Это цитата сообщения дубыня Оригинальное сообщение
ФУНКЦИИ СВЕЧИ В ОБРЯДАХ. ЧАСТЬ 2.
Важность скрупулезного соблюдения живыми всех обрядовых действий со смертной свечой не вызывала сомнений.
Равно как и обязательное выполнение последующих ритуальных действий, поддерживающих норму и исключающих ее нарушение, таких как:
ежегодное, еще недавно предпринимавшееся русскими повсеместно «прочищение глаз родителям» — обметание («опахивание») зеленью могил на Троицу;
соблюдение общеизвестного у славян правила хоронить до полудня, «чтобы покойнику довелось еще завидеть света»;
строгое соблюдение запретов заниматься женскими работами, связанными не только с обработкой льна, конопли и шерсти (трепать, чесать, мыть, прясть, ткать и т. д.), но и со стиркой, и с уборкой дома (белить, подметать, выгребать золу из печи и т. д.) в определенные дни, чтобы тем или иным способом не «замусорить» глаз родителям, не лишить их зрения.
Несоблюдение упомянутых запретов, напрямую зависящих от живых, не только лишало умерших зрения, возможности видеть: сновать нельзя — «заснуешь очи на том свт» (Житомир.), прясть и ткать нельзя — «на тым свете пыль летит в очи тым мэртвым» (полес.), выгребать золу из печи нельзя —она же засыплет глаза умершим (орлов.), белить в доме нельзя — «покойнкови глинкою очи заллеш» (Ветлы) и т. п., но и сбивало их с пути, лишало возможности благополучного перехода, например: кто снует в субботу — «дедам дорогу заснувае», а в поминальные дни это чревато тем, что «будут мерлые снавацца в деревне» и «душа [тому що вочи заливають] будэ плакаты».
Мотивы виденья (зрения/слепоты) и знания пути (=доли, судьбы), по которому следует идти душе умершего, оказываются, таким образом, тесно взаимосвязаны (ср. с сербским проклятием: «Не дао му Бог cpehe ни при смрти свеЬе» [Не дай ему Бог ни счастья, ни смертной свечи]).
Перспектива того, что душа умершего может застрять на переходе отягощалась еще и страхом, что, никуда не попав и ожесточившись, умерший станет вампиром и начнет беспокоить живых.
Во многих славянских традициях в качестве апотропея и средства против превращения умершего в вампира сразу после смерти в изголовье (!) или в руки (!) покойного ставили горящую свечу, причем свеча должна была гореть постоянно.
В северо-западной Болгарии, например, было принято устанавливать в изголовье умершего так называемую ламбаду — особую большую свечу, которой суждено было гореть денно и нощно все то время, пока мертвец находился в доме, а затем и в церкви во время отпевания и вплоть до самого момента погребения; эту же свечу зажигали затем и на всех поминках, включая 40-й день. А в юго-западной Болгарии, чтобы защитить дом от вампира, над умершим ставили на гребень свечи и зажигали.
Кроме горящей свечи, чтобы избежать превращения покойника в вампира, использовались такие средства, как земля (разумеется, освященная), которую сыпали умершему на грудь (боен., герцегов.), железо — клали ему под голову нож (макед.), крест, который наносили на тело умершего не застывшим свечным воском (хорв.).
Восковые кресты и специальные амулеты из воска, похоже, считались сильным апотропеическим средством, так как были достаточно широко распространены у всех славян: болгары восковой крестик возлагали взрослому умершему на руки, а покойнику-ребенку — на лицо (Фракия), украинцы на груди покойного оставляли восковой крестик, а в руку ему вставляли свечу (Покутье), поляки прилепляли на шею усопшему пять шариков из воска (Быдгощ.), а у сербов было в ходу опоясывание умершего тонкой свечой по голому телу. У болгар применялся не менее уникальный прием: чтобы не были видны зубы (чтобы тем самым не спровоцировать их рост и приобретение ими хорошо известной «железной» крепости), уже обмытому, обряженному и уложенному по всем правилам покойнику между губами (горизонтально) засовывали восковую свечу.
Видимо, как с защитной, так и с очистительной целью белорусы окуривали свечным воском уже готовый гроб (могилев.). А пламя свечи, случалось, использовалось южными славянами (наряду с разрыванием руками, использованием заостренного камня и т. п.) для «разрезания» холста, предназначенного на саван.
Еще одной причиной превращения покойного в вампира, и она хорошо известна как южным, так и западным славянам, были открытые глаза — «покойники, погребенные с открытыми глазами, становятся вампирами». После наступления смерти запрет смотреть на отражающие поверхности переходит на оставшихся в доме живых и жестко соблюдается, особенно в первые дни траура, пока умерший находится в доме (завешанные зеркала, вылитая вода и т. п.).
