В августе 2006 года я возвращалась домой на поезде, следующем по маршруту Алма-Ата – Санкт-Петербург. Народу как всегда в это время года была тьма тьмущая, а потому при покупке билета мне досталось нижнее боковое место. Обычно такие места стараются не покупать, оно и понятно, почти на дороге у других людей сидишь, все ходят мимо тебя, а если поезд качнет, то запросто могут на тебя и что-то пролить. Поэтому люди стараются купить билет в « домик», все же не на пути у других людей едешь, и создается ощущение закрытости. Но я всегда относилась к странным пассажирам, почему-то люблю именно боковушку, причем нижнее место. Там можно уютно расположиться у окна и всю дорогу наблюдать за окрестностями. А еще прекрасно видно кто идет и куда, по каким делам или мается от безделья. Да и разговоры вагонные именно там хорошо слышно. А мне, любопытной до чертиков, это всегда на руку.
         И вот наш поезд поздним вечером ехал по степям Казахстана, народ вел неспешные беседы, кто-то жаловался на жизнь, кто-то рассказывал о своих радужных планах, а я сидела на своем месте и любовалась на закат. Солнце огненным шаром медленно закатывалось за горизонт, местность становилась темно- коричневой. В вагоне было душно, окна открыты были не везде, потому что в казахстанских поездах понятие свежий воздух отсутствует в принципе. Затем вагоны замедлили свой ход, за окном показалась какая-то станция, и поезд наш остановился. Народ не вышел погулять, потому что был вечер, стоянка была совсем короткой, зато в вагон вошел старичок, который нес в руке какой-то сверток. Он был большим и напоминал раму, тщательно укутанную покрывалом. Оказалось, старичок спешил в соседний « домик». Он поставил портфель на пол, а затем стал осматриваться вокруг в поисках места для своего свертка. Я тоже наблюдала за старичком. Он был благообразен, окладистая бородка обрамляла лицо. На нем , не смотря на жару, был надет костюм. Белоснежные волосы красиво опускались на лоб, живые серые глаза смотрели оценивающе на людей в вагоне , а вот руки мяли покрывало и оберегали от ударов то, что было завернуто в плед. Наконец старичок обратил внимание на мою боковую полку, оценил ее взглядом и двинулся ко мне:
- А вы не позволите мою поклажу поставить тут сбоку? Мне кажется, что она ни вам не помешает, ни другим людям, которые мимо будут идти.
        Я милостиво согласилась, старичок хозяйским выверенным движением поставил свою поклажу, а сам пошел устраиваться на свое место. Проводница принесла ему белье, забрала билет, потом он сходил, переоделся в дорожное, степенно откушал кефир с булочкой и посмотрел в окно.
        А за окном уже во всю светила луна, ее серебристая дорожка освещала путь нашему поезду. Народ засыпал и только я молча смотрела в окно и думала свои думки. Старичок расстелил постель, но ложиться не стал, он посмотрел на меня, потом покачнулся со своего места в мою сторону и спросил:
- А вы далеко едете?
-До конца, в Питер,- ответила я.
-А-а-а-а-а, значит до конца,- подытожил старичок.- Красиво у вас там, наверное?
-Красиво,- подтвердила я. Дедуля тихо подсел на соседнее место напротив меня и я поняла, что сейчас начнутся дорожные разговоры.
А в Казахстан к кому приезжали? – спросил старичок. Он был там мил и благообразен, что я невольно растянула рот в улыбке и решила, что он просто хочет поддержать беседу.
- К маме приезжала, она у меня там живет. Уже стареет…
-А сколько лет вашей маме?- поинтересовался дедушка. Я ему ответила, а он рассмеялся в ответ.
- И ничего она у вас не старая, вот мне, знаете, сколько лет?- весело спросил старичок. А я прикинула, сколько лет может быть такому бодрячку и навскидку назвала его возраст. Дедуля удовлетворенно хмыкнул, потом сощурил глаз, хитрованом посмотрел в мою сторону и продолжил:
- Нет, мне больше, мне уже 73. И знаете, захотелось на склоне лет поехать в детство. Я ведь из Брянской области, нас в начале войны эвакуировали в Казахстан. Мне тогда было около 8 лет. Вот всю эвакуацию мы там прожили, там и похоронку на отца получили. У мамы нас трое было, я младший. А куда возвращаться без мужа, там же все было разорено немцами. Вот мамка решила остаться в Казахстане. Так мы и осели там на всю жизнь. Мои старшие брат и сестра рано работать пошли, надо было матери помогать. А меня мать жалела очень, хотела дать высшее образование, оно же тогда платным было. Вот все они трое и работали, чтобы я выучился. И я стал инженером, не подвел их,- гордо резюмировал дедушка,- а потом на завод поступил работать. Так всю жизнь и проработал на нем. Сначала был мастером, потом инженером цеха, потом начальником участка, потом главным инженером, так и жизнь прошла…Да-а-а-а…
        Дедушка задумался и посмотрел в окно. За окном была уже темная ночь. Видно было, что дедушка спать не собирается, что хочется ему поговорить. А я ловила всей душой его рассказ. Вот так и бывает, что самое сокровенное в таких поездках и встречах можно узнать. Дедушка помолчал, посмотрел на меня и продолжил:
-Теперь-то из моих никого не осталось. И жена моя пять лет как померла, остался я один, да-а-а-а… Без жены совсем скучно стало, места себе не находил. Дети разъехались, у них свои семьи. Они пишут мне, посылки присылают, но у всех свои дела, да-а-а-а. А потом прочитал объявление в местном клубе, что у нас открывают студию «Юный художник». Я и пошел туда. Поначалу удивились очень, студия для детей, а я прошу меня взять туда учиться. Но ничего, уважили. Я же всегда рисовать любил, а вот в жизни времени на это не было. А тут как прорвало меня! Сон потерял, счет времени, только и ждал те занятия. Съездил в Петропавловск в магазин за профессиональными кистями, полотна купил. И знаете, стало у меня получаться! А вот в прошлом году моя персональная выставка была, да! И так, скажу вам, приятно слышать о себе лестные слова, вы и не представляете! И дома у меня теперь те картины ставить негде. И появилась у меня задумка, написать по памяти те места, где детство мое прошло. Вот верите, нет, а сплю и вижу нашу речку, наши поля, наши цветы и снится мне, как я мальчонкой по тем лугам бегаю. И так захотелось поехать туда, спасу нет!
Старичок раскраснелся, на лице его появилось сияние какое-то, я помалкивала, боясь пропустить словечко. Но все же стало мне интересно, куда на нашем поезде может ехать дедушка, он же не ехал на Брянщину. Я и спросила его напрямую:
-А теперь куда едете?
-О-о-о-о, теперь я теперь стал лягушем путешественником,- рассмеялся в бороду дедушка.- Представляете, один из моих друзей детства, тоже с Брянщины, нас вместе эвакуировали в 1941 году Казахстан, пригласил к себе. В школе мы за одной партой учились, и в институте на одном факультете тоже, но потом он по распределению попал на Урал. Так вот он уехал на Урал, я с ним переписываюсь, он зовет к себе в гости, говорит, что все чаще наши места вспоминает, болеет даже. Вот вы на сверточек мой покосились, а знаете что в том сверточке?
      Я улыбнулась, потому что уже со 100% долей вероятности знала, что там его картина. А по моей хитрой мордахе он понял, что я это знаю. Он засиял как начищенный самовар, кивнул головой в знак согласия и продолжил:
- Ну, точно, все верно, картина моя. Хотите, покажу?
        Я хотела, не просто хотела, а была прямо в возбуждении от того, что увижу. А дедушка пошурудил у стеночки, вынул свое полотно, потом осторожно развернул его от пледа и, повернув к окну, спросил: « Узнаете?»
        На картине был луг, вдалеке лес и речка, на лугу росли ромашки, васильки и разные травы. Светило солнце и какая-то пичужка летала над полем. Картина была написана мастерски, словно профессиональный художник писал. Не расскажи мне дедуля о том, как он стал рисовать, я бы и не догадалась даже, что это написал не мастер, а любитель. Теплом и негой повеяло от его работы, я показала большой палец и улыбнулась дедушке. Дедушка довольно засмеялся, а потом резюмировал:
- Я ведь ее написал не просто так, знаете, друг мой детства болеет теперь, вот чтобы ему легче стало, для него и писал. Я в подарок ему везу. Утром наш поезд будет как раз Урал проезжать, там я сойду и к нему поеду. Повидаемся. Я там намерен дня на три задержаться. А потом дальше поеду, на Родину свою поеду, на Брянщину. Да-а-а-а, интересно, как там? Узнаю ли те места? Я ведь ту картину по детским воспоминаниям писал, вот как врезалось в память, так и изобразил, а как там на самом деле окажется, кто его знает…
И дедушка задумчиво посмотрел в окно.
- А почему именно сейчас решили ехать?- не удержалась я от вопроса.
- Почему сейчас?- переспросил дедушка, -А вот посудите сами. Мне лет сколько? 73! Много это или мало? Много, много, барышня. Что дальше нас ждет? Сие неведомо! Сегодня здоровье мое ничего, а как завтра будет –не знаю. Может уже и не смогу никуда ехать. Да и лето к концу подходит. Жары уже нет изнуряющей, так что погода в самый раз! А потом дожди зарядят, потом зима придет, куда там ехать! Да и друг мой зовет, у него хоть и возраст мой, но здоровье уже ни к черту! Так что может и свидимся мы с ним в последний раз…
         Поезд громыхал колесами, самые неугомонные спали и только мы с дедушкой сидели на моем месте друг напротив друга. На столе лежала недочитанная мной книга, а картина дедушки стояла на полу, прислоненная к соседней кровати. На ней переливами отражался свет луны и редких фонарей, когда мы проезжали очередную станцию. И мне так хотелось, чтобы на Брянщине все оказалось именно так, как помнил этот милый старичок.
         Угомонились мы только под утро, я помогла дедуле запаковать его картину в плед, завязать ее бечевкой, помочь собрать его нехитрый скарб, а утром он тихо покинул наш вагон, выйдя на своей станции.