больше. Но жутко осознавать, что она приходила помянуть сына к пустой могиле. Это же так надо было властям бояться уже мертвого Есенина, правды о его гибели, чтобы даже место его последнего упокоения осквернить.
Сергею в жизни в общем-то везло, любили его многие, у него были любимые женщины, друзья. Маленьким его любил сельский священник, который крестил его и отпевал после смерти. Именно он давал Есенину читать книги из своей библиотеки, а потом дал направление учиться в церковно-приходскую второклассную учительскую школу. И имя, которым нарекли мальчика, тоже выбрал он. В честь Сергия Радонежского крестили Сережу Есенина. И с детьми священника был дружен Сережа.

Интересны витки судьбы Сергея Есенина. Он читал свои стихи великим княжнам, а Татьяна Романова так увлеклась им, так переживала за его судьбу, что благодаря ее ( и не только ее ) поддержке, во время Первой Мировой войны он вместо солдатчины был направлен в Царскосельский военный санитарный поезд санитаром.
В музее прочитала, что на него было заведено 15 уголовных дел. И одно из них – обвинение по статье УК РФ №58.8 в измене Родине. Текст его допроса есть в музее. Читаешь и поражаешься, что только не делали в период НЭПА, чтобы выискать побольше врагов народа. Как только не давили на людей, чтобы оговорить их и заставить подписать против себя обвинение. Может и это повлияло на изменение творческого пути Есенина?
Но к 1923 году стихи его становятся все мрачнее и мрачнее. Один «Черный человек» чего стоит!

Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее ноги
Маячить больше невмочь.
Черный человек,
Черный, черный,
Черный человек
На кровать ко мне садится,
Черный человек
Спать не дает мне всю ночь.
Черный человек
Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной,
Как над усопшим монах,
Читает мне жизнь
Какого-то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх.
Черный человек
Черный, черный...
"Слушай, слушай,-
Бормочет он мне,-
В книге много прекраснейших
Мыслей и планов.
Этот человек
Проживал в стране
Самых отвратительных
Громил и шарлатанов.
В декабре в той стране
Снег до дьявола чист,
И метели заводят
Веселые прялки.
Был человек тот авантюрист,
Но самой высокой
И лучшей марки.
Был он изящен,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою". "
Счастье,- говорил он,-
Есть ловкость ума и рук.
Все неловкие души
За несчастных всегда известны.
Это ничего,
Что много мук
Приносят изломанные
И лживые жесты.
В грозы, в бури,
В житейскую стынь,
При тяжелых утратах
И когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым –
Самое высшее в мире искусство".
"Черный человек!
Ты не смеешь этого!
Ты ведь не на службе
Живешь водолазовой.
Что мне до жизни
Скандального поэта.
Пожалуйста, другим
Читай и рассказывай".
Черный человек
Глядит на меня в упор.
И глаза покрываются
Голубой блевотой.
Словно хочет сказать мне,
Что я жулик и вор,
Так бесстыдно и нагло
Обокравший кого-то.

Отчего это, почему? Откуда такая меланхолия? Тоску заливал спиртным, был задирист и драчлив. И постепенно терял связь с природой и миром. Может поэтому все бежал и бежал куда-то, ехал в дальние дали, чтобы что-то там найти, а не находилось и он еще больше мрачнел. И любови его к женщинам были странные. Ни одна из них не выдержала испытание временем. Жил и словно пользовался женщинами, любил в каком-то идеальном мороке. А как выходил из мрака, понимал, что не любит больше.

Ты меня не любишь, не жалеешь,
Разве я немного не красив?
Не смотря в лицо, от страсти млеешь,
Мне на плечи руки опустив.

Молодая, с чувственным оскалом,
Я с тобой не нежен и не груб.
Расскажи мне, скольких ты ласкала?
Сколько рук ты помнишь? Сколько губ?

Знаю я — они прошли, как тени,
Не коснувшись твоего огня,
Многим ты садилась на колени,
А теперь сидишь вот у меня.

Пусть твои полузакрыты очи
И ты думаешь о ком-нибудь другом,
Я ведь сам люблю тебя не очень,
Утопая в дальнем дорогом.

Этот пыл не называй судьбою,
Легкодумна вспыльчивая связь, —
Как случайно встретился с тобою,
Улыбнусь, спокойно разойдясь.

Да и ты пойдешь своей дорогой
Распылять безрадостные дни,
Только нецелованных не трогай,
Только негоревших не мани.

И когда с другим по переулку
Ты пройдешь, болтая про любовь,
Может быть, я выйду на прогулку,
И с тобою встретимся мы вновь.

Отвернув к другому ближе плечи
И немного наклонившись вниз,
Ты мне скажешь тихо: «Добрый вечер!»
Я отвечу: «Добрый вечер, miss».

И ничто души не потревожит,
И ничто ее не бросит в дрожь, —
Кто любил, уж тот любить не может,
Кто сгорел, того не подожжешь.

…Совсем другое у меня чувство от посещения Константиново. Сравниваю его с посещением Ясной Поляны. Если там настроение было мажорным, атмосфера деловой, то здесь грустно стало. И почему-то еще жальче стало Сергея Есенина. Читатели любят и помнят его, Константиново благоустраивается и хорошеет, музейный комплекс в идеальном состоянии.

Но мне почему-то стыдно за то, что не названы имена его убийц и никто за подлое дело не раскаялся. «Поэт в России больше, чем поэт?» Не думаю, потому что список уничтоженных поэтов можно продолжать и продолжать: А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, В. Маяковский, С. Есенин, В. Нарбут, Б. Лившиц, О. Мандельштам, Н. Гумилёв…
Все фото здесь:https://my.mail.ru/mail/alena_mot/photo/25301