Страх встретиться взглядом с глазами умершего заставляет живых позаботиться, чтобы они были закрыты (древняя погребальная маска, воздух, повязка, медные монеты и т. п.). Западные славяне, например, покойнику, которого подозревали как потенциального вампира, завязывали глаза платком, чтобы лишить его возможности (видеть) вредить живым после смерти (пол.); а у восточных славян, чтоб обезвредить опасного покойника, священник непосредственно перед погребением высыпал жар из кадильницы в гроб, прямо умершему на глаза — «значыть, чоловик той быу калдун, чародей».
Всем славянам знакомо представление, что, если у покойника остались открытыми глаза, значит, следует ждать новых смертей (русская примета так и трактует — покойник-де «следующего высматривает» (в вариантах повеем.)).
В южнославянских верованиях открытые глаза у покойника — это также верный знак, что в доме будет еще смерть, но, кроме того, к примете возможно пояснение: открытые в момент смерти глаза означают, что покойник уносит с собой в могилу обиду (то, что не освободившиеся перед смертью от обид становятся неблагополучными, ходящими покойниками, является очень распространенным верованием). «Мертвец не довжен позирать. Щоб був хороший (т. е. не досаждающий живым. — А. Я.) мертвец, йому очи закривають. Як не поправить, то вон потим сниться, обижаеться: „Чого ж ви мени не поправили?"» (ровен.).
И раз нормальные покойники должны на том свете видеть, а неблагополучные не должны, то прямой заботой живых является, чтобы тот,кому положено, видел, а тот, кому не положено, нет. Таким образом, о зрении умершего продолжали печься на протяжении всего похоронного цикла, включая период обязательных поминок (конкретного умершего), а также далее во время общепринятых поминальных дней.
Итак, глаза умершего должны быть закрыты, а свет в помещении, где он находится, должен гореть: «Всю ночь следили, чтобы не погасла свеча возле покойника... Покойник не должен оставаться ночью один и в темноте». Эти ночные бдения у мертвого тела хорошо знакомы всем восточным славянам, это называлось «караулить душу» (рус.) или «стерегти душу», «щоб чортяка не зробив яш капост над мертвым...» (укр.): «Ночью в некоторых местностях женщины, обмывавшие покойника, оплакивают его, в других — поют „псалмы", духовные стихи, или читают псалтырь, или просто ведут мирные беседы, а иногда и молчат...».
Есть свидетельства, что у южных славян сохранился обычай ночного бдения с огнем, но в несколько измененной форме — это известное «зажигание» — поддержание зажженного огня во дворе вечером. Нечто подобное «зажиганию» можно наблюдать у румын, а аналог «карауленья души» четко фиксируется у карелов («Спасибо, большое спасибо, что пришли бодрствовать белыми ночами, сидеть при восковых свечах. Не сочли за тяжелый труд, не пожалели времени, спасибо, что собрались на эти ночи в одну артель, в одном мшистом срубе на время отхода к сильным прародителям...» — так родственница покойного выражала в плаче благодарность всем, кто приходил проститься с усопшим и бодрствовать у тела по ночам).
«Карауленье» по сути дела было бодрствованием по ночам и расценивалось как запрет спать, когда в доме находится покойник, потому что душа умершего, согласно традиционному представлению, первое время (первые трое суток) находится неподалеку от тела. Поэтому, если смерть (особенно смерть хозяина или хозяйки дома) происходила в ночь, у восточных и западных славян был обычай будить всех домочадцев (что, разумеется, сопровождалось зажжением огня), так как присутствие души умершего считалось опасным для спящих — она может увлечь за собой их покинувшие спящее тело души, ведь сон так похож на смерть. Известно, что обычай будить распространялся на все живые объекты, принадлежащие семье: будили и объявляли о смерти хозяина или хозяйки домашнему скоту, птице, плодовым деревьям, пчелам.
В большинстве случаев традиция предполагала не ограничивать ночное бдение с огнем моментом погребения (если в бытовых мифологических рассказах обычно фигурирует сюжетный ход 'ночь/три ночи возле мертвеца', то в сказках более традиционным будет 'ночь/три ночи на могиле'). Видимо, бодрствование с огнем возле/для покойника имело целью не только защитить умершего огнем (светом) и своим присутствием от демонических существ «иного» мира, но опять же очистить его, обеспечив тем самым благополучный переход и утверждение в светлом («райском») месте, и уже через это обезопасить от него самих себя.
В Сербии есть обычай класть в гроб или на могилу несколько угольков, реже поджигали немного соломы. Считалось, что это помогает мертвому попасть на «тот» свет, куда он в этом случае отправлялся очистившимися. А у болгар было принято, чтобы священник перед погребением непременно «...да е осветил гроба [...освятил могилу]».
Кроме того, у болгар известен обряд «обжигания» («опаляне») покойника или могилы, который совершали в превентивных целях: «чтобы мертвый не встал из гроба», «не стал вампиром». Обряд совершали исключительно женщины, родственницы покойного, в полном молчании и, как правило, до восхода солнца (в крайнем случае — после захода или после полудня).
Известен запрет совершать этот обряд на пасхальной неделе. Обычно огонь зажигали на 3-й день после смерти (намного реже случалось, что обряд проводили в день погребения или на 40-й день, и тогда использовали 40 свечей, потому что «столько всего святых, которые помогут умершему перейти в нужное место» (?)). Женщины обходили вокруг тела, или могилы, если погребение уже состоялось, и выкладывали круг из пакли (ваты или ниток), который затем поджигали. В северо-западных областях после этого в землю втыкали свечи, «чтобы в могиле было светло». Данные обряды связывают с трупосожжением, бытовавшим у древних славян, а также с одним из этапов обряда перехода, где огненный круг символизировал границу между мирами.
Обычай обжигания, чтобы очистить умершего и обеспечить ему благополучный переход, в русской традиции фактически отсутствует, но с ним частично может быть сопоставлен русский обычай «отпущения души», который мог как бы завершать собой основной этап перехода, и исполнял его обычно священник: «В сороковой день священник отпускает душу, и она отправляется в уготованное для нее место...», а мог быть проведен в самом начале перехода, и исполнялся в таком случае только своими, внутрисемейно, без посредника в лице священника, что в данном случае, возможно, свидетельствует о более древней форме: в ряде губерний дореволюционной России отпускание души происходило сразу по смерти и требовало участия всех родичей, а также обязательного зажжения ими свечей: «...после смерти домочадца, все, кто находился в избе, взяв по зажженной свече, выходили за ворота дома и молились на восток — „отпускали душку"».
На территории Рязанской обл. обычай «отпускать душу» активно сохранялся вплоть до 1930-х гг., причем выход всех домочадцев с зажженными свечами к воротам сопровождался там обязательным плачем, а соседи, «слыша плач, крестились и приговаривали: „Кончился, дай ему Бог Царство Небесное, рай пресветлый, хороший был человек"».
Заметим, что в таком виде обряд мог проводится и на «сороковины», в общепринятый для «последних проводов» срок. Стоит упомянуть, что у болгар среди принятых ритуальных действий сорокового дня также устраивалось общее моление, напоминающее по сути своей «отпускание души»: в заключение поминальной трапезы, когда к столу выносилась в горшочке обязательная вареная пшеница (= кутья), все присутствующие вставали и каждый, стоя, с горящей свечой в руке, вслед за священником молился о душе покойного... — «Тая душа що починала, Бог да я прости [Душу новопреставленного раба Твоего, прости, Господи]».
Во многих местах Рязанщины был зафиксирован обряд «совершение кануна», который безусловно должен был восприниматься как этап очищения души умершего и подготовки его благополучного перехода. Согласно описаниям, около обмытого и обряженного покойника устанавливался с понятной ориентировкой на передний угол столик («канунница»), на который ставили «стаканчик с медом и прикрепленной к нему свечкой, а также плошку с солью и свечой и буханку хлеба, объясняя это тем, что как встречают человека, так и провожают хлебом и солью. Рядом ставили небольшую чашку с зерном и воткнутыми в нее свечами...» (Шац. р-н). Свечи горели на кануннице и во время службы, и все то время, пока покойный находился в доме. Бывало, что на совершение этого обряда уходило «штук двести свечей». После погребения мед с канунницы, как правило, относили в церковь, где он стоял до 40-го дня, а зерно уносили на кладбище и рассыпали по могилам.
Еще одним довольно специфическим компонентом похоронного обряда, который распространен в русской традиции и о котором в других славянских традициях упоминаний не встретилось, была так называемая встреча. «При выносе покойника из дома родственники покойника берут с собой стречу, встречник, первую встречу, перву встречу, подорожну, стрешник — обычно это пшеничный пирог или кусок холста, в который завернуты восковая свеча и монета — и дарят первому встречному. Это делают для того, чтобы покойному простился его первый тяжкий грех. Получивший «перву встречу» считается счастливым: на том свете его будет первым встречать покойный, загораживая от «плохих путей» в ад и постилая холст на пути к местам блаженства».
«Встреча» не является единичным случаем проявления взаимной заботы в отношениях живого с мертвым, эта же взаимность просматривается, например, в сопровождении покойного к храму на отпевание и до самой могилы с зажженными свечами в руках, что считалось важным не только для души умершего, но также и для собственной души каждого провожавшего, потому что в рай идут те, кто «во гробе умерших со свечами провожали до Божьей до церкви, до сырой земли...»; а у В. И. Даля встречается еще более определенное «кого проводишь со свечой, тот тебя и встретит со свечой (говорят там, где обычай ставить ко гробу в церкви свечи)».
В конечном счете с этим принципом взаимности связан и обычай ставить свечи за души умерших, ведь, как известно, сами они о себе помолиться не могут, но ждут поминовения от (своих) живых, за которых «молятся там денно и нощно...». Согласно некоторым представлениям, бытующим в народном православии (если судить по текстам обмираний), в мире «ином» как центр земли обетованной высится небесный храм, куда умершие приходят молиться за живых. Там и самим им можно очищаться от грехов, но доступно это «только тому, за кого на земле молятся Богу и подают за него бескровную жертву».
Остается добавить, что церковь небесная отличается от земной необыкновенной красотой и размерами, а также тем, что вся она наполнена светом, так как свечи горят в ней бесконечными рядами и «как у моря не видно другого берега, так и я не могла глазами найти конца свечам...».
Во время ритуалов поминовения огонь и свет продолжали играть важную роль, причем свеча здесь, как и прежде, остается полифункциональной. У всех славян в той или иной степени можно найти свидетельства, что поминальные свечи использовались ими в качестве атрибута, необходимого для обретения (или поддержания) душой умершего той нормы, с которой связывалось желанное упокоение в мире «ином».
Так, например, у русских, чтобы «отмолить» грешную душу, «нужно три года на Пасху освятить 40 яиц и купить 40 свечей, 2 коробки спичек. Осветить надо первым, чтобы успеть раздать, это следует встать с краю, где начинает священник святить, и потом раздать, кому яйцо, кому свечу зажжену. Зажигать отдельной спичкой. Если это выполнить, то через семь лет их Господь выведет из ада».
У болгар, которые сохранили поминальные сроки в беспрецедентном объеме, — в 3, 9, 20, 40-й день, в 3, 6, 9-й месяц, а также и в 3, 5, 7, 9-й год после смерти родные отправлялись на кладбище, поливали могилу водой и вином, зажигали свечи и раздавали людям кутью и хлеб. Сербские женщины на «задушницы» (осенние и весенние поминальные дни) также поливали могилы родственников и зажигали свечи за упокой их душ.
А в Македонии в годовщину смерти или на Троицу на могиле родича возводили с помощью соседей «дом» (приклад), который складывали из плоских камней и делали в нем «окошко», куда обязательно ставили зажженную свечу. У западных славян было принято непременное посещение кладбища ранним утром 1 марта с зажженными факелами, где по умершим служили панихиды и оставляли на могилах угощение, а словаки и моравы традиционно зажигали свечи на могилах родственников на Акиндина и Пегасия (2 ноября) на так называемые душечки, второй день праздника всех святых и т. д.
Таким образом, поминовением можно облегчить участь умерших, поддержать их молитвами, подаянием и зажигаемыми «за их души» свечами, причем не только на могилах, на кладбище, но в церкви и в первую очередь перед ликом той, которая всегда являлась безусловной защитницей мертвых душ — Богородицы.
У боснийских сербов бытует поверье, что из свечей, поставленных Матери Божией за души покойников, она плетет сеть, с помощью которой извлекает несчастные души из ада и помещает их в рай. Почти такое же поверье было распространено на Западной Украине, там женщины считали, что при вытаскивании конопли из воды хоть одно перевясло надо бросить по течению для Богородицы. Из такой конопли Богородица прядет нити и сплетает сеть, которую она затем забрасывает в адское пекло и вытаскивает оттуда не очень грешные души. С этим представлением явно перекликается одна из болгарских легенд, в которой рассказывается, как однажды «Божа майка» заснула, но ее разбудил св. Петр, чтобы показать чудо: спасенные молитвами грешники переходят из ада в рай по тонкому конопляному волокну.
А.В.НИКИТИНА. ФУНКЦИИ СВЕЧИ В ОБРЯДАХ, СВЯЗАННЫХ СО СМЕРТЬЮ, ПОГРЕБЕНИЕМ И ПОМИНОВЕНИЕМ.