[548x700]

В конце октября 1826 года Веневитинов отправляется в Петербург – его переводят в Азиатский департамент Министерства иностранных дел. Эти последние месяцы его жизни чрезвычайно насыщены. По воспоминаниям Фёдора Хомякова, Веневитинов работает бесконечно. Федор Хомяков восторженно писал своему знаменитому впоследствии брату Алексею:

"Хотелось бы для твоего исправления, чтобы ты пожил с нами здесь, посмотрел на Дмитрия. Это - чудо, а не человек; я перед ним благоговею. Представь себе, что у него в 24 часах, из которых составлены сутки, не пропадает ни минуты, ни полминуты. Ум, воображение и чувство в беспрестанной деятельности. Как скоро он встал, и до самого того времени, как он выезжает, он или пишет, или бормочет новые стихи; приехал из гостей, весело ли ему были или скучно, опять за то же принимается, и это продолжается обыкновенно до 3-х часов ночи... Он редко читает, гулять никогда не ходит, выезжает только по обязанности".

Когда министр иностранных дел Нессельроде пожелал узнать мнение директора Азиатского департамента Родофиникина о Веневитинове, тот отозвался о нём, как о человеке, подающем большие надежды, и прибавил: «Но он недолго пробудет с нами. У него смерть в глазах. Он скоро умрёт». Разговор случился за два месяца до смерти Веневитинова.

К моему перстню 

Ты был отрыт в могиле пыльной,
Любви глашатай вековой,
И снова пыли ты могильной
Завещан будешь, перстень мой.
Но не любовь теперь тобой
Благословила пламень вечный
И над тобой, в тоске сердечной,
Святой обет произнесла…
Нет! дружба в горький час прощанья
Любви рыдающей дала
Тебя залогом состраданья.
О, будь мой верный талисман!
Храни меня от тяжких ран,
И света, и толпы ничтожной,
От едкой жажды славы ложной,
От обольстительной мечты
И от душевной пустоты.
В часы холодного сомненья
Надеждой сердце оживи,
И если в скорбях заточенья,
Вдали от ангела любви,
Оно замыслит преступленье, –
Ты дивной силой укроти
Порывы страсти безнадежной
И от груди моей мятежной
Свинец безумства отврати.
Когда же я в час смерти буду
Прощаться с тем, что здесь люблю,
Тебя в прощанье не забуду:
Тогда я друга умолю,
Чтоб он с моей руки холодной
Тебя, мой перстень, не снимал,
Чтоб нас и гроб не разлучал.
И просьба будет не бесплодна:
Он подтвердит обет мне свой
Словами клятвы роковой.
Века промчатся, и быть может,
Что кто-нибудь мой прах встревожит
И в нем тебя отроет вновь;
И снова робкая любовь
Тебе прошепчет суеверно
Слова мучительных страстей,
И вновь ты другом будешь ей,
Как был и мне, мой перстень верный.

Когда были написаны эти стихи, Веневитинову оставалось жить считанные дни. В начале марта 1827 года он танцевал на балу, а после, разгоряченный, перебежал через двор к себе во флигель в едва накинутой шинели. Простуда оказалась смертельной. 15 марта Веневитинова не стало. В минуту агонии его друг, Федор Хомяков, брат поэта Алексея Хомякова, надел перстень на палец умирающего.

Простосердечный сын свободы,
Для чувств он жизни не щадил;
И верные черты природы
Он часто списывать любил.
Он верил тёмным предсказаньям,
И талисманам, и любви,
И неестественным желаньям
Он отдал в жертву дни свои.

И в нём душа запас хранила
Блаженства, муки и страстей.
Он умер. Здесь его могила.
Он не был создан для людей.

Лермонтов, 1830

 

Какие думы в глубине
Его души таились, зрели?
Когда б они сказалися вполне,
Кого б мы в нём, друзья, узрели?

Но он, наш северный поэт,
Как юный лебедь величавый,
Средь волн тоскуя, песню славы
Едва начал — и стих средь юных лет!

30 октября 1830 г.
Алексей Васильевич Кольцов

УМИРАЮЩИЙ ХУДОЖНИК
На смерть Д.В.Веневитинова

Все впечатленья в звук и цвет
И слово стройное теснились,
И музы юношей гордились
И говорили: "Он поэт!.."
Но нет,- едва лучи денницы
Моей коснулися зеницы –
И свет во взорах потемнел;
Плод жизни свеян недоспелый!
Нет! Снов небесных кистью смелой
Одушевить я не успел;
Глас песни, мною недопетой,
Не дозвучит в земных струнах,
И я - в нетление одетый –
Ее дослышу в небесах.
Но на земле, где в чистый пламень
Огня души я не излил,
Я умер весь... И грубый камень,
Обычный кров немых могил,
На череп мой остывший лжет
И соплеменнику не скажет
Что рано выпала из рук
Едва настроенная лира,
И не успел я в стройный звук
Излить красу и стройность мира.

Александр Одоевский, 1828, Чита

Второго апреля 1827 года Пушкин и Мицкевич «провожали гроб Веневитинова и плакали об нем, как и другие». Пушкин глубоко сожалел, что «так рано умер чудный поэт»: современники передают восклицание Пушкина: «Как вы допустили его умереть?». О его смерти Пушкин вспомнил в рецензии на альманах «Денница» (1830).

[384x314]

На надгробной плите была начертана эпитафия: «Как знал он жизнь, как мало жил».

[300x220]

Надгробие над могилами Веневитиновых в Симоновом монастыре

[300x400]

А. М. Васнецов. Облака и золотые купола. Вид Симонова монастыря в Москве. 1920

В январе 1930 года, Симонов монастырь, в котором похоронили Веневитинова, был взорван, чтобы на освободившемся месте построить Дворец культуры. На 22 июля назначили эксгумацию останков поэта. «Череп Веневитинова, – записала М.Ю. Барановская, сотрудница Исторического музея, – удивил антропологов своим сильным развитием. Поразила музыкальность пальцев. С безымянного пальца правой руки был снят бронзовый перстень, принадлежавший поэту». Перстень Веневитинова передали в Литературный музей. «Насколько я знаю иконографию, поэт был самым красивым из русских, да, пожалуй, и зарубежных писателей. Красоту и благородство его лица можно сравнить, пожалуй, только с Байроном. И подумать только, ему не было и двадцати двух лет!», – добавила Барановская.

[700x525